Джулия Кэмерон - Поиск источника: настойчивость на пути художника

• Название: Поиск источника: настойчивость на пути художника
• Автор: Джулия Кэмерон
• Жанр: Визуальные искусства
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-00100-019-8

В завершающей части своей трилогии Джулия Кэмерон предлагает шаги по преодолению самых непростых вызовов художника: как сохранить концентрацию в те моменты, когда, казалось бы, все отвлекает от искусства, как проявлять настойчивость, если нет мгновенных и впечатляющих результатов, как решиться начать новый проект и где черпать утраченное вдохновение.

Как и в предыдущих книгах трилогии, вы найдете здесь продуманный 12-недельный курс, а также новые упражнения, задания, советы и мысли великих людей о сути творчества и жизни художника.

---

3. Выбирались ли вы на еженедельную прогулку? Как себя почувствовали? Какие всплыли эмоции, инсайты? Возможно, удалось погулять больше одного раза? Как подействовала прогулка на оптимизм и на видение будущего?

4. Произошло ли за эту неделю что-либо еще, что вы считаете важным для самопознания? Опишите в подробностях.

Неделя 2 Взращиваем чувство реальности

По мере того как вы исследуете свой внутренний мир, мир внешний будет становиться все яснее и отчетливее. Сталкиваясь с воображаемыми барьерами, встретитесь и с реальными препятствиями. Задача этой недели – помочь вам тверже встать на ноги и посмотреть вдаль. Когда вы обратитесь внутрь себя за внутренней поддержкой, а также приметесь искать поддержки друзей, ваше творческое начало окрепнет. Когда приметесь совершать для себя малое – поливать, так сказать, сад, – более реальными покажутся и более крупные начинания. К вам вернется ощущение собственной силы.

Клаустрофобия

В окна яростно хлещет дождь. Небо отливает свинцом. Облака несутся с такой скоростью, словно кто-то нажал на кнопку быстрой перемотки. Опять пришел пронизывающий холод. В такие дни сидишь дома безвылазно. В такие дни приходит клаустрофобия.

Действие не всегда приводит к счастью, но счастья без действия не бывает.

Уильям Джемс

Карьера художника во многом зависит от убеждения, что он куда-то движется и не замурован безвылазно в четырех стенах, где бы эти четыре стены ни находились. Ради своего творческого здоровья я должна верить в то, что надо лишь сделать нужный следующий шаг, и передо мной откроется путь. Мне нужно верить, что у Высших Сил есть свои планы на меня и мою работу.

Как художнику мне нужна вера в Высшие Силы, источники вдохновения, поворотные моменты судьбы. Я должна верить в нечто, которое больше и мудрее меня. Некоторые художники верят в Бога. Некоторые – в Искусство. Но, как бы мы ни звали эту силу, верить в нее необходимо во имя выживания творческой натуры.

Если я верю в то, что мое творчество меня куда-то ведет – куда-то очень далеко, даже не могу разглядеть, куда именно, – тогда сумею выдержать «болезнь четырех стен» в такой день, как, например, сегодня. Если в самой моей работе уже достаточно чувства приключения, нет нужды мчаться на улицу и искать приключений там. Нужно лишь перевернуть страницу. Нужно найти приключение в собственном творческом сознании. Нужно держать текст в тонусе.

Проблемы – это всего лишь возможности в рабочей одежде.

Генри Кайзер

Сегодня мне позвонила одна молодая писательница. Она звонит уже в третий раз, но после предыдущего разговора прошло очень много времени. Всякий раз она рассказывает о каких-нибудь новых неприятностях. Ее друзья ведут себя неправильно. Да и вообще жизнь устроена неправильно. Все идет не так, как надо, и она, писательница, не может сесть за работу из-за постоянного стресса. Мне знакомо это ощущение, однако я не могу избавиться от смутного подозрения. Художники обожают драму, и в те моменты, когда не творят ее на бумаге или на сцене, нередко создают в собственной жизни. Подозреваю, что стрессы и драмы в жизни писательницы сойдут на нет, только когда она снова сядет за работу. Стоит ей заняться делом, и драма пойдет на убыль.

«Ах, вы ничего не понимаете!» – так и слышу я ее страдальческий голос.

Я все понимаю, и очень ясно. Сколько бесценных рабочих часов сама потратила на драматические переживания! Думая о вещах, которые мне неподвластны, не использовала ту власть, которая у меня была, – власть творить. Опыт подсказывает, что когда все вокруг вдруг начинают вести себя неправильно, это значит, я слишком мало работаю. За прошедшие годы не раз с сожалением отмечала, что, когда я пишу в хорошем темпе, все вокруг ведут себя значительно приличнее.

Как часто приходится слышать, что художники по натуре люди беспокойные, раздражительные, недовольные. Все это чистая правда – когда мы не работаем. Но дайте нам удачный день за столом или мольбертом, и мы просто душки, милее не найдешь. Всем недоволен тот художник, творческое начало которого не получает выхода. Творческую чесотку художника не унять ничем – только работой.

«Но я слишком расстроена и не могу работать», – говорит молодая писательница. И это чувство мне известно, однако я знаю, что если она просто-напросто сядет за работу, ее жизнь разом придет в норму, а эмоции утихомирятся. «Вы просто не знаете, как со мной обращаются, – твердит писательница. – Просто ужас какой-то!»

Но я понимаю: она не работает, поэтому пребывает в раздражении. Большую часть времени ее друзья ведут себя вполне нормально. Большую часть времени она может позволить им вести себя так, как им хочется. И только когда она не работает, у ее друзей внезапно вылезают всяческие загадочные пороки и недостатки. Только когда она не работает, ее вполне милый в обычное время бойфренд разом превращается в чудовище. Когда ее голова не занята работой, она начинает пристально обдумывать деятельность окружающих. Запускает эту карусель она сама, хотя и не замечает этого.

– У вас всегда работа – лучшее лекарство, – обвиняюще говорит она.

– В целом – да, пожалуй.

– А вот будет у вас тоже плохой день… – обижается писательница.

Быть там, где ты есть, не раздражает. Раздражает, когда думаешь о том, что хотел бы быть где-нибудь еще.

Джон Кейдж

Я слушаю ее и верю. Драматизм заразителен. Я и сама уже хочу, чтобы ее друзья приняли человеческий облик и перестали дурить. Я хочу, чтобы ее жизнь стала легче. Слушая жалобы, сама расстраиваюсь. Мне хочется «исправить» ее жизнь. И я не сразу понимаю, что исправлять на самом деле, пожалуй, нечего. Все встанет на места само собой, как только она сядет за стол. А я только и могу, что сама сесть за стол. Утопая в красной клетчатой пижаме, устраиваюсь за письменным столом. Пусть день сегодня в самый раз для клаустрофобии – писательская работа всегда приключение и избавление от этой напасти.

Волшебная лоза

Наше беспокойство, раздражительность и недовольство нередко объясняются тем, что мы не дорожим имеющимся. В любой – любой! – жизни есть вещи, которые заслуживают того, чтобы ими дорожить.

Возьмите ручку. Пронумеруйте строки с первой по десятую. Перечислите десять вещей, которыми вы дорожите в нынешней жизни. Например: «Я дорожу прекрасным видом из моего окна», или «Я дорожу тем, что живу рядом с хорошими пешеходными маршрутами», или «Я дорожу своей спальней – в ней так много солнца». Возможно, вас удивит написанное. (Не исключено, что вы не захотите дорожить тем, чем «следовало бы».) Пусть мысль течет так прихотливо, как только того пожелает дух.

Жить настоящим

День выдался холодный и звонкий. Цветы в Центральном парке дрожат на ветру. Близится апрель, зима возвращается все реже, но сегодня она снова тут как тут. Сквозь оконные рамы просачивается мерзкий сквознячок. Вдобавок ко всему сегодня я переживаю прошлое. Моя сестра Либби прислала рукопись – отрывок из книги, которую она пишет. В нем подробно рассказывается о поездке в Европу 20 лет назад. Она приложила к рукописи массу писем, которые тогда писала мне, и, читая, я вдруг понимаю, что дело было в те годы, когда моей дочери Доминик было всего семь лет. Воспоминания бередят душу.

Искусству нельзя обучать в академиях. Человека делает художником то, что он видит и слышит. Улицы – вот что должно стать истинной школой.

Оскар Уайльд

Я просматриваю письма и вижу дочь. Она тогда едва доставала мне до кармана джинсов. Вспоминаю нашу с ней фразочку, которую я говорила всякий раз, когда нужно было пересечь улицу или пройти какой-нибудь опасный участок: «Ну-ка, к маме на бочок!» В этих письмах моя сестра живет в Италии. Вокруг много красивых кареглазых детей, и эти шоколадные глазки напоминают ей глаза Доминик. А та я, которой она пишет, живет в Голливуд-Хилс. В имении обитает лошадь с шелковистой черной шерстью по имени Джаз. Я молода и необузданна. Та я, которой пишет Либби, жива до сих пор, но теперь она заточена в теле 58-летней женщины. Ах, эти сладкие воспоминания!

Я захожу на опасную территорию. Разум порывается покрыть воспоминания позолотой, представить былое в нежном свете, сделать из него расплывчато-сентиментальный рисунок на поздравительной открытке. Он не хочет вспоминать долгие дни с бутылкой, опасные скачки в сумерках, пьяную езду верхом. Мой разум хочет помнить не неразбавленный обжигающий виски, который я заливала в себя каждое утро, а охлажденное белое вино и элегантные званые ужины. Нет, я не могу себе позволить романтизировать прошлое. Мне это вредно. Чтобы сохранять эмоциональную трезвость, я должна сконцентрировать свое восприятие на нынешнем моменте. Это полезнее мне как художнику и просто человеку.