Александр Янов - Россия и Европа. 1462—1921- том 1 -Европейское столетие России. 1480-1560

• Название: Россия и Европа. 1462—1921- том 1 -Европейское столетие России. 1480-1560
• Автор: Александр Янов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Во-вторых, обреченность Запада (он же «развитый Север»), ко­торый вдобавок не только не ценит своего «балансира», но и явно к нему недоброжелателен: «Россию хотят загнать в третий мир» (он же «отстойник цивилизации».)17 Впрочем, «дело и в общей цивили- ззционной тупиковости западного пути в связи с рельефно проступа- юЩей глобальной несостоятельностью индустриализма и консьюме-

16 17

РеФормы и контрреформы в России (далее Реформы), М., 1996, с. 208. Там же, с. 254.

там Же> с. 255.

^ Яиоа

ризма... С позиций глобалистики вестернизация давно и безнадеж­но самоисчерпалась».18

В-третьих, врожденная, если можно так выразиться, сверхдер- жавность «балансира»: «Любая партия в России рано или поздно об­наруживает — для того чтобы сохранить власть, ей необходима госу­дарственная и даже мессианская идея, связанная с провозглашени­ем мирового величия и призвания России». Почему так? Да просто потому, что «законы производства власти в России неминуемо ведут к воссозданию России как сверхдержавы».19

Что такое «законы производства власти», нам не объясняют. Из­вестно лишь, куда «они ведут». Отсюда «главный парадокс нашей новейшей политической истории... основателям нынешнего режима для сохранения власти предстоит уже завтра занять позиции, прямо противоположныетем, с которых они начинали свою реформатор­скую деятельность. Неистовые западники станут „восточниками", предающими анафеме „вавилонскую блудницу" Америку. Либера­лы, адепты теории „государство-минимум", они превратятся в за­конченных этатистов. Мондиалисты и космополиты станут национа­листами. Критики империи... станут централистами-державниками, наследующими традиции Калиты и Ивана IV».20

И это вовсе не метафора, человек настолько уверен в своём пророчестве, что говорит именно об «основателях нынешнего режи­ма», которым «уже завтра» предстояло превратиться в собственную противоположность. А имея в виду, что написано это в 1995 году, то, если верить автору, Ельцин, Гайдар или Чубайс должны были еще позавчера перевоплотиться в Зюганова, Дугина или Макашова.

В-четвертых, Россия в принципе нереформируема, поскольку она «арена столкновения Западной и Восточной цивилизаций, что и составляет глубинную основу её несимфонийности, раскольнос- ти»21 Тем более, что если «европейские реформы кумулятивны, оте­чественные возвратны»22

Там же, с. 9.

Новый мир, 1995» № 9, с. 137. 1

Там же, Реформы, с. 240.

Реформы, с. 205.

В-пятых, наконец, Россию тем не менее следует реформировать, опираясь на «усиление реформационной роли государства как регуля­тора производства, распределения, а также разумное сочетание рыноч­ных и планово-регулирующих начал, позволяющее наращивать произ­водительность труда ... развертывать инвестиционный комплекс».23А как же быть с «несимфонийностью, раскольностью» России и с «возвратностью отечественных реформ»? И что делать с идеей врожденной её сверхдержавности, позволяющей, с одной стороны, «сплотить российский этнос вокруг идеи величия России»,24 а с дру­гой — заставляющей соседей в ужасе от неё отшатываться? И как «развертывать инвестиционный комплекс», если Запад хочет «за­гнать Россию в третий мир», даром что сам задыхается в своей «ци- вилизационной тупиковости»?

Введение

Не в том лишь, однако, дело, что концы с концами у наших неоев­разийцев, как видим, не сходятся. И не в том даже, что идеи их впол- нетривиальны (всякий, кто хоть бегло просмотрит «Россию против России», без труда найдет в ней десятки аналогичных цитат из славя­нофильствовавших мыслителей XIX века, начиная от исключительно­сти России и обреченности Запада и кончая ностальгией по сверх­державности). Главное в другом. В том, что никак все это не объясня­ет страшную динамику русской истории, тот роковой её «маятник», для обсуждения которого и отправился я в Москву осенью 2000 года.

Завещание Федотова

И не потому вовсе не объясняет, что лидерам нео­евразийства недостает таланта или эрудиции. Напротив, множество их книг и статей обличают эрудицию недюжинную.25 Причина другая. Точнее всех, по-моему, сказал о ней тот же Федотов: «Наша история

2 Там же, с. 193,

Там же, с. 12 м т 1амже.

>

например: В.В. Ильин, АС Панарин. Философия политики, M., 1994; Россия: °пыт национально-государственной идеологии, М., 1994; Российская государствен- н°сть: истоки, традиции, перспективы, М., 1997; Российская цивилизация, М., 2000.

