Наталия Ипатова - Леди декабря

• Название: Леди декабря
• Автор: Наталия Ипатова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-019193-6

«Двенадцать месяцев в году, двенадцать, так и знай…» Герой повести навестил каждого из них в новогоднюю ночь.

---

Одна надежда у меня еще оставалась. Если они привезли меня сюда на машине, шоссе должно быть где-то рядом. Тихо замерзать я не согласен.

Я решил замерзать громко. Эмоции мои были окрашены таким образом, что из слов, подаренных мною ночному лесу, очень немногие я решился бы перенести на бумагу. За пару минут я пережил целую вечность. Кажется, в моем мозгу сложилась целая монография о симптомах и последствиях переохлаждений. Вероятно, до сих пор только алкоголь поддерживал во мне жизнь. Я почти физически ощущал, какими хрусткими и ломкими становятся клеточные мембраны, как медленно, замерзая, движутся мои хромосомы. Мои самые неповторимые хромосомы, на которые поднялась рука у негодяев! Надеюсь, вам смешно. Мне не было. Подыхать в новогоднюю ночь, когда вся страна пьет шампанское… Мои убийцы представлялись мне с лицами телезвезд.

Наверное, мне только казалось, что я громко кричу. Скорее всего, я едва хрипел и полз вперед, проваливаясь в снег по самые плечи. Когда я увидел мерцающий на лыжне свет, меня едва хватило на еле слышное «эй!» Несомненным преимуществом моего положения было то, что меня едва ли могли обойти. Все это время я находился в каком-то безумном «красном коридоре».

Потом этот свет приблизился так, что на него стало больно смотреть, ткнулся почти в самое мое лицо, обжигая и чадя, щекоча обоняние запахом горящего дерева. Как странно, я бы взял с собой фонарик… Впрочем, мужик, бегущий на лыжах по лесу в ночь, когда вся планета смотрит телевизор, наверное, имеет право на своеобразные причуды.

— Ты чего тут лежишь?

Вопрос этот показался мне настолько идиотским, что я закашлялся.

— Про… пропадаю… — выговорил я.

— Да вижу.

Отдам ему должное сразу, и буду делать это еще очень долго и при всяком удобном случае: времени он не терял. Будто ему тут каждый год таких подкладывали. Мигом скинул с себя меховую парку и рукавицы.

— Ну-ка, надевай.

Кинул быстрый взгляд вокруг, — что бы разжечь? — но посмотрел на мои тапочки и передумал.

— Замерзнешь, — сказал он.

Эт-то верно. Даже возле костра я через самое малое время околел бы насмерть.

В одной руке у него был горящий факел, в другой — единственная лыжная палка… или копье? Словом, что-то многофункциональное. И одет он был, в отличие от меня, по сезону. Под паркой обнаружился длинный овчинный жилет, под ним синий вязаный свитер из нитки, наверное, в палец толщиной. Меховые штаны и настоящие авиационные унты, к которым сыромятными ремнями привязаны лыжи. Никаких тебе пластиковых ботинок с магнитными креплениями.

— Далеко до жилья? — спросил я.

— Мили три. А ну-ка, парень… полезай мне на плечи.

«Полезать» сам я уже не мог по причине физического состояния, и он вскинул меня к себе на загорбок с такой легкостью, что при иных обстоятельствах следовало бы обидеться. Воткнул в снег свои копье и факел, чтобы меня держать, и ощупью, без огня, двинулся по лыжне.

Он ее, верно, и накатал, больно уверенно шел по ней вслепую. До сих пор я считал подобные подвиги прерогативой исключительно фольклорных героев, да еще, может быть, Корвина Амберского. Однако мой чудной спаситель, в сердце уральских гор измеряющий протяженность пути в милях, летел по лыжне буквально стрелой, ни разу не сбился с шага и моментом доставил меня к «жилью».

Маленькое светящееся окошко я увидел издалека. Потом в лунном свете разглядел на лесной прогалине подворье. Добротный низкий дом… из дикого камня, как мне показалось. Что странно: в наших краях так не строят. Пристройки, из которых мычало и блеяло. Крыльцо…

У крыльца-то меня и свалили. Спаситель вынул из петель брус запора, распахнул дверь, вволок меня за шкирку внутрь и швырнул к огромной, каменной, пышущей жаром печи, по которой я буквально распластался, раскинув руки и обнимая ее, как солдат землю.

— Грейся пока.

Честно говоря, все прилагательные я уже потом на свои места расставил. Тогда я был способен мыслить только односоставными предложениями. На печи обнаружились овчинные, крытые сукном одеяла: за этакий стилизованный шик любой нувориш, не моргнув, отдал бы целое состояние. Тяжелые лавки, длинный рубленый стол — все идеально входило в кондовый имидж, хоть кино снимай. Изнутри дом был обшит золотистыми, одна к одной, струганными досочками без всякого лака. Натурофил. Да, странные причуды у новых русских. Телека я не заметил, что еще углубило мою симпатию к хозяину.

А вот тут-то он свою линию и нарушил. Я едва не расхохотался в голос, когда из дальнего угла он достал здоровенный китайский термос, налил в жестяную туристскую кружку какую-то обжигающе горячую жидкость и потребовал, чтобы я это выпил.

Я подчинился, и не пожалел. Пахло липой и медом и, наверное, в сложившихся обстоятельствах было лучше, чем водка. Водка, кстати, тоже нашлась, но исключительно в качестве наружного средства. Благодетель заставил меня раздеться и собственноручно растер ею от шеи до пяток. Ладони у него — чистый наждак, в самом деле. Как он на мобайле кнопки нажимает, уму непостижимо. Потом он запеленал меня в овчины, как малое дитя, и, раскачиваясь на божественных синусоидах тепла, я отошел уже настолько, что вполне оценил его озабоченный вид.

— Спасибо, — сказал я ему. — Не знаю, кто вы, и зачем вам со мною так возиться, но — спасибо. Дмитрий.

— Меня зовут Вегар, — объяснил он… как будто это что-то объясняло. — Ты лежи. Спи. Я пойду ягнят проверю.

— Яг…нят? Каких?

— Обыкновенных. Барашков и ярочек. Они родились недавно, в декабре, слабенькие еще. Догляд нужен, чтоб большие не затоптали.

И исчез, как дух, оставив меня в полном недоумении.

Говорил он со мною явно по-русски. Во всяком случае, я его понимал. Нет, я, конечно, и английским владею, но только как рядовой постсоветский технический интеллигент, в рамках кандидатского минимума, то есть читаю и перевожу со словарем, да с пятого на десятое разбираюсь в аварийных сообщениях своего компьютера. Вегар — имя скандинавское. Норвежское, если быть точным. Откуда знаю? Вегар Ульванг, троекратный олимпийский чемпион в лыжных гонках. Тоже весьма неслабый дядька. Ирка от него тащится. По-моему, вместе с ним бежит, когда его показывают, и болеет за него вопреки всякому разумному патриотизму. Я честно пытался понять, на что она купилась, но кроме больших темных очков…

Ну, что мой Вегар — мужик здоровый, я, кажется, уже сказал. При свете керосинки я и лицо его разглядел как следует: большое такое лицо, глаза светлые, прозрачные, нос… ну, международный такой нос картошкой. На вид лет тридцать пять, может, сорок. Пижонская трехдневная щетина а-ля Кристофер Ламберт. Не то впрямь викинг, не то родной отечественный Степан. Может, старовер, а может — фанатик-толкиенист из игровой тусовки, из этих, что назовется, скажем, Ингваром, понавешает тебе такой лапшищи, что ни в жизнь его на слове не поймаешь, а по паспорту выйдет самым рядовым Игорем, если не Егором. На перекрестке, так сказать, веяний.

Обведя взглядом внутренность дома, я отказался от обеих версий. Толкиенисты бедны, как церковные мыши, и не только о ярочках, о себе заботиться не в состоянии. А в староверов я не верю. Скорей, и вправду новый русский. Пока он делает свой бизнес в городе, здесь кто-нибудь местный глядит за его скотиной. Приезжает сюда на рождественские… и всякие другие каникулы, как на дачу, за тишиной и экзотикой, отпускает сторожа и живет. Неплохо, скажем так, живет. И, похоже, не один: на лавке я заметил спицы с вязанием. А то, что играется не в русскую старину, а в варяжскую, так то его дело. Ха! А может, это его приятели над ним подшутили? В смысле, когда выложили меня к нему на лыжню? Не в меня, а в него упиралась эта людоедская шуточка? От этой мысли почему-то стало легче. Наверное, было бы слишком неприятно ощущать себя жертвой чьего-то целенаправленного злого умысла. Лучше уж — дури. Хотя это кому как.

Хлопнула дверь.

— В порядке… ярочки?

Он сделал знак о’кей и без слов пошел вынимать из печки ужин.

— Праздник сегодня, — вымолвил он наконец. — Давай отметим, что ли. Ключи я сегодня получил, — добавил он ни к селу ни к городу.

— Поздравляю.

Кряхтя, я слез с печи, кутаясь в одеяло как в царственный пурпур. Вегар налил мне миску похлебки с салом. На второе — здоровенный кусок баранины без всякого гарнира. Чай на травах аромата неописуемого и сразу от всех болезней. Хлеб, между прочим, у него тоже был своей выпечки. Мне по душе такая крутизна.

— Непьющий я, — признался он, улыбаясь.

Я, кажется, теперь тоже.

Улыбка у него была самая обаятельная из всех, какие я когда-то видел. Она раздвигала щетину в золотые лучики, и из нее возникали ровные, крепкие, белые зубы. Я себе «хорошего мужика» так представляю.

— Хозяйка не возразит, что я здесь?