Евгений Решетов - Полночь - время колдовства

• Название: Полночь - время колдовства
• Автор: Евгений Решетов
• Жанр: Фэнтези

Я родился на просторах дикого, северного леса. Там же впервые столкнулся с колдовством и имперцами, повстречал ведьм. Заклятие навсегда связало меня с одной из них. Даже то, что меня призвали под знамена империи, не помеха для ее игры. Я, мой друг, моя любовь, что нас ждет впереди?

---

       - Взгляни вокруг, Белогор, - проговорил Георг, обведя рукой наше скромное жилище, - чего он здесь достигнет? Всю жизнь проживет, охотясь в этих местах, и состарившись, будет рассказывать о том, что много лет назад видел леди-рыцаря?

       - Зато он будет жив!

       - Он может достигнуть много в имперской армии, а затем и в империи, если пожелает остаться. Мы ведь забираем его не на всю жизнь, а лишь на три года. Посмотри на меня, Белогор, - отец поднял взгляд на воина, - это ведь не твои книги, - утверждающе произнес Георг, показывая рукой на заставленные полки, - если он хотя бы прочитал десятую часть из них, то его ждет неплохое будущее, а возможно и слава.

       - Он прочитал их все, - прошептал отец и затем громко крикнул: - Горан!

       Я вздрогнул, помедлил немного, и старательно протирая глаза, зашел в комнату, не смущаясь, что одет только в нижние штаны. В доме было всегда тепло, и я ходил легко одетый, а уж спал и подавно, там ведь еще шкура дарит мне тепло. Единственное, пол холодил босые ноги, но сейчас мне это совсем не доставляло дискомфорта.

       Отец посмотрел на меня полными муки глазами и проговорил по-бривенхеймски:

       - Они забирают тебя сынок. В их поганую армию. Оже ты не хочешь, только скажи мне. Я помогу тебе схорониться в лесу. Там они тебя никогда не найдут.

       Я слушал отца и не слышал его. Стремительно сбрасывающий оковы сна мозг переваривал слова Георга. Я был под впечатлением от них. Юношеский пыл взыграл во мне, как боевой конь под звуки рога, призывающего ринуться в атаку. Его слова запали мне в самую душу, каленым железом выжигая слово "слава". Неокрепший мозг еще не способный твердо отличить фантазии от реальности, уже рисовал мне картины дворцов, земель, прекрасных женщин, которыми я буду обладать, но червь сомнения, внушал мне страх того, что я просто погибну, как и тысячи таких же юнцов возомнивших о себе невесть что. Война кровавой мясорубкой перетрет в однородный фарш парня-северянина, не спросив, сколько книг он прочитал и как стреляет из лука. Все внутренности переворачивались от одной только мысли, что я буду воевать, убивать людей, видеть их кишки, мозги, кровь. Я с содроганием вспоминаю зрелище в лесу, когда имперцы расправились с волками, а здесь же будут люди. Я внутренне передернулся - это метафизическое движение заставило вынырнуть из океана эмоций доселе еще пребывающее во сне чувство собственно достоинства. Оно прочно обосновалось в груди, выгоняя страх и сомнения, словно, экзорцист бесов. Струсь я сейчас, то вместо меня отправиться другой парень, а возможно еще и накажут всю деревню. Кто я тогда буду? Я не могу отступить. Хоть слезы уже наворачивались на моих глазах, но я знал, что не смогу жить, если сейчас страх одержит надо мной верх.

       - Я вернусь отец. Обязательно вернусь, - проговорил я на родном языке, трясущимися губами, но старательно делая вид, что мой яйца превратились в сталь.

       Он встал и обнял меня. Из его глаз катились слезы. Они солеными каплями падали на мою обнаженную шею и одиноко стекали по голой безволосой груди. Я не мог обнять его в ответ. Я безвольно стоял в его объятиях, вытянув руки по швам, и смотрел в закопченный потолок, видя там ратные баталии.

       - Я горжусь тобой, - проговорил подбадривающе Георг. - Заря через два часа. Будь готов выходить. Ты уходишь с нами - так приказала леди Женевьева. Возьми с собой лук, побольше стрел, запасную одежду, какой-нибудь кинжал, огниво, еды до следующей деревни...

       Воин все перечислял и перечислял, а я только кивал головой, понимаю, что через два часа начнётся новая глава моей жизни. Где-то в глубине души крепло чувство того, что я поступаю правильно, истинно по-мужски. Перед глазами неуловимой тенью промелькнуло лицо Велены. Еще один камушек, размером с глыбу, на чашу весов моего решения. Если я останусь, то навсегда потеряю ее. Она ведь упорная. Я помню ее решительные глаза. Она будет той самое девушкой, которая отправиться в империю.

       Занимался рассвет. Серый и промозглый, он незаметно накрыл деревню, прогоняя остатки ночи лихим наскоком рыцарской конницы. Нужда в свечах отпала. Струящиеся из окон свет с лихвой заменял их, освещая нутро нашего дома. Сколько я видел таких рассветов? Не счесть. Но сегодняшний был особенный. Последний, в этом доме для меня. Минимум три года я его не увижу, а может быть и никогда.

       Отец печальным призраком тихонько сидел в углу в плетеном кресле, грустно наблюдая за тем, как я собираюсь в путь, лишь изредка подсказывая, где лежит требуемая мне вещь. Я ходил по скрипучим половицам, ощущая, как от двери дует небольшой сквозняк, и старался не смотреть на отца. Каждый взгляд, брошенный в его сторону, наполнял грудь щемящей болью расставания. Она подмывала утес моей решимости. Было ужасно трудно оставлять его одного. Я знал, что он справиться, но душу всё равно рвало на части. Каждый предмет, к которому я прикасался, будил во мне воспоминания связанные с отцом, будто я уже покинул его. Вот стол, на котором я разделывал уже ободранные родителем тушки мелкой живности, вот шкаф с грубой резьбой на дверцах, выполненной моей рукой, направляемой указаниями отца, даже этот стул на котором он сидит и то мы вместе плели. Мысли все дальше уносили меня в прошлое. Я вспомнил, как он с доброй улыбкой смотрел на детскую фигурку с утра до ночи упражняющуюся с маленьким луком. Память услужливо показала мне эпизод, когда мы вместе освежевали мою первую добычу и маленькими кусочками кормили котенка, сейчас выросшего в толстую, не признающую ничьего авторитета, пушистую ленивую бочку.

       Наконец я собрался и посмотрел на родителя. Он все понимал, подошел и напоследок крепко обнял меня. Я не просил его провожать меня до края деревни, прекрасно понимая, что может быть, ему сейчас еще более тяжко, чем мне. Я ведь его единственный сын, и он может больше никогда не увидеть меня.

       - Ляг, поспи, - произнес я, выворачиваясь из отцовских объятий. - Время пролетит незаметно. И все будет как прежде. На целый день уйду и принесу одного худющего глухаря.

       Отец улыбнулся и я, быстро развернувшись, вышел из дома. Он не должен видеть слез на моих глазах, и никто не должен их видеть. Мороз на улицы быстро превратил слезы в маленькие ледышки, которые я тут же зло смахнул варежкой, и решительно пошел прочь от дома.

       Деревня не спала. Входные двери то и дело хлопали, выпуская людей из домов. Все боялись опоздать увидеть, то действо, которое устроит леди-рыцарь. Никто не знал, как будет происходить выбор рекрутов, но то, что на это нужно обязательно посмотреть знали все. Такое событие может больше никогда не повториться в жизни маленькой деревеньки. Надо обязательно, хоть одним глазком, да поглядеть, что же там имперцы будут делать с нашими парнями.

       Люди шли как на праздник, целыми семьями, даже древние старики покрывшееся мхом и то ковыляли к деревенской пятаку, который громко величали площадь. Жидкий людской поток, слабым ручейком стекался на него. Обычно там происходили гулянья, веселья, свадьбы и прочее, но сегодня на нем произойдет особенный процесс. Такое событие, такое событие. Как бы оно не закончилось, но все равно надолго запомниться людям и буквально в считанные дни обрастет невиданными подробностями. И сосед-очевидец будет, не краснея, врать о том, что леди-рыцарь превратилась в дракона и дыханием пламени отметила рекрута, а такой же очевидец, слушая его, вставит свои подробности, что дракон был размером аж как полдеревни. Я гадко сплюнул от подобных мыслей и окинул площадь взглядом. По-моему все были здесь, только животных не хватало, я бы не удивился, если бы их привели поглазеть на невероятное таинство. Всего в деревне жило около двухсот человек. Обычно в середине дня она насчитывала человек пятьдесят, потому что остальные выходили в море, спускались в шахты, устремлялись в леса. Сейчас же, бьюсь об заклад, никто не покинул Северный Мыс.

       В центре площади, поверх голов людей, увидел выхаживающую перед шеренгой из двадцати семи парней леди Женевьеву. Судя по вытоптанному снегу, они были здесь совсем недолго. Благородная вновь была полностью в латах, резонируя с зимней одеждой, повесивших носы, парней. Они казались толстенькими, добродушными щенками, дрожащими при виде матерой волчицы. Даже молчаливая поддержка жителей Северного Мыса, выстроившихся кольцом и пристально наблюдающих, за каждым шагом благородной, не помогала им. Мне казалось, что кто-то из них может вот-вот упасть в обморок. Меня перекривило от их слабости и я перевел взгляд на гостевой дом. Возле него стояли Георг и Харник, складывалось впечатление, что им было глубоко фиолетово кого выберет благородная. Они сосредоточенно ругались. На таком расстояние я не мог услышать слов, но то, что причина раздора, три смирно стоящих, навьюченных мешками, лошади, я не сомневался. Пока их держал за узды Харник, но Георг порывался вырвать ее у него из рук.