снова лежит перед нами, как целина, ждущая плуга... Национальный канон, установленный в XIX веке, явно себя исчерпал. Его эвристи­ческая и конструктивная ценность ничтожны. Он давно уже звучит фальшью, [а] другой схемы не создано. Нет архитектора, нет плана, нет идеи».26 Вот же в чем действительная причина неконструктивнос­ти идей наших неоевразийцев: они продолжают работать в ключе всетого же архаического «канона», об исчерпанности которого знал еще в 1930-е Федотов, повторяют зады все того же Правящего Сте­реотипа, что завел в тупик не одно поколение российских и запад­ных историков.

На самом деле «канон» этот всемогущ у них до такой степени, что способен «превращать» современников, того же, скажем, Гайда­ра, в собственную противоположность независимо даже от его воли или намерений. Очень хорошо здесь видно, как антикварный «ка­нон», по сути, лишает сегодняшних актеров на политической сцене свободы выбора. Разумеется, перед нами чистой воды историчес­кий фатализм. Но разве не точно так же рассуждали Виттфогель или Тойнби, выводившие, как увидит читатель, политику советских вож­дей непосредственно из художеств татарских ханов или византий­ских цезарей?

Федотов, однако, предложил, как мы еще увидим, и выход из этого заколдованного круга. «Вполне мыслима, — писал он, — новая национальная схема [или, как сказали бы сегодня, новая парадигма национальной истории]». Только нужно для этого заново «изучать историю России, любовно вглядываться в её черты, вырывать в её земле закопанные клады».27 Вот же чего не сделали неоевразийцы, и вот почему оказались они в плену Правящего Стереотипа.

Междутем первой последовала завету Федотова замечательная плеяда советских историков 1960-х (А.А. Зимин, С.О. Шмидт, А.И. Ко- панев, С.М. Каштанов, Ю.К. Бегунов, Н.Я. Казакова, Я.С. Лурье, Н.Е. Носов, Г.Н. Моисеева, Д.П. Маковский). В частности, обнаружи­ли они в архивах, во многих случаях провинциальных, документаль-

Г.П. Федотов. Цит. соч., с. 66. Там же.

ные доказательства не только жестокой борьбы между церковью и государством за церковную Реформацию и не только мощного хо- зяйственного подъема в России первой половины XVI века, внезап­но и катастрофически оборванного самодержавной революцией Грозного. И даже не только вполне неожиданное становление силь­ного среднего класса, если хотите, московской предбуржуазии. Са­мым удивительным в этом заново вырытом «кладе» был совершенно европейский характер Великой реформы 1550-х, свидетельствовав­ший о несомненном наличии в тогдашней России того, что С.О. Шмидт обозначил в свое время как «абсолютизм европейского типа».28

Введение

Мы, конечно, очень подробно поговорим обо всем этом в трило­гии. Сейчас подчеркнем лишь историческое значение бреши, проби­той уже в 1960-е в окаменевшей догме Правящего Стереотипа. Чтобы представить себе масштабы этого «клада», однако, понадо­бится небольшое историческое отступление.

Русь и Россия

Никто, сколько я знаю, не оспари­вает, что в начале второго христианского тысячелетия Киевско-Нов- городский конгломерат варяжских княжеств и вечевых городов вос­принимался в мире как сообщество вполне европейское. Доказыва­ется это обычно династическими браками. Великий князь Ярослав, например, выдал своих дочерей за норвежского, венгерского и французского королей (после смерти мужа Анна Ярославна стала правительницей Франции). Дочь князя Всеволода вышла замуж за германского императора Генриха IV. И хотя впоследствии они разо­шлись, тот факт, что современники считали брак этот делом вполне обыденным, говорит сам за себя.

Проблема лишь в том, что Русь, в особенности после смерти в 1054 году Ярослава Мудрого, была сообществом пусть европей­ским, но еще протогосударственным. И потому нежизнеспособным. в отличие от сложившихся европейских государств, которые тоже

вопросы истории, 1968, № 5, с. 24.

оказались, подобно ей, в середине XIII века на пути монгольской конницы (Венгрии, например, или Польши), Русь просто перестала существовать под её ударами, стала западной окраиной гигантской степной империи. И вдобавок, как напомнил нам Пушкин, «татаре не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля».

Спор между историками идет поэтому лишь о том, каким именно государством вышла десять поколений спустя Москва из-под степно­го ярма. Я, конечно, преувеличиваю, когда говорю «спор». Правя­щий Стереотип мировой историографии безапелляционно утвержда­ет, что Россия вышла из-под ига деспотическим монстром. Вышла, иначе говоря, наследницей вовсе не своей собственной историчес­кой предшественницы, европейской Руси, а чужой монгольской Ор­ды. Приговор историков, иначе говоря, был такой: вековое иго ко­ренным образом изменило саму цивилизационную природу страны, европейская Русь превратилась в азиатско-византийскую Московию.