Наталия Венкстерн - Под стенами замков

• Название: Под стенами замков
• Автор: Наталия Венкстерн
• Издательство: Работник просвещения
• Жанр: Детская проза
• Год: 1929

Историческая повесть о событиях в средневековой Франции времен Людовика VII.

Издание 1929 г.

---

Филипп, стоя в течение всего пира за креслом своего господина, один изо всех присутствовавших не был опьянен вином. С бессильной яростью взирал он на все происходившее. Рожэ, не забывший своего гнева, мстил мальчику в течение всего вечера мелкими унижениями. Он беспрестанно ронял под стол нож, забавляясь тем, как мальчик ползал на четвереньках в поисках его, он несколько раз выплескивал ему в лицо остатки своего вина из стакана. Гости громким смехом приветствовали эти плоские шутки прелата. Мальчик, сжав губы, терпел. Жажда мести, старинная ненависть его к епископу, казалось, переполнили в этот вечер меру его терпения.

Филипп бил сын бедного рыцаря, бывшего в вассальной зависимости от епископа. Отец его владел маленьким леном и честно служил своему сюзерену оружием. Но однажды, когда Филипп был еще ребенком, Рожэ повздорил с его отцом. Размолвка превратилась в ссору, и епископ решил отомстить непокорному вассалу.

Среди глубокой ночи окружил он замок отца Филиппа и после короткой осады предал его огню. Вся семья погибла кроме Филиппа, которому было в то время два года.

У мальчика были кудрявые льняные волосы и хорошенькое личико. Епископу показалось забавным беспечное равнодушие, с каким взирал он на происходящее. Кто-то из слуг епископа вытащил его из огня и посадил на траву по другую сторону крепостного рва напротив пылающего замка, и мальчик радовался веселому огню. Среди прочей добычи, взятой у непокорного вассала, среди лошадей, собак, ценного оружия, до которого епископ был большим охотником, Филиппа также забрали в епископство.

Первые годы провел он на кухне среди беспутной челяди прелата. Но его красивое лицо, ловкость и остроумие привлекали к нему всеобщее внимание. Соскучившись, епископ призывал мальчика и играл с ним, как с забавным зверьком. Он не забывал, что мальчик сын рыцаря, и это отчасти послужило к тому, что мальчик в тринадцать лет был возведен в должность пажа.

К несчастью, этот почет совпал как раз со странной переменой в характере мальчика: внезапно он стал проявлять задумчивость, сделался молчаливым и замкнутым. Епископ, если бы давал себе труд обратить внимание на своего слугу, мог бы легко заметить упрямую складку около рта Филиппа, когда он с покорным видом выслушивал его приказания. Но епископу не было ни малейшей охоты занимать свою голову подобными наблюдениями — мальчик просто-напросто надоел ему, и краткая милость к Филиппу заменилась со стороны господина насмешками, переходившими иногда в настоящее гонение.

Такая перемена не замедлила отразиться и на отношении всех прочих обитателей замка; малейший промах вменялся мальчику в тяжелое преступление, на него старались взвалить самую тяжелую работу, а один из гостивших у епископа рыцарей в веселую минуту припомнил детство Филиппа и дал ему прозвище, которое все нашли очень остроумным. Пажа прозвали «Филипп Погорелец».

Ужин приходил к концу; гости были пьяны, некоторые из них храпели на полу, другие во все горло распевали песни; слуги, воспользовавшись опьянением господ, тут же, в углу комнаты, доедали остатки блюд. Один епископ да друзья его Ретель и Русси более или менее сохраняли ясное сознание. Но, однако, и на них вино оказало свое действие, и они, забыв предосторожность, почти громко продолжали беседу, веденную с такими предосторожностями в башне.

Сначала Филипп, стоя за стулом Рожэ, мало обращал внимания на их слова, но некоторые обрывки фраз, долетавшие до него, пробудили его любопытство.

— Главное, застать их врасплох, — говорил Ретель.

— Иначе, как знать, они могут найти помощь в ком-нибудь из рыцарей, враждующих с нами, прибавил Русси.

— Рыцарей я не боюсь: им невыгодно поддерживать коммуну, — веско заметил епископ, — важно лишь, чтобы король не узнал о наших намерениях. Раньше пяти дней или даже недели мы не будем готовы к походу; это большой срок, и, если выпустить всех этих пьяных болтунов из замка, они могут, во-первых, отказаться от своего намерения и, во-вторых, проболтаться о том, что здесь происходило. А вы знаете, что у молвы есть крылья: король узнает и может двинуть против нас свои войска. Одна весть о приближении их придаст силу нашим противникам, а, главное, укрепит их уверенность в своей правоте.

— Так вы намерены всех ваших гостей держать взаперти до похода? — спросил Ретель.

Епископ засмеялся.

— О, не беспокоитесь, я не закую их в цепи и не запру в подвалах; мое намерение гораздо более мягко и человеколюбиво, и исполнение его, я не сомневаюсь в том, доставит большое удовольствие гостям. Неделя празднеств, попоек и веселых ужинов, во время которой соберутся все наши силы, и затем мы выступаем. Я не сомневаюсь, что люди Лана предчувствуют мое появление, но что могут они противопоставить нашей кавалерии?.. Право, я думаю, что их оружие — вилы и лопаты — годится лишь для сражения с домашним скотом, а совсем не для устрашения вассалов епископа де Розуа.

При этих словах епископ, размахивавший в воодушевлении руками, широким рукавом своего кафтана задел стоявший перед ним серебряный кубок, который со звоном покатился на пол. Филипп нагнулся и поднял его. Его глаза встретились с глазами епископа, горевшими пьяным возбуждением.

— Ты опять подслушиваешь нашу беседу? — спросил он грозно нахмурившись.

— Ваша милость не приказывали мне отходить от стола.

— Разговаривать?

Ретель и Русси захохотали, предвидя потасовку, но паж сильно побледнел и отступил на два шага. Пьяная физиономия епископа выражала ярость. Филипп давно знал свойство Рожэ проявлять опьянение злобными и жестокими выходками. До сих нор ему удавалось избегнуть побоев.

Он давно сказал самому себе, что лучше согласится умереть, чем позволит ударить себя. Мальчик, пропитанный насквозь понятиями рыцарства, полагал в этом честь свою. Он не представлял себе, как часто эти самые рыцари соглашались на худшие унижения ради подарков и денег. В его представлении рыцарское достоинство обязывало к благородству и гордости.

— Этот мальчишка, — воскликнул между тем епископ, — поклялся отравить мое существование. Он следит за мной как тень, попадается мне на каждом шагу. Смотрите, какие у него подлые змеиные глаза.

— Проучить его надо! — закричал Ретель.

— Высечь, как раба! — прибавил Русси.

Филипп весь затрепетал и протянул обе руки вперед для защиты.

Некоторые из рыцарей, привлеченные шумом, бросили песни и обратились в сторону епископа. Он же, поджигаемым всеобщим хохотом и криком, стал подниматься из-за стола, опираясь одной рукой, украшенной перстнями, на стол.

Только в тот момент, когда ему пришлось сделать движение, сказалось огромное количество выпитого им вина. Комната кружилась в его глазах, пол, казалось, скользил из-под ног; однако желание показать гостям свою власть над слабым мальчиком было слишком сильно, чтобы отказаться от него по такому ничтожному поводу.

Он сделал над собой усилие, рука его побелела от напряжения; другой рукой, сжатой в кулак, он размахнулся изо всех сил, готовясь ударить мальчика по лицу. Этот удар сильной руки, украшенной к тому же тяжеловесными кольцами, мог размозжить череп мальчика или во всяком случае произвести тяжелое увечье. Наступила минута молчания, даже пьяные слуги прервали свой торопливый ужин и наблюдали страшную сцену.

Вдруг произошло что-то неожиданное. Занесенная рука провела в воздухе резкую линию; мальчик с ловкостью обезьяны присел на корточки и отпрыгнул в сторону. Рожэ, увлеченный тяжестью собственного тела, грузно упал на пол, ударившись лбом об угол камина.

Дикий хохот, крики и восклицания, как гром, разразились в комнате. Опьяневшие рыцари, забыв всякое уважение к высокому сану хозяина, катались от смеха, глядя на его длинную фигуру, лежащую на полу и делающую тщетные попытки подняться. Кто-то из слуг кинулся поднимать его. В довершение смятения собака, спавшая у камина, громко залаяла, испуганная неожиданным шумом.

Филипп, бледный и дрожащий, наблюдал эту комическую сцену, наводившую на него ужас. Епископ никогда не простит ему такого унижения. Это было ясно. Позорное наказание, заключение в подвал, кандалы, а, может быть, и смерть — вот страшные картины, которые вихрем пронеслись в его голове.

Занятые епископом гости на миг забыли о нем. Пьяные слуги тоже не обращали на него внимания. Скорей прочь отсюда!

Филипп едва отдавал себе отчет в своих действиях; как тень скользнул он вдоль стены к двери и пока несся за ним вслед еще не умолкший смех, брань и крики, он уже мчался по лестницам и коридорам замка во двор, чувствуя, что лишь где-то далеко, вне замка, может он еще надеяться сохранить жизнь.

Мост был поднят; двое вооруженных часовых прохаживались у ворот с алебардами на плечах; по всей вероятности, только они одни не были пьяны. Они не обратили внимания на тоненькую фигурку мальчика, мечущегося со дворе в поисках лазейки.