Сергей Гусев-Оренбургский - Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.

• Название: Багровая книга. Погромы 1919-20 гг. на Украине.
• Автор: Сергей Гусев-Оренбургский
• Издательство: Ладога
• Жанр: История
• Год: 1983

«Багровая книга» — страшная книга. Багровая она потому, что на ее страницах реками запеклась человеческая кровь.

---

У оврага в лесу мой спутник остановился и посоветовал лечь в овраг и спрятаться.

Мы легли в овраг.

Прислушивались.

Слышен был топот верховых, окрики стоящих на постах, скрип телег. Мы решили, что это, наверное, местные крестьяне-повстанцы напали на поезд с целью грабежа, — они ограбят всех оставшихся, уложат сахар на подводы и уведут, а мы сумеем тогда выбраться. Однако надо было остерегаться. Я стал выбирать все документы из левого кармана, они давно уже были рассортированы на всякий поганый случай. То же проделал и мой спутник. Печать Ревкома и браунинг я положил у корней двух деревьев. Сами мы тихонько отодвинулись от этого могущего нас скомпрометировать места. Были еще документы, которые могли меня выдать, — это оставшееся 40.000 рублей советских денег. Как быть с ними… бросить их тоже в лесу… закопать под каким-нибудь деревом. Так и не сумел я разрешить этот вопрос.

Послышался вблизи шелест.

Спутник мой решил, что это наши, и радостным шепотом высказал мне это. Его громкий шепот сразу выдал наше расположение и немедленно двое солдат, застучав затворами, оказались возле нас

Зажгли спичку.

— Ну, добродию, вылезай.

Вылезли.

— Жид?

— Да я еврей, врач.

Вытаскиваю из первого кармана петлюровские документы, тоже давно собранные и заготовленные.

Предъявляю.

Зажигают свечку и читают бегло, просматривают документы.

А ты свои большевистские документы покажи.

Отвечаю:

У меня нет.

— Брехня!

— Хотя я их и имел, но они остались в вагоне, в шинели и в корзинке.

— Ну… пройдись вперед!

Эта команда мне не особенно понравилась.

Я решил лучше стоять.

Достаю еще документы от петлюровской прежней власти, свидетельствующие о том, что я не большевик, что я лоялен «по видношенню до Украины».

Они не удовлетворены.

Полезли сами в карманы и нашли пачку денег.

— Скильки гро-о-шей.

Объясняю им, что тут 20.000.

— Ну тебе столько не нужно. Мы возьмем 10.000, но гляди никому ничего не говори.

И сейчас же сказали моему спутнику:

— Ну, а ты можешь идти себе куда хочешь.

Сами отсчитали себе 10.000.

Остальные возвратили мне.

Привели на вокзал.

У стола сидят два офицера, кругом казаки с винтовками и без винтовок. Просматривают документы арестованных.

Дошла очередь до меня.

Подвели к столу.

У стола стоит высокий с зверским лицом гайдамак, в широких шароварах и с хвостом на голове. Начинает раздевать самым варварским образом. Сорвал с такой силой френч, что порвал подкладку и оторвал рукав рубашки. Пробую протестовать, ссылаясь на гаагскую конвенцию, на кодексы о пленных врачах. Гайдамак становится еще более свирепым.

Стаскивает сапоги.

Оттуда выпадает что то завернутое в бумагу.

— Ось дэ його документы!

Разворачивают.

Это 1000 билеты, запрятанные мною в сапог.

— Гроши нам не потрибны, — с видом пренебрежения говорит полковник, сидящий у стола.

Просматривают документы.

Ничего подозрительного не нашли, — думают только, что документы подложные. С трудом верится им, что я врач и документы мои. Говорят, что врач им очень нужен, что у них много больных. Мой допрос был прерван заявлением двух казаков, нашедших нас в лесу, и теперь вернувшихся с заявлением:

— Наш атаман прыказав «добродия ликаря» повесты до нього.

Приказывают мне одеться, возвращают все документы и деньги.

Ведут к атаману в село Кирнасовку.

Прошли шагов 100–200.

Останавливаются и спрашивают:

— Дэ ваши большевитски документы, добродию.

Спрашивают обидно. Молчу.

Одни вытаскивают из кармана документы и показывают мне документы мои. Тут же и печать Ревкома.

— Теперь можем вас застрелить и нам ничего не будет.

Спрашивают сколько у меня еще денег.

— Дайте все деньги, а себе оставьте 10.000, тогда документы не покажем атаману!

Долго шел спор между нами.

Моим условием было возвращение мне документов. Один согласился, другой не соглашался. Уже в самой деревне, возле квартиры, где разместился атаман, согласился и второй. Выдали мне документы и печать.

Мы присели на земле лицом к забору.

Они сами деньги отсчитывают, а я документы рву на куски. И печать сорвал и разорвал. Возвращают мне остатки, получившиеся после того, как они отсчитали себе еще 20.000.

Повели к атаману.

Там я застал еще человек 18 пленных, из коих 12 было евреев. К полудню всех повели в чулан, заперли, а любители занялись избиением евреев. Избивали и заставляли при этом плясать и петь.

— Теперь треба за ликаря взяться, — говорит один из любителей.

Делаю вид, что не слышу. Входят еще двое, заявляют:

— Дайте по 1000 рублей и мы вас избивать не будем. Пришлось согласиться.

Отдал еще 4000, обещают больше никого не избивать. Наконец к вечеру позвали к атаману, который спросил меня: желаю ли я работать в качестве врача в отряде. Отвечаю:

— Согласен.

На ночь мне отвели место в квартире, где стоял штаб. В Гайсине я слег в больницу, под видом больного.

…Вскоре бежал.

20. Чудесное спасение

Я 4 раза был поставлен лицом к смерти, но каждый раз спасался. Я ученик коммерческого училища и перед погромом состоял в проскуровской квартальной охране. Одет был в солдатскую шапку и шинель.

В субботу после обеда, когда на улицах уже валялись трупы зарезанных людей, я направился к своему дому, находящемуся в конце города по направлению к деревне Заречью. Недалеко уже от дома встретил толпу гайдамаков.

Один из них остановил и спросил меня:

— Жид или русский? Я ответил:

— Русский.

Он потребовал документ.

Я показал ему ученический билет коммерческого училища, в котором вероисповедания не было. Казак повертел документ, отнесся к нему несколько подозрительно, но потом сказал:

— Иди.

Когда вслед за тем на меня бросились другие казаки, этот крикнул им:

— Отпустите, это русский.

Я подошел к своему дому.

Он оказался запертым и с выбитыми окнами. Лишь впоследствии я узнал, что родные мои спрятались и не пострадали. Зато живший в том же доме богатый еврей оказался вырезанным со всей своей семьей из 6 человек.

Я отправился в Заречье.

Зашел там к знакомому еврею.

Вечером начали ломиться в дверь и ворвались в дом крестьянские парни. Они набросились на старика-отца моего знакомого и убили его. Сам же я вместе с знакомым своим, бросился бежать по направлению к лесу.

Трудно мне было бежать, я остановился.

Парни меня окружили.

Выстрелили в меня.

Но, убедившись, что я не ранен, решили отвести меня в город и отдать в руки гайдамаков. Как раз в это время из города явился один крестьянин, и стал рассказывать, что там происходит.

Парни остановились, чтобы послушать его.

Внимание их было отвлечено, — мне удалось скрыться. Я пошел по направлению деревни Гриновцы. Там жили мои знакомые евреи. Но так как было уже очень поздно, я не решился пойти к ним в дом и остался ночевать на поле. На утро зашел к ним, но тут стало известно, что крестьяне собираются на сход для обсуждения вопроса— как поступить с живущими в деревне евреями. Тогда я ушел обратно в город.

Но там было очень неспокойно.

Родных своих я не нашел… опасливо блуждая по городу, таясь и хоронясь по закоулкам, я чувствовал, что больше нет уж никаких сил находиться в таком положении.

Опять вернулся в деревню. Переночевал у знакомых.

А утром туда явились 3 гайдамака и начали искать евреев. Тогда вместе с двумя молодыми людьми и одной девушкой я побежал в лес. Там мы спрятались и долго таились, но потом решили, что будет более безопасно отправиться в город.

И мы пошли.

Но по дороге встретились трое парней, возвращавшихся из города. Один из них был с винтовкой. Они остановили нас, осмотрели документы и сказали:

— Нам таких-то и нужно.

И погнали нас обратно в деревню.

Я присел на дровни к тому парню, который был с винтовкой. Два других парня и молодые люди с барышней шли пешком.

Тут встретились еще трое гайдамаков.

Они остановили нас.

— Кого ведете?

Парень с винтовкой сошел с дровень и объяснил гайдамакам:

— Евреев поймали.

Гайдамаки выхватили шашки и начали рубить молодых людей.

Изрубили их.

Убили девушку.

Увидев это, я, оставаясь на дровнях, погнал лошадь и она понесла меня по направлению к деревне. Один из гайдамаков бросился за мною, но не мог меня догнать. Отъехав незначительное расстояние, я соскочил с дровень, предоставив лошади бежать в деревню.

Сам побежал в поле.

Распростерся на снегу.

В тумане нелегко было меня заметить.

Но через некоторое время оказались около меня крестьянские подростки, — они решили передать меня, как еврея, гражданским властям. Привели в деревню Гриновцы, стащили с меня по дороге часы. В Гриновцах уже все евреи оказались арестованными.