Кот Кортасара - Последняя четверть эфира. Ос поминания, перетекающие в поэму

• Название: Последняя четверть эфира. Ос поминания, перетекающие в поэму
• Автор: Кот Кортасара
• Издательство: СИ
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Недели две назад я встретил Виктора. Когда ты хочешь встретить прошлое, но понимаешь, что девушка в вопросе едва ли горит тем же желанием, судьба всегда подбрасывает тебе Виктора. Постоянство на остановке. Те же бутылки, те же истории, захватывающие (на локальном уровне) про ловлю змей, пресловутых ужей и гадюк, жаб, сбор клюквы и путешествия по тонкому льду. Те же приглашения на празднества из-за его этюдов с бутылками. Те же страшилки о бандитах. Постоянное обсуждение новостей, полусчастливый эскапизм. И очень много смерти, которая растет год за годом вокруг тебя как снежный ком. Я поражен его силой воли и не могу говорить о ней как о характеристике возраста, едва ли. Виктор из тех, кто не тратит сил понапрасну, человек добрый, с чувством юмора и мудрый. Абсолют обстоятельств его вырастивших и закаливших.

В свои сомнительные художества день ото дня верю все меньше, улетучиваются и мечты о построении лучшей жизни с их помощью. Кажется, что первой космической здесь и не пахнет, а если ракету не поднять, смысл размышлять об отделении ступеней. Все на утро кажется хуже в разы, все на утро перестает быть попыткой найти красоту и возгордиться хоть чем-то. Мечтаю о планшете. План работа-планшет-карьера, вот и все, что у меня есть. И я до сих пор не могу зайти в воду.

Пусть здесь побудет Москва. Я отбрасывал идеи писать о происшедем, но я боюсь, что забуду буквально все через месяц-два. И как глупо это будет. Счастье, абсолютное счастье, абсолютная глупость и абсолютная одухотворенность должны возмужать и оженствлять нас, это то знамение, которое должно держать нас в колее. И я отказался от него после разрыва Лены и Игоря, я не думал об этом, даже не романтизировал на эту тему, но единственный шанс, единственная вероятность, что это путешествие в мир чего-то невиденного доселе могло послужить одной из причин, должно меня пугать. Не пугает. Страх, боязнь, ностальгия? Где эта чертова незаменимость людей? Что мы увидели в этом путешествии, что я в нем нашел? Мы заразились карьеризмом? Охватили себя выдуманной коннотацией жизни, той, которую всегда искали? Зачем пришла мне в голову эта дурость? И теперь во мне живет это метро, этот октябрь, Лена, макдональдсы с девушками и купоны с кофе, и утреннее недовольство и вечное беспокойство, вера, что я способен, осознание, что жалок. И я прекрасно понимаю, что единственный способ выбраться с этого Эвереста - забраться еще выше. Я не могу сидеть у его подножия вечно. И меня не спасут психотерапевты, меня не спасет ничего. Но все вокруг ниже. И я устаю. Амбиции ли это? Если так, то я тружусь и недостаточно. Кем я себя возомнил, выдумал все причины для жалости, любой повод, любой выпад трактую в пользу собственной ущербной гордости.

И я в тупике, потому что ничего другого нет. Жизнь играет случаем, в пользу совершенно других отношений и людей, со мной никак не связанных. И мою приземленность наряду с верностью той жизни, которую я отбросил, невозможно рационализировать. Не удивительно, что я пуст, неудивительно, что любой предпринимаемый мной шаг кажется сложным и бесполезным. Это путешествие куда угодно, но не вперед, не в тот Эдем, который я для себя определил. И жаль.

Тем страшнее понимать, что ничего не происходит за пределами экрана, в который я смотрю. Я закрою крышку. Ничего вернется обратно. Абсурдизм сочинительства.

3

Черт побери, дневник, ты не поверишь, как начался этот день и как закончился.

Несмотря на каменную маску, которую я ношу на лице, несмотря на психоз, который зародился в моей голове сегодня после двух утра и несмотря на выраженные чувства к госпоже Кожевниковой и все мейнстримовые психоделические песенки, которые заютились в моем плейлисте за последнюю неделю, совершенно бессознательно, и байкера Фостера, манифестирующим седьмой день моего бытия на этой неделе — несмотря на все эту чепуху и явно деградировавший язык — я хочу признаться, что вновь ощутил жажду к жизни.

Госпожа Кожевникова не отстала от жизни, а явно обгоняет все планы. Лена в психушке. Примерно там же, где я хотел оказаться этой ночью, мысленно выбивая и разбивая все что возможно — я сдерживаюсь, потому что сил нет сбрасывать себя в омут, за которым последует минут 15 истерического смеха, полтора часа сдерживаемых рыданий, не считая конечно же одновременные попытки не разговаривать вслух и битву с воздухом.

Искупление. Наконец-то я могу привнести в эту жизнь искупление. Конечно я предполагал, что не один чувствую то же, что и другие — и наверное мы и вправду синхронизированы на каком-то метафизическом уровне, я и Лена, я и те, кто думают, что могут превратить тоску по утерянному раю во что-то большее.

И если мою новейшую жизнь можно поделить на акты, то вот он, третий, надеюсь, не последний, надеюсь, если я мог стать причиной горя, этому больше не бывать.

И я хочу кричать от счастья, противоречивого, но естественного, и хочу заявить при свидетелях, что на ее месте должен был быть я.

4

Я опять шел по центральной улице, проспекту Ленина, одиноко блуждал, выкуривал по две сигареты в час. Май близился к своему завершению, а я все еще не свихнулся. Меня заметил Кузнецов, который направлялся в Мир Луксор и шел мне навстречу. Он позвал меня на киносеанс. Я тщедушно улыбался, это был один из тех дней, которые следовали прямиком за бессонной ночью и визитом к Лене в РПБ или его выпрашиванием. На часах было восемь вечера. Они с Рудаковым собрались пойти на «Безумного Макса».

Последний раз я случайно встретил Кузнецова в самый канун 2014-го, в Макдоналдсе, пока он писал лабораторные своим знакомым. Я же рисовал, как обычно, и густо зарастал наличной шерстью. Я выпросил у него пятьдесят рублей, чтобы взять гамбургер, но точно не сигареты.

И теперь, ровно полгода спустя, мы встретились вновь. Я смотрел фильм, воздерживаясь от комментариев, мозг мой был не в состоянии связать даже двух слов. Таким я был усталым, что восхищался каждым неожиданным концептом, который попадался мне в фильме — пытался оправдать себя тем, что придумал бы и лучше, но сильно на тот момент в этом сомневался.

Фильм закончился в пол-одиннадцатого. Мы с Рудаковым сели на троллейбус, где я показал ему несколько своих творений вперемешку с дневниковыми записями. Кондукторша была в восторге и прокрутила мне соски.

5

Я должен признаться, что в ночь, когда ты была особо подавлена, я в состоянии чуть ли не нервного срыва, решил расположить Игоря помочь. Мне пришлось вдаться в детали о твоей ситуации. Но он был холоден и даже рад. Я понимаю, что это целиком моя ошибка, я себя не контролировал. Карма моя запятналась, и едва ли я удивился, когда со всего бегу влетел в столб на следующий день. Я не чувствую верхней половины губы и пары зубов, и это самое мягкое наказание за мою природную расторопность. Я готов навсегда уйти из твоей жизни, потому что не тот, на кого стоит рассчитывать в экстремальной ситуации. Не уверен, что прощу себя. Но если осталось хоть что-то во мне человеческое, я готов отдать это на возведение фундамента твоей взрослой жизни. Слишком много сомнения в моей голове, которое сложно удержать. И мне никогда не искупиться.

Недоразумение

1

Из всех историй, которые следовало бы рассказать, наверное, только эта оправдает себя в своей глупой попытке найти смысл, но тем и прекрасна жизнь, что ты никогда не ждешь чего-то особенного от конкретного дня, и тем шире улыбка на лице, когда ты вспоминаешь этот манифест, который сам же и создал, и, не явись ты в это вот самое место в этот самый момент, не прояви это глупую настойчивость в одну секунду, что написал бы ты тогда?

На часах пол-одиннадцатого ночи. На календаре 31 марта. В голове глупые попытки найти что-то, до сих пор. И где эта глупая дружба, которая была в твоих глазах пару дней назад? Здесь только твои искания. Я сижу на остановке у Дома мод, скетчу что-то в очередной раз. И фонари еще не погасли, и машины есть, но их немного, и меня пробирает холод. И время идет, и что-то выходит, и, быть может, я курю, а, может, и нет, но так или иначе я уже понял, как завершу этот день. Я не вернусь домой сегодня, пускай меня пробирает леденящий холод, пускай улицы опустели, я буду сидеть и ждать рассвета, в наушниках, которые доставляют до меня музыку, и звуки улицы.

И пару часов прошло, и из бара, не знаю, какого, выходят две девушки. Девушки в возрасте. И они порядком пьяны, и они подходят ко мне. Одна из них немного полновата, настоящая русская баба, которая наверняка остановила бы и коня и потушила бы избу. Ну что ж. Начинается.

— Не меня рисуешь? — спрашивает она, улыбаясь настолько приветливой улыбкой, на какую способен прекрасный пол под градусом. Шутка ей кажется вполне уместной.

Я сижу в наушниках, она и не думает, что я слышу. Но я отвечаю, и они удивляются, что я таки слышу.

— Смотри, как красиво.

(Неправда, но раз в моих каракулях разглядывает что-то претенциозное, я уступаю)