Дмитрий Евдокимов - Воевода

• Название: Воевода
• Автор: Дмитрий Евдокимов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0171-Х

Исторический роман современного писателя Дмитрия Евдокимова рассказывает о жизненном пути князя Д. М. Пожарского, «освободителя Русской земли».

---

   — Немцы служилые доносят из Царёва-Борисова, будто свояк твой, Богдашка Бельский[40], как крепость построил, на пиру похвалялся, что теперь-де Борис царь на Москве, а он, Богдашка, царь в Борисове.

   — Пустое брешет! — раздражённо отмахнулся Борис. — Что, ты его не знаешь? Пусть и торчит там, на украйне, на веки вечные!

   — А ещё доносят служилые немцы, — тем же шипящим от ненависти голосом продолжил Семён Никитич, — жалобился Богдашка на неблагодарность государеву: деи, он, Бельский, посадил Годунова на престол. А тот нет, чтобы править вместе, вдвоём, убрал своего заступника из Москвы.

   — Этот заступник сам норовил на престол сесть, — криво ухмыльнулся Борис. — Так что передай: Москва, мол, слезам не верит! Жалобщик нашёлся... Царевич-то тут при чём?

   — А притом, — с затаённой злобной радостью закончил наушник, — что, когда совсем опьянел Богдашка, стал калякать, что есть, мол, справедливость Божья. Жив сын Иоаннов, убили другого, а он, Бельский, к спасению царевича тоже руку приложил. И тот-де благодарнее Бориса будет...

Огромные глаза Бориса начали вдруг выкатываться из орбит, он побагровел и снова схватился обеими руками за ворот так, что посыпался жемчуг.

Власьев и Годунов переглянулись, не зная, звать ли на помощь. Однако царь, не поднимая глаз, сделал отрицательный жест рукой.

Мысли липкие и страшные зашевелились в его голове. Он заговорил, вроде бы не обращаясь ни к кому:

   — Ах, Богдашка, Богдан. Бог дал мне тебя как вечный крест. Связаны мы с тобой страшной тайной много лет.

...Почти год провёл Иоанн Васильевич в суровом посту и глубокой молитве после гибели старшего сына. Каялся во всех грехах, велел по всем церквам поминать души тех безвинных, что были убиты им самим или по его приказу. Но к весне 1584 года вновь взалкало его грешное тело. Однажды вечером попытался изнасиловать невестку свою Ирину, жену блаженного Фёдора. Помешал случайно увидевший слуга, которого тут же зарезали по приказу царя. Но понял он, что знают о его не содеянном ещё грехе родной брат Ирины Борис и его свояк, двоюродный брат жены Бориса, — Богдан Бельский. Всё чаще на них с ненавистью останавливался мутный глаз царя. Что это значит, хорошо знали оба.

И тогда они решились. Выбрали час, когда во дворце все после обеда спали, остались с государем наедине, благо предложил он сыграть в любимую игру — шахматы. Повалили разом могучего старика навзничь и удушили подушкой. Когда судороги прекратились, Борис поднял подушку и, глядя на посиневшее, искажённое судорогой лицо любимого государя, скомандовал Бельскому:

   — Беги, Богдаша! Кричи, что царь Иоанн Васильевич от внезапного удара преставился.

Так повязала их страшная тайна. Видит Бог, что Борис всегда дружески относился к свояку, несмотря на его строптивый, баламутный нрав и непомерное честолюбие. Он спас его через несколько дней, когда при коронации Фёдора науськанная боярами московская чернь потребовала его крови. Удалось убедить толпу, что Бельский будет сослан. Действительно, последующие годы тот провёл воеводой в Нижнем Новгороде.

Вернувшись в Москву после смерти Фёдора, снова стал показывать свой характер. Ему, царю Борису, не хотел оказывать знаки уважения. Грубил, спорил чуть не до драки на потеху знатным боярам Мстиславским да Шуйским. Пришлось вновь отослать его на строительство новой крепости. Уезжал с почётом — со своим двором и войском. Так нет, не успокоился, змея.

Борис наконец поднял тяжёлую голову и, не оборачиваясь на угол, где притаился Семён Никитич, сказал твёрдым голосом:

   — Доставить в Москву. И не как знатного боярина, а — в оковах. Посмотрим, что он скажет на дыбе...

«...при царе Борисе учинены были выезжим немцам, которые выехали с посланником, с Офонасьем Власьевым ис цезарские земли поместные и денежные оклады.

700 чети, денег 80 рублёв.

капитан Яков Маржерет.

...Давид Гилберт, Роберт Думбар,

по 400 чети, 35 рублёв.

...Яков Гок... 30 рублёв».

Выписка из архива Посольского приказа.

Проводив капитана и его воинов в Заречье, в стрелецкую слободу, где их определили в иноземный отряд царских телохранителей, князь Пожарский вернулся в Кремль, чтобы повидаться с любимой матушкой. На царском подворье увидел друзей, тоже стольников — князей Никиту Хованского и Ивана Хворостинина[41]. Они несли службу по охране дворца.

Дородный Никита Хованский, самый старший из друзей, приходился свояком Дмитрию — был женат на его сестре Дарье. Весельчак-балагур, любитель хорошего стола и доброй охоты, Никита слыл и бывалым воином. Успел отличиться в походе против шведов под командованием отца Ивана — знаменитого воеводы, думного боярина Андрея Ивановича Хворостинина. Теперь он с нетерпением ждал какой-нибудь новой военной кампании, чтобы самому стать воеводой.

Дмитрий спешился у ворот, поскольку стольникам не полагалось быть верхом на царском дворе, и, отдав поводья своего вороного стремянному Семёну Хватову, подошёл к приятелям, склонившись в полушутливом поклоне:

   — Как здоровы, князья, будете?

   — Князь Дмитрий! — громогласно возвестил Хованский. — Как ты приехал, здоров ли?

   — Уже слышали о твоей удаче, — мелодичным капризным тенором поддержал Хворостинин. — Дьяк Власьев тебя в приказе нахваливал. Ублажил ты его вволюшку! Жди теперь от государя новой дачи где-нибудь здесь, близ Москвы!

Дмитрий досадливо отмахнулся:

   — По мне ли такая честь. Я бы лучше с тобой, князь Никита, в Ливонии за наши исконные города сабелькой помахал.

   — Будет, будет война! Чует моё сердце! — радостно ответил Хованский. — Сумеешь свою доблесть показать. Как, не ослабела рука?

   — Каждый день со своим дядькой Надеей на палках бьёмся, — серьёзно ответил Дмитрий, показывая свою правую руку, сжав могучий кулак.

   — Силён, силён, — благодушно хлопнул его по плечу Никита. — Такой рукой одним ударом любого пополам развалить сможешь.

   — А мне ваши воинские забавы огорчительны, — прежним капризным голоском заявил Хворостинин. — Сказывают, будто государь собирается послать отроков за границу учиться. Хочу челом бить. Может, отпустят в италийские земли. Там учатся все лучшие польские дворяне.

Хованский перекрестился:

   — Что ты мелешь, Иван! Там же паписты. Сразу начнут в свою веру обращать! Что скажет твой батюшка? Мало он, видать, бивал тебя в детстве. Иначе запомнил бы, что учиться латинскому — грех!

Сам Никита не сумел одолеть даже и славянскую грамоту, несмотря на усилия домашнего дьяка. Не раз князь Дмитрий расписывался за него при получении жалованья.

   — Ты же знаешь, что патриарх наш воспротивился воле государевой, чтобы здесь, в Москве, открыть школу с иностранными учителями.

   — Университет, — поправил Хворостинин.

   — Вот-вот! Сказал: не нужно нам, чтобы крамолу заносили. И так уж этих иноземцев развелось — что солдат, что купцов...

   —  Тише ты, — предупредил его Дмитрий. — Не забывай про государевы уши.

Никита не успокаивался:

   — Смотрю я на тебя, Иван. Всем ты взял, красный молодец, да и только. А всё тебя в смуту тянет! Светские стишки, сказывают, начал слагать, будто скоморох какой! Княжеское ли это дело?

   — Не стишки, а сатиры, — поправил князь Иван. — Подобно древним эллинам.

   — Сатиры? — переспросил радостно Дмитрий, сам хорошо знавший античную литературу. — Неужто взаправду? А ну, прочти!

   — Тьфу, и ты туда же! — сплюнул Никита. — Сатанинское то дело — вирши слагать.

Хворостинин, довольный, что нашёл человека понимающего, не заставил себя упрашивать и прочёл звонко, чуть завывая:

Люди сеют землю рожью,
А живут будто все ложью!

   — Не слышит тебя наш патриарх Иов[42]! — воскликнул, снова крестясь, Хованский. — Проклял бы тебя за окаянство твоё! Это кто же живёт ложью?

   — Все живут ложью! — накаляясь обличительным гневом, заявил Иван воинственно. — На словах песни и пляски осуждают, а сами на гульбищах что вытворяют? Не веришь? Сходи посмотри на монахов Чудова монастыря! Тут рядом. Погрязли в пьянстве, прелюбодействе!

   — Успокойся, Иван! — угрюмо заметил Дмитрий. — Наша с тобой забота — воинское дело. Русь от недругов охранять. А души пусть спасают церковники.

Увидев краем глаза, что вокруг них начинает крутиться какой-то ярыжка, Дмитрий решил прервать жаркий спор:

   — Ну, здорово бывайте, друже! Мне пора.

   — Куда?

   — Матушку хочу навестить. Она на Царицыном дворе.

Оба князя с уважением поклонились:

   — Передай своей матушке, Марии Фёдоровне, низкий поклон, — сказал Никита. — И нас не забывай. Приходи к нам в воскресенье обедать. Чай, Дарью давно не видел! И детушек наших.