Мишель Ловрик - Венецианский бархат

• Название: Венецианский бархат
• Автор: Мишель Ловрик
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-6287-7, 978-5-9910-2685-7, 978-966-14-6215-0, 978-966-14-6218-1, 978-966-14-6219-8, 978-966-14-6217-4, 978-966-14-6216-7

Сосия Симеон – самая известная куртизанка Венеции. Мужчины готовы заплатить любую цену, лишь бы снова очутиться в ее объятиях, но с каждым из них она встречается только один раз. Все меняется, когда она знакомится с Николо Малипьеро. Этот богатый и надменный аристократ покорил ее сердце, и теперь она пойдет на многое, лишь бы он остался с ней. А что, если о ее тайной жизни узнает весь город?

---

Кроме того, существовала и опасность лавин, так что каждый час слугам приходилось палить из мушкетов в воздух, чтобы вызвать сход рыхлых снежных масс. Один неверный шаг в любую сторону – и подвижный снег под ногами увлекал неосторожного путника вниз, где тот и оставался в безымянной могиле в двухстах футах ниже по склону.

В проходах бродили и стада лохматых овец, приводивших Люссиету в ужас. Ходили упорные слухи, что в Альпах близ Люцерна водятся драконы, а в озере поселился призрак Понтия Пилата.

Когда она услыхала об этом, глаза ее испуганно расширились, но, крепко держась за руку Венделина, она заявила, что ни в коем случае не оставит его.

* * *

Поначалу это было всего лишь неприятно.

Иногда даже случались такие хорошие моменты, когда я сама наслаждалась красотой здешних мест. Деревья были усыпаны позолотой, похожей на корочку на подгоревшем кремовом пудинге. Мне нравилось смотреть, как птицы срываются стаями с веток при нашем приближении, с шумом крыльев уносясь прочь. Я полюбила быструю смену настроений в эти короткие дни: резкий поворот идущей на подъем дороги, и в три часа пополудни начинаются печальные и долгие вечерние сумерки. Я каждый день с трепетом ожидала этого момента, но всякий раз он заставал меня врасплох.

На протяжении многих миль мы ехали за телегой, нагруженной деревьями, словно высокородные господа и дамы, которые путешествуют лишь в сопровождении собственного сада, чтобы окружающий вид ни на мгновение не разочаровал их избалованный взор.

Иногда мы ехали над облаками. Я видела, как белый туман клубится у нас под ногами, а мы находились на такой высоте, что мне казалось, будто в любой момент Господь может взглянуть с небес на нас, тех, кто осмелился вторгнуться в его царство золота – потому что оно действительно было золотым. Свет искрился мягкой желтизной, а горы набросили на себя огромные позолоченные накидки. Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы этот Господь сказал, глядя на нас из‑за облаков: «Возвращайтесь обратно в Венецию. Предоставьте Иоганна моим заботам».

Но Господь так и не явил нам свой лик, и вскоре мы спустились прямо в облака, где брели, как слепые. Лошади были связаны длинной веревкой, и каждый шаг давался нам с трудом и внушал ужас.

А вот холод оказался пока еще не так ужасен. Мы обматывали грудь пергаментом, чтобы сохранить тепло и избежать самого худшего. Зато ноги мерзли постоянно. Иногда по вечерам хозяйка какой-нибудь очередной гостиницы, сжалившись над нами, заставляла нас опустить ноги в таз с холодной водой, после чего кружками добавляла в нее кипяток, пока мы не начинали чувствовать их вновь.

Я возненавидела высокие горы. Меня тошнило от одного взгляда на них, и я много раз орошала бока моей лошади содержимым своего желудка. Да и для животных это место было неподходящим, и им приходилось претерпевать ужасные изменения, чтобы жить здесь. У всех коров, например, ноги с одной стороны были намного короче, чем с другой, чтобы они могли удержаться на крутом склоне. Это было неестественно, и здешняя земля походила на старую куртизанку, которая лежит на боку, а все у нее свисает и соскальзывает вниз. Я возненавидела мрачные ложбины и шрамы горных ущелий.

Постепенно я начала понимать, почему здешние жители придают такое большое значение Богу. Разумеется, мы, венецианцы, тоже верим в другой мир, но он столь же восхитителен, как и этот, и очень похож на него. Мужу я объяснила, что в ясные дни мы видим, как весь наш мир отражается в воде, и что в этом искрящемся и сверкающем видении и воплощено наше представление о рае.

В горах я не чувствовала, что стала ближе к Богу.

Я рассказала мужу о своих мыслях, и, наверное, только ради того, чтобы убить время, он затеял со мной спор. Мягкий и любящий, естественно.

– Нет-нет – в этом и проявляется воплощенное величие Господа, – настаивал он. – Это нечто вроде Голгофы на земле. Потому что когда мы боремся здесь, внизу, наши души и тела становятся чуточку ближе к раю небесному.

– Здешние места ничуть не похожи на созданные Богом. Эти горы выглядят так, словно какие-то гигантские чудовищные собаки рыли норы передними лапами, отбрасывая кучи земли.

Разумеется, об Альпах ходят жуткие легенды и предания. Здесь живут привидения и призраки. По вечерам в гостиницах и на постоялых дворах путешественники шепотом пересказывали нам страшные истории. Если мой муж вставал из‑за стола, они понижали голоса и наклонялись ко мне, дабы поразить меня новыми ужасными подробностями.

Но самое отвратительное заключалось в том, что Альпы, о чем известно даже в Венеции, буквально кишат самыми разными драконами – летающими, ползающими и просто дурно пахнущими. Нам рассказывали, что их видели многие уважаемые и достойные доверия путешественники, так что каждое новое столкновение лишь подтверждало ужасную правду о том, как выглядят альпийские драконы: голова рыжей взлохмаченной кошки с усами и сверкающими глазами, чешуйчатые лапы, змеиный язык и раздвоенный хвост. Передвигаются они на задних лапах, прыжками, как богомолы, или же, разбежавшись и подпрыгнув, взмывают в небо, неизменно выставляя перед собой короткие передние лапы.

* * *

Дорога становилась все труднее и карабкалась все выше. На перевале Сен-Готард ветер буквально валил с ног, а оставшийся за ними след, отмечавший пройденный путь, был ничтожно мал и полностью виден с места очередной остановки. Опасаясь лавин, путешественники набили колокольчики своих мулов шерстью и подвязали их язычки. Вьючная лошадь, везшая на себе гроб с телом Иоганна, едва не погибла из‑за того, что смолк привычный перезвон. Она, очевидно, повредилась рассудком и три раза перекувыркнулась через голову. От четвертого, наверняка ставшего бы для нее смертельным кувырка, поскольку она оказалась уже на самом краю глубокой пропасти, ее спасло присутствие духа одного из погонщиков и его твердая рука, которой он поймал ее за хвост и сильным рывком заставил опуститься на колени, так что она принялась реветь с пеной на губах.

Гроб оставался закрытым, но еще много часов после случившегося маленький караван двигался в полном молчании; перед мысленным взором путешественников стояли останки бедного Иоганна, наверняка теперь переломанные и перемешанные.

Жена Венделина вытягивала шею, высматривая драконов с кошачьими головами. Но на глаза ей попадались лишь необычные северные воробьи, перья которых на голове были обесцвечены.

– Маленькие бедняжки, – шептала она.

Ее собственное тело, еще совсем недавно благословенно молодое и подвижное, как у кролика, согнулось и закоченело от холода. Даже спешившись, она передвигалась с величайшим трудом, словно древняя старуха.

В горах все предметы выглядели неестественно. Земля была белее неба; озера оставались замерзшими и твердыми, лица путников светились, как у святых, и даже лошади, которым набили подковы с защитными шипами, походили на драконов.

Они останавливались в городках, которые на долгие месяцы бывали отрезаны от внешнего мира, чьи жители демонстрировали пугающие признаки кровосмешения, которые, по мнению Люссиеты, выглядели даже хуже, чем у обитателей маленьких островков венецианской лагуны. В одном из городков, например, у всех владельцев лавок наличествовал поросший волосами чудовищный зоб на шее. В других деревнях у очагов в домах оставались лишь калеки и дурачки, а те, кто сохранил рассудок, трудились на крошечных клочках пригодной к возделыванию земли или стерегли овец.

Через озеро Люцерн они переправились на лодке, вспахивая неподвижную гладь воды, на которой дробились опрокинутые отражения сине-белых гор. Гроб Иоганна поставили на палубе стоймя, словно для того, чтобы сквозь свинец и дерево он полюбовался красотой окружающего пейзажа. На другом берегу озера его вновь приторочили к седлу лошади, и он продолжил путь в горизонтальном положении.

Чем дальше на север они продвигались, тем наглее и самоувереннее вели себя владельцы гостиниц. Когда караван ночью подходил к воротам какого-нибудь постоялого двора, хозяин уже не считал нужным сойти вниз и приветствовать их у дверей. В ответ на их стук и крики он осторожно выглядывал в окошко второго этажа, словно черепаха, высовывающая голову из панциря, а потом молча выслушивал их просьбы предоставить им ночлег. Если он не отказывал им, они могли войти. Если они спрашивали, где находится конюшня, он лишь тыкал в ту сторону пальцем.

Что касается комнат, то им неизменно отвечали, что самые лучшие зарезервированы для благородных господ, которые, как усиленно старался сделать вид очередной хозяин, являются его постоянными клиентами. Обычно в гостинице имелась всего одна общая комната, где им и приходилось переодеваться, умываться, сушить промокшую одежду и принимать пищу.