Джеймс Уилсон - Игра с тенью

• Название: Игра с тенью
• Автор: Джеймс Уилсон
• Издательство: ACT, Астрель-СПб
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-038745-8, 5-9725-0544-4

Блестяще стилизованный викторианский триллер.

Уолтер и Мэриан, герои романа Уилки Коллинза «Женщина в белом», неожиданно получают заказ на написание биографии известного английского художника Уильяма Тернера. Его жизнь была полна домыслов и неясностей, и вот уже исследование жизни и творчества художника превращается в опасное и драматическое расследование.

Кто скрывает правду о Тернере: менее удачливые художники, покровители или женщины сомнительной репутации, которых он посещал инкогнито? Почему он так любил рисовать лица утопленниц? Кто он — гений или злодей?

Поиски истины разъедают души и разбивают судьбы Уолтера и Мэриан. Их добрые отношения разрушены, дома пусты, а жизнь — в опасности.

---

Этот грубоватый патриотизм — толпе пьяных, трусливых неорганизованных французов показывают пример английские моряки — отражается и в названии: «Пристань Кале, французские пуассары отправляются в море, прибывает английский пакетбот»; если верить моему словарю, «пуассар» означает вовсе не «рыбак», как можно было бы предположить, а «грубиян».

Мы стояли перед этой картиной минут пятнадцать, и с тех пор я вспоминаю ее каждый час; несложно представить, как автор этой лихой и насмешливой патриотической сатиры цитирует Тома Дибдина, но я не могла заметить ни малейших следов того, что тот же художник написал «Улисса, смеющегося над Полифемом».

XIV

Полковник Джордж Уиндхэм — Уолтеру Хартрайту Петуорт 29 августа 185…

Уважаемый сэр!

Я получил Ваше письмо от 17 августа и буду рад Вас видеть, как только Вы окажетесь поблизости от Петуорта. Боюсь, однако, что Ваше время будет потрачено зря, потому что я мало что могу рассказать о Тернере и его делах с моим отцом.

Искренне Ваш

Джордж: Уиндхэм

XV

Уолтер Хартрайт — Лоре Хартрайт Бромптон-гроув 19 сентября 185… Вторник

Дорогая моя!

Ты, наверное, уже начала обо мне беспокоиться, так долго я не писал. Меня трясло в каретах и вагонах поезда, дважды я даже чуть не выпал из экипажа, а в то единственное утро, когда я надеялся найти время для письма, мне пришлось выехать спросонья, и у меня не нашлось даже получаса свободных. Но сейчас наконец я дома, и все мои неприятности — это пара синяков да потрепанные от меловых камней ботинки.

Новая железная дорога до Брайтона — настоящее чудо скорости и удобства (и ты это увидишь сама: я решил, что, когда ты вернешься, мы удивим детей, свозив их на море и обратно за один день), но именно поэтому она меня угнетала. Каждая новая миля все дальше уводила меня не только от Лондона, но и от Тернера, ведь его поездка с Майклом Гадженом много лет назад наверняка была совсем иной — им приходилось трястись от одного постоялого двора до другого по пыльным дорогам, под стук копыт и скрип колес, а пар шел только от лошадиных боков. Едва я почувствовал, что приблизился к нему, разглядев его невероятные картины в Мальборо-хаусе, я снова потерял его из виду в дыму и суете современного мира.

Но когда мы прибыли, мое настроение улучшилось. Я нанял на станции экипаж, и через десять минут мы уже ехали мимо широких веселых фасадов крытых белой штукатуркой пансионов, которые, должно быть, стояли тут еще при Тернере. Прошло еще десять минут, и мы начали спускаться в долины, которые вряд ли особенно изменились с тех пор, как их увидел Цезарь, а то и за тысячелетие до него. Вокруг раскинулся бегущий волнами, шелестящий океан травы, а когда я посмотрел назад, то увидел вдали становившуюся все шире серебристую ленту моря.

Проехав мили три, у въезда в деревеньку мы свернули влево по узкой аллее, заросшей кустами ежевики. Скоро она превратилась в тележную колею, и именно здесь чуть не случилось первое несчастье; возница на секунду отвлекся, а лошадь спокойно тронулась дальше по ухабам, споткнулась и, резко свернув направо, столкнула одно из колес в глубокую выбоину с таким грохотом, что чуть не перевернула экипаж. Вознице пришлось растянуться на козлах, чтобы его не сбросило. Экипаж остановился.

— Простите, сэр, — сказал возница. — Дальше нам не проехать. Еще один такой удар, и потребуется новая ось.

— Отсюда далеко? — спросил я.

— Меньше полумили, — ответил он, указав на дымок из трубы прямо за следующим пригорком.

Я заплатил ему, поднял чемодан и пустился в путь пешком, осторожно обходя корни. Ветер нежно погладил мне лицо, и на мгновение все, что связывало меня с беспокойным миром, отступило вслед за отъезжающим экипажем, а мне остался лишь звук собственных шагов да крик ласточек, призывавших взяться за великое дело или напоминавших о великом горе, которое я почему-то позабыл в суете повседневности.

Выйдя на пригорок, я увидел перед собой небольшую ферму с грязным двором и двумя рядами ветхих сельскохозяйственных построек по бокам. С третьей стороны между ними стоял длинный низкий дом из беленого камня, защищенный сзади рядом деревьев. Это было так не похоже на уютный коттедж, которого я ждал, что я сразу решил, будто возница ошибся. Пока я шел к воротам, я успел убедить себя, что мне придется вернуться в деревню или даже в Брайтон и начать путь снова.

Тощий черно-белый пес при виде меня вскочил на ноги и яростно залаял, дергая свою цепь, будто это была детская игрушка, и пугая бродивших по двору кур. Через мгновение из сарая вышла румяная женщина лет шестидесяти пяти с закатанными до локтя рукавами и направилась ко мне. У нее была неестественно широкая походка комической вдовушки из пантомимы, и я сначала решил, что она пьяна, но потом заметил у нее на ногах деревянные сабо, позволяющие ей не утопать в грязи.

— Доброе утро! — крикнул я. — Я ищу мистера Гаджена.

Должно быть, лай и писк заглушили мои слова, поскольку она нахмурилась, покачала головой, а потом разогнала кур и стала успокаивать собаку. Она приложила ладонь к уху и приподняла брови, жестами давая понять, что не расслышала.

— Мистер Гаджен здесