Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл

• Название: Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл
• Автор: Л.И.Шинкарев
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2016

---

ся понимать чех из Шеберты. И вот что его поражает: здесь люди легко при-

нимают на веру прочитанное или услышанное, и если обнаружится разлад

между чужими словами и их собственными наблюдениями, они усомнятся

скорее в возможностях своего понимания, но не в печатном или услышанном

слове. Он не знает, идет ли это от времен сплошной безграмотности, от

ощущения своей ущербности или от природной доверчивости, особенно к

слову барина (хозяина, чиновника, любого начальника), но удивительно, как

просто этими людьми манипулировать. Чех бы сто раз усомнился там, где

русский сразу и безоглядно поверит.

На эти мысли его навел 1956-й год, когда Советская армия разгромила

венгерское восстание. Йозеф не может сказать, что всею душой с венграми,

по истории у него к венграм немало вопросов, но когда там пролилась кровь,

он сильно переживал, все время представлял, что было бы, если на месте

венгров оказались чехи. Но Шеберта, даже местная интеллигенция, все при-

нимала на веру и возмутителей спокойствия осуждала. Друзья уговорили его

эти темы лучше не трогать. Он и не трогает, помнит, что есть семья, двое сы-

новей.

– Скучаете в Сибири? – спрашиваю.

– Да нет, – отвечает, – прекрасный поселок Шеберта, люди хорошие,

добрые… Только по-чешски не поговоришь.

Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд дарят учителю книгу «Между двух

океанов». И пишут на титуле: «Дорогому земляку Иосифу Ирглу на память о

первом за семь лет разговоре на чешском. Пусть вам эта книга, которую мы

возили пять лет по всей Азии, напомнит материнский язык в далекой Сиби-

ри. И до встречи в Чехословакии».

До Пражской весны было еще четыре года.

Могу представить, что чувствовал Иосиф Иргл, услышав, что в войска

38-й армии, вошедшей в 1968 году в Чехословакию, попали и новобранцы из

Шеберты, его русские ученики. Не знаю, призвали или нет тогда в солдаты

его сыновей.

…В Компартию Чехословакии Ганзелка и Зикмунд вступили в 1963 году

во время путешествия по Индонезии. Они уже были известны, у них была

любимая работа, хорошие семьи; их вера в возможность переустройства ми-

ра была чиста и свободна от идеологических догм.

Поездка по СССР впервые поколебала их прежнее приблизительное

представление о советском народе. Они запомнят октябрьскую ночь в

Москве, когда сместили Хрущева и во главе партии поставили Брежнева.

«Мы тогда были страшно замотаны встречами, устали как черти, с трудом

добрались до гостиницы и провалились в сон. Вдруг телефонный звонок.

Иржи схватил трубку. Наш знакомый кричал: “Срочно приезжайте!” и назвал

условленное место. В чем дело? Не могу, говорит, по телефону.

Мы оделись и выехали. Наш приятель стоял на углу улицы с оттиском

свежего номера “Правды” с сообщением о смене власти. Мы спросили, когда

будет отпечатан тираж. “Через два часа”. А когда появится в киосках? “Часов

через пять-шесть”. Какая будет реакция? Ответ нас поразил: “А никакая, все

промолчат”.

В семь утра мы на Красной площади. Люди в очереди к газетным киос-

кам, молча читают и расходятся. Как будто ничего не случилось. Будто в их

жизни не было ни доклада Хрущева о культе личности, ни оттепели, и не они

вчера встречали его с хлебом и солью на заводах, в театрах и институтах. Не

они обращались к нему: “Наш дорогой Никита Сергеевич!” Это нас потряс-

ло»42.

Ганзелка и Зикмунд готовили отчет о путешествии по Советскому Сою-

зу, не предназначенный для огласки: наблюдения о слабых местах в эконо-

мике, в обществе, партии, государстве. Подобные секретные доклады они

писали чехословацкому руководству по Индонезии, по Западному Ирану, по

Японии. Но исследовать уязвимые стороны социализма, потом знакомить с

этим московских ортодоксов было безумием. Когда же на приеме в Кремле к

ним подошел Брежнев и сказал, что читал их прежние отчеты, они смути-

лись; им в голову не приходило, что Антонин Новотный, не спрашивая авто-

ров, пересылает их секретные записки в Кремль. Еще больше они растеря-

лись, когда Брежнев спросил, как продвигается Спецотчет № 4 по Советско-

му Союзу.

«Мы, конечно, обещали, что Брежнев получит чешский текст доклада в

переводе на русский язык. И будет первым, кто познакомится с нашим ана-

лизом и предложениями. Они касались концепции развития советского об-

щества, принципиальных структурных вопросов. Мы собирались изложить

мысли о том, как освобождаться от хронических болезней вашей экономики,

планирования, социальной жизни. И предупреждали, что это будет совсем

откровенно и откровенно критично. Брежнев одобрил наши намерения. Он

только начинал руководить страной и выглядел другим человеком по срав-

нению с тем, каким мы его узнали позже. “Если впечатление будет положи-

тельным, я вам напишу”, – пообещал Брежнев. Мы возразили: нам интерес-

ней, если впечатления будут отрицательные. “Ладно, – согласился он, – я вас

приглашу в Москву, мы уединимся на даче и обо всем поговорим”» 43.

Открытка М.Зикмунда в Иркутск (30 декабря 1964 г.)

Леня дорогой – ты даже не знаешь, как часто я думаю про тебя в эти празд-

ничные дни! С сыном Саввой, которому ты в Красноярске подарил игру «Автопуте-

шествие по СССР», я ежедневно шляюсь по твоей родине и теряю фишки. Шлю тебе

горячий привет и поздравляю с Новым годом. Жаль, что нам не удалось встретить

тебя в Москве. Привет Неле и Гале. Мирослав Зикмунд, Готвальдов 44.

Полтора года путешественники собирали материал, четыре месяца ра-

ботали над текстом. Это были наблюдения двух внутренне свободных, ум-

ных, проницательных экономистов и публицистов. Ясно, пишут авторы, что

советское хозяйство опасно кровоточит, если столько машин на новых заво-

дах простаивает, столько людей вокруг них суетятся или же бездействуют.

«Каждый капиталист вылетел бы в трубу при таком дилетантстве и безраз-

личии, какие имеют место, например, на заводе «Амуркабель» в Хабаровске…

В чем причина этого огромного и играющего резко тормозящую роль эконо-

мического кровотечения? Мы видим ее, прежде всего, в принципах и практи-

ке планирования». За четверть века до развала Советского Союза, когда гос-

ударство выглядело вторым мировым центром силы, два чеха, не боясь ка-

заться сумасшедшими, называют главное завоевание системы, ее безумную

гордость – практику планирования – барьером, где можно сломать ноги, но

его нельзя преодолеть.

Человеческие отношения, продолжают авторы, наиболее глубоко и тра-

гично отмечены сталинским периодом. «Десятилетия террора и всеобщего

страха перед непостижимостью органов безопасности, долголетие чувства

бесправия и бессилия и какого-то непостижимого, но везде присутствующе-

го “подвоха”, проявляющегося в ежедневном противоречии между словами и

делами “властелинов”, оставили неизгладимые до сих пор следы на этике

личной жизни советских людей и личных взаимоотношений между ними…

Мы все знаем героизм советских людей, знаем больше в его внешнем прояв-

лении как героизм боевой или трудовой. Но это их вторичный, производный

героизм. Советский человек является героем прежде всего в своей безгра-

ничной терпеливости…» 45

Ганзелка и Зикмунд предложили концепцию преобразования общества,

предваряющую многими моментами программу горбачевской перестройки.

Они выступали против абсолютного контроля за информацией о внешнем

мире. Такой контроль сводил до минимума возможность сопоставления,

опасного для существующей системы. Плотным был фильтр и для внутрен-

ней информации. «Факты засекречивались ссылкой на то, что они могли бы

оказать услугу врагу. Главным, кто не знал и не должен был знать этой

правды, был советский народ. Это было фактическое сокрытие правды перед

собственным народом». Открытием для путешественников были глубокие

различия двух наших стран. Чешские демократические традиции уходят

корнями в гуситские времена. Стало очевидным, что политически чешский

народ был более зрелым, более опытным, более активным, чем советский.

«Это не наша заслуга. Это результат различий в столетнем развитии восточ-

ных и западных славян, не говоря уже о значительном влиянии ислама и

буддизма в азиатских частях СССР».

В СССР народ привык к тому, что притеснения шли сверху, террор при-

ходил из его собственных рядов, в то время, как чехи и словаки впервые под-