Елена Михалкова - Бумажный занавес, стеклянная корона

• Название: Бумажный занавес, стеклянная корона
• Автор: Елена Михалкова
• Жанр: Детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-097455-9

Новый настоящий детектив Елены Михалковой

Асе Катунцевой можно только позавидовать: выиграла не просто ужин с кумиром всей страны, а еще и в кругу звезд первой величины! Кто же знал, что вечеринка, начинавшаяся так хорошо, закончится убийством, а блистающий мир шоу-бизнеса, стоит взглянуть на него попристальней, покажет ей свои самые неприглядные стороны. Да еще в скандал внезапно оказывается замешан частный детектив Сергей Бабкин. Вдвоем с Макаром Илюшиным им придется погрузиться в расследование, чтобы осколки стеклянной короны, соскользнувшей с головы поп-идола, не поранили тех, кто ни в чем не виноват.

Какие тайны оберегают от посторонних глаз любимцы публики? Действительно ли жизнь звезд так беззаботна и радужна, как кажется из зрительного зала? И что скрыто за богато украшенным бумажным занавесом? Читайте в новом детективе Елены Михалковой!

---

– Как вы собираетесь удержать здесь… – начал было Илюшин, но Грегорович перебил его:

– Предоставь это решить мне. Веди свое расследование, только, ради аллаха, сделай все быстро. У меня хватит связей, чтобы пока закрыть всем рты. На сорок восемь часов я придержу полицию.

Бабкин недоверчиво уставился на певца. Но тот, похоже, не бравировал и не шутил.

– В каком смысле придержите? – не удержался Сергей.

Грегорович снисходительно пожал плечами.

– Люди уже работают, – напомнил Макар.

– Пусть работают, – великодушно разрешил Богдан. – Улики там собирают, или как его… отпечатки. А потом исчезнут. Если кто-нибудь из них проболтается журналистам, его, голубчика, вышибут с работы скорее, чем он успеет вздрогнуть. Это я обсудил с…

Он назвал фамилию, и вздрогнул уже сам Бабкин.

– Все результаты экспертиз и прочее попадет к вам, – дополнил камердинер. – Все, что знает следователь, будете знать и вы.

– В этом нет ни малейшего смысла, – терпеливо повторил Макар. – Мы ведь не зря специализируемся на розыске пропавших людей. Потому что этим вопросом наша полиция в действительности толком не занимается. Но подряжать нас на расследование убийства – попусту тратить ваши деньги и наше время. Что мы сможем? Только побеседовать с гостями. То же самое сделает и следователь. Только он, в отличие от нас, еще располагает всеми уликами, результатами экспертиз и тому подобным, вплоть до анализа волос, ногтей и отпечатков. У нас нет даже сотой части подобных возможностей. Мы вам не нужны.

– По большому счету, – подал голос Бабкин, – задача чисто техническая. Убийство было спонтанное, я уверен в этом процентов на девяносто. Кто-то зашел за парнем в оранжерею, убил его и сбежал. При таком раскладе не до того, чтобы подчищать за собой следы. По ним его и возьмут.

Повисла пауза. Кеша молчал, то ли исчерпав аргументы, то ли подбирая новые. Бабкин поймал себя на том, что ожидает ответа именно от Кутикова, начисто игнорируя его шефа.

И как выяснилось, напрасно.

– Ну и что вы в таком случае теряете?

Макар и Сергей озадаченно взглянули на певца. Грегорович невозмутимо пожал плечами и повторил:

– Что вы теряете, милые мои? Если все расследование проведут за вас, а вам останется только перетереть с моими гостями? У нас тут девки красивущие, между прочим! А голосистые! Да и сам я ничего.

Он приосанился. Камердинер отчетливо хмыкнул, и Грегорович притворно насупился:

– Давай, списывай меня со счетов, сволочь безжалостная.

Но долго придуриваться не стал. Загибая длинные пальцы, перечислил:

– Половина гонорара ваша при любом раскладе. Работенка – как это у вас выражаются? – непыльная. Срок – всего два дня. Опросить нужно дюжину человек.

– И эта дюжина не горит ни малейшим желанием с нами общаться. На что имеет, кстати, полное право.

– Будут, будут общаться, – заверил Грегорович. Прозвучало, надо сказать, очень убедительно. Кажется, с легкой угрозой по отношению ко всей дюжине сразу. – Куда охотнее, чем со следователем. Все выложат начистоту, как исповеднику.

Богдан поднялся и уставился на Макара:

– Считай, милый, у тебя карт-бланш, подписанный лично мною. На таких условиях согласишься мне помочь?

Он прищурил восточные глаза.

Бабкин упустил момент, когда из капризного ребенка, требующего невозможного, Грегорович преобразился в надменного персидского шаха. По-прежнему требующего невозможного, но теперь уже с полным осознанием своего права на получение всего желаемого в этом мире. Включая и невозможное.

Илюшин задумчиво потер нос.

– Вы так и не ответили, зачем вам мы, Богдан Атанасович. И каким образом вы собираетесь следующие двое суток удерживать в доме всех гостей?

Грегорович обнажил белоснежные зубы.

– Ключевое слово: шумиха. Все ее боятся, не только я один. Если вы за два дня найдете убийцу и выдадите его следователю, у нас будет козел отпущения.

– А если не найду, то козлами станете вы все, – понятливо кивнул Илюшин.

Богдан наконец расцепил длинные пальцы с розовыми ногтями.

– Публика нас разорвет. Пока убийца не найден, на его роль будут примерять каждого. Выкопают все наши грешки! Вытащат исподнее из бака с бельем, вывернут наизнанку и станут коллективно рассматривать с лупой и принюхиваться. – Грегорович так выразительно сморщился, будто ему и впрямь сунули под нос грязные трусы. – Мы все хотим этого избежать, поверьте. Если кто-то сейчас заявит, что собирается уехать, он подпишет признание в своей виновности.

Певец отошел к приоткрытому окну и встал, сложив руки на груди и выпятив подбородок: ни дать ни взять полководец перед битвой. Синий халат заплескался на ветру.

– Красавец вы, Богдан Атанасович, – подобострастно прошелестел камердинер. – Аж смотреть тошно.

Грегорович молниеносно обернулся и рявкнул:

– Пошел вон, хам!

– От окошечка-то отойдите, продует ведь, – не моргнув глазом, попросил Иннокентий. – Вам бы сейчас поберечь себя, а не рисоваться как павлин.

– Привычка, – буркнул Грегорович, возвращаясь за стол. – Должен же я был поразить…

Он широким жестом обвел рукой Макара и Сергея, но Бабкин отлично понял, что его захватили в этот круг исключительно из вежливости.

– Считайте, что поразили, – весело сказал Илюшин. – Начинаем работать!

Сергей про себя взвыл, как медведь, которому сообщили, что ближайшую неделю он будет стоять у входа в ресторан «Русское раздолье» с картузом в лапах и время от времени отплясывать камаринского под балалайку.

– Бесподобно! – просиял Грегорович. – С чего начнешь?

– С вас, Богдан Атанасович.

Сергей вытащил из кармана блокнот. В отличие от Илюшина, он всегда делал записи. Но не из опасения что-то забыть – память у него, как и у Макара, была цепкая – а потому что это был один из многих ритуалов, позволявших сосредоточиться и войти в рабочее состояние. То есть такое, когда в голову не лезли настойчивые сравнения с медведем.

Блокнот для Бабкина был тем, чем является униформа для официанта или колпак для повара. Ключ, открывавший дверь с табличкой «расследование началось».

– Давайте начнем с того, что вы видели, – попросил Илюшин. – Только сначала ответьте мне на вопрос: почему вы на самом деле пригласили Джоника?

2

«Всем будет врать, что хотел наладить отношения с врагом. Бред! Богданчик – и примирение? Да он злопамятен, как слон. Точнее, слониха. Говорят, самки памятливее самцов.

И это правильно, между нами, девочками, говоря. Нас больше обижают. Нам следует крепче держать в уме, кто на что способен.

Вот, скажем, я…»

Кармелита прервала мысленный монолог и резко задвинула ящик стола. Тот глухо клацнул, в глубине его что-то заклинило, и ящик остался перекошенным, как вставная челюсть старика.

Где же, где же?..

Она вихрем промчалась по комнате, крутя головой, сжимая и разжимая кулаки. Непрерывное движение помогало ей сосредоточиться. Больше того: войти в состояние, в котором она начинала соображать в десять раз лучше, чувствовать острее. Словно живешь быстрее окружающих. Быстрее самой жизни.

Кармелиту многократно высмеивали за то, что на сцене она бьется как припадочная, дергается, точно пропуская через себя электричество. Она и в самом деле ощущала разряды: бешеные нитяные токи музыки, нанизывающие ее на себя как бусину и встряхивающие, взбалтывающие, так что внутри все перемешивалось и растворялось. Где человек? Нет человека. Была Вероника Копытина: семьдесят восемь кило костей, мяса и кожи посредственного тургора. А возникла певица Кармелита, временное пристанище для набирающего силу голоса, рвущегося изнутри, чтобы залить светом все это жалкое, глупое, бессмысленное, и непостижимым образом способного изменять знаки на противоположные. Где был минус, стал плюс. Вместо непропеченных блинов туповатых зрительских рож – одухотворенные лица. Вместо трех аккордов и убогого вымученного текста – музыка и стихи, раскрывающие небеса.

Когда Кармелита, бешено трясясь, входила в резонанс с раскачиванием упругих музыкальных нитей, внутри разгоралось красно-золотое, хищное, жаркое и выплескивалось из нее наружу. В зоне поражения оказывались все, кто мог слышать ее и видеть.

Кармелита всегда приглашала недоброжелателей на свои концерты: знала, что от этой магии защититься они не смогут. Даже те, кто презирал ее, выходили из зала если не фанатами, то по меньшей мере людьми, хорошо понимающими фанатов. «Да… могучая баба!» – услышала она как-то раз от подростков, одетых в характерные черные хламиды с символикой готов. И испытала острую вспышку ликования. «Если даже этих проняло…»

Кармелита замедлила свой лихорадочный бег, а затем и вовсе остановилась.

Комод, вывалив челюсть ящика, бессмысленно таращился на нее. Павлиньи перья в напольной вазе широко раскрывали зеленые глаза. Вся комната смотрела на женщину, словно вопрошая: что тебе нужно здесь? Уходи прочь, ведьма! Не ищи того, что тебе не принадлежит! Не пытайся управлять тем, что тебе не подвластно.