Кристиан Камерон - Тиран

• Название: Тиран
• Автор: Кристиан Камерон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-073211-1, 978-5-271-35910-1, 978-5-4215-2231-7

Молодой афинянин Киний — один из товарищей Александра Македонского. Но даже опытным воинам иногда хочется покоя.

Однако в родных Афинах Киния ждут не слава и почести, а позор и изгнание…

Отныне он — «солдат удачи», чье благосостояние и сама жизнь зависят от силы его меча. Золото. Женщины. Власть. Военачальнику, служащему могущественному тирану Ольвии, ни в чем не будет отказа.

Но все меняется, когда Ольвия оказывается на пути войск непобедимого Александра.

Кинию предстоит нелегкий выбор: поднять оружие против того, кем он восхищается, или пойти против того, кому он когда-то верно служил…

---

Может, он сумеет их вымыть.

Песня неодолимо манит. Можно ли разглядеть что-нибудь на другом берегу реки? Он не помнит — теперь там ничего нет, но он уверен, что пробивался оттуда сюда и выжил. Конечно, так и есть. Это дым?

Ему нужна лошадь. Он пеший, и ему нужна лошадь. Артемида исчезла, но ему все равно, до того сильна его потребность найти лошадь — он умрет, если не найдет лошадь и не сядет на нее, и он входит в воду, отталкивается ногами, но вода, должно быть, глубже, чем он ожидал, под ним ничего нет, доспехи тянут его вниз, на дно, он утонет, там темно и холодно, так холодно, что он не может пошевелиться и только хочет уснуть…

Но потребность найти лошадь не исчезает, и он бредет по воде, но та скорее похожа на пыль, его рот забит ею, и он кашляет, кашляет…

…Из воды-пыли поднимается голова — лошадь, огромная, такая большая, что ее ноги возвышаются над ним, как храмовые колонны, но его подгоняют отчаяние и ужас, он хватается за шерсть у нее под коленями, и лошадь вытаскивает его из реки; вокруг него пение, варварское пение, и запах кислой шерсти в носу, и повсюду дым — что-то горит. Он на песке в пустыне — нет, на снегу; Дарий мертв… просит подаяние на агоре… он на лошади, на своей самой первой лошади, и не может с ней справиться, лошадь идет легким галопом, переходит на полный галоп, а он не может с нее слезть… и лошадь не слушаетсяегоаоннеможетехатьнеможетехатьнеможетехать…

Пение, громкое; он верхом, едет ночью по открытой равнине, но долина темна, из-под копыт лошади, когда та касается земли, сыплются искры, впрочем, земли она касается редко. Он летит. Он летит вниз с горы или вверх — вспыхивают молнии, но повисают, пока следующая молния не вспыхивает, гора, и свет вокруг горы, и пение… бессмысленное, варварское, гнусавое… запах немытых волос… вода у него во рту… руки вокруг его пояса. Артемида удерживает его на лошади, от нее пышет жаром, ее прикосновение обжигает огнем, и не в первый раз… он улыбается, свет теперь повсюду, темнота только впереди, как туннель, в конце этого туннеля ждет перс в полном вооружении, на покрытой броней лошади, а у него нет копья, нет меча, и он не доверяет варварской лошади под собой — руки Артемиды… кинжал… свет… мерное движение лошади… пение… вода… тепло… мех вокруг головы, теплый свет вокруг него, и запах огня.

— Киний?

Киний видит его, но ему нет места в мире с лошадью, и Артемидой, и мертвецами. Он улыбается, вернее, пытается улыбнуться. Под головой у него мех.

— Филокл? — говорит он.

— Хвала богам!

Филокл поднес к его губам чашу с напитком. В воздухе пахнет дымом и чем-то… варварским.

Киний уснул.

Проснулся он, увидев над собой варвара с женским голосом и мужской щетиной на щеках. Варвар пел. Пение показалось Кинию знакомым. Он снова уснул.

Проснулся. Женщина-варвар продолжала петь, ее голос звучал мягко, она отбивала ритм на маленьком барабане, а Филокл сидел напротив у костра — у костра в палатке. Вкус воды — вкус вина — Киний уснул.

Киний проснулся, в дверях стоял Аякс, ворвался порыв ветра, у Аякса на лице, на голове снег. Аякс дал ему похлебки — хорошей похлебки — и обмыл его: Киний во сне испачкал постель. Кинию стало стыдно, и Аякс рассмеялся:

— Ты поправишься и снова сможешь меня унижать, — сказал он. — Нет, нет, я совсем не хотел, чтобы ты воспринимал это так живо. Отдыхай спокойно. У нас все в порядке. Мы с саками.

И Киний уснул, и видел сны, и что-то говорил во сне, потому что с ним разговаривал Филокл, он слышал эти слова от мужчины, который был женщиной: амавайтья, гаэтанам, миздем, — и Филокл снова и снова повторял эти слова за женщиной, и бил барабан. Киний не спал, но они этого не знали, и язык был слегка похож на персидский, немного ему знакомый, а может, и не похож, а женщину звали Кам, а может — Бакка.

Потом он проснулся, и тонкая пленка, сквозь которую он наблюдал мир, вдруг исчезла, он был самим собой. Он попытался сесть, подошел Филокл и снова проделал смущающую процедуру раздевания и подмывания, но теперь Киний знал, что это такое.

— Кто это? — негромко спросил он, показывая на женщину. Теперь он хорошо видел, это действительно мужчина, но он очень долго слышал его голос — голос женский.

— Это Кам Бакка, она излечила тебя.

Филокл, как всегда, намекал на что-то еще, но хотя восприятие Кинием мира стало острее, оно еще не было прежним.

— Она… он? Сак? — прохрипел Киний, сожалея, что не может сказать больше: ему нужно было задать много вопросов. Где его люди, мальчишки? Все ли здоровы?

— Она сак, настоящий сак. И все здоровы или почти здоровы. Я бы вернулся в город, но снег глубокий, и саки сами остаются в лагере. Ты еще слушаешь?

— Еще как.

Киний сумел рассмеяться. Он был счастлив. Он жив.

— Здесь небольшая часть их… племени. Примерно триста человек. Но важная часть. Кам Бакка служит царю — самому старшему царю саков. Его называют хан. Страянка тоже ему служит. Они идут в Ольвию посольством. Ты готов обо всем этом слушать?

Филокл умолк: Киний закашлялся.

Это была слабая тень прежнего кашля, но грудь все равно болела. Болела так, словно по доспехам несколько раз сильно ударили — та же глубинная боль, словно под кожей кровоподтек.

— Готов. Сколько прошло времени?

— Семь дней с нашего прибытия. Тебя мы перенесли из палаточного лагеря; я думал, ты умер.

Киний помнил обрывки своих снов. Он покачал головой, отгоняя их, и ничего не стал объяснять.

— Ты можешь говорить с ними?

— У Эвмена нянька была из саков, он знает их язык. И Ателий совсем не спал: сомневаюсь, что без него мы бы остались в живых. Теперь и я подучился. Госпожа Страянка говорит по-гречески совсем немного, а царь, по-моему, гораздо лучше, хотя он с нами редко разговаривает.

Киний осмотрелся. Он находился в круглом шатре — или хижине, открытой сверху для прохода воздуха, в это отверстие выходил дым. Шатер держатся на центральном столбе, но стены казались прочными. Киний потрогал стену — войлок. Толстый войлок. Пол покрыт плотно сплетенными тростниковыми ковриками, а также шкурами и коврами — ковры яркие, многоцветные, варварские. Он видел такие в Персии. В центре горит огонь, а по сторонам тяжелые расписные сундуки с окованными металлом углами. В железе, на коврах, в золоте ламп над головой — всюду свирепые звери. Киний лег, почувствовав усталость.

Филокл сказал:

— Послушай. Я утомляю тебя, но я должен поделиться с кем-нибудь, пока не лопнул. Официально они со мной не встречались — выжидают, выздоровеешь ли ты, и сделали все для того, чтобы спасти тебя. Но Диодор прав. Они говорят, что весной придет Антипатр с войском, и хотят заключить союз.

Киний покачал головой.

— Все это к… — пробормотал он.

И уснул.

Когда он снова проснулся, было темно. Ателий сидел у огня и забавлялся им; Кинию показалось, что он уже очень долго наблюдает, как скиф собирает с ковров куски коры и ветки и, поглощенный игрой света и самим горением, подбрасывает их в огонь. Потом он вышел и тут же вернулся с охапкой дров, старательно разрубленных на мелкие кусочки. Эту груду он поместил на остатки прежней. Костер заревел. В свете пламени Киний увидел, что по ту сторону огня сидит Кам Бакка — она сидела здесь все время. На ней длинное одеяние, покрытое множеством мелких символов, старательно сплетенных из окрашенной оленьей шерсти. Рукава и грудь покрывали сотни маленьких золотых пластинок, так что при вновь вспыхнувшем свете женщина сверкала. На ногах — плотно облегающая обувь и чулки из кожи; обувь по сути тоже кожаные чулки. Все это покрыто мелкими украшениями. Киний увидел лошадей, антилоп, более необычных животных, особенно грифонов; все это повторялось в бесконечных вариантах, и не было двух одинаковых рисунков.

Она увидела, что Киний не спит, обошла костер и подошла. У нее было красивое, полное достоинства лицо человека средних лет, с длинным прямым носом и высокими выщипанными бровями, но глаза мужские, и шея тоже мужская. И руки, которыми она протянула ему питье в золотой чаше, — мужские, в мозолях и ссадинах.

Ателий продолжал забавляться огнем. Кам Бакка заговорила низким голосом, и Ателий встал и подошел.

— Кам Бакка спрашивает, как тебе эта ночь?

Ателий выговаривал слова четче, чем обычно.

Киний покачал головой, отказываясь от золотой чаши.

— Мне лучше. Да? Хорошо? Можешь передать ей мою благодарность? Она лекарь?

Ателий наклонил голову набок, как очень умный пес.

— Ты лучше? — сказал он и повторил на варварском языке.

— Можешь сказать ей «спасибо»? — снова спросил Киний. Он произносил слова очень тщательно.

Ателий снова заговорил на чужом языке, потом повернулся к Кинию.

— Я сказал спасибо — для тебя. Хорошо? Хорошо. Много говори по-гречески — мне. — Он рассмеялся. — Может, мне научиться больше греческого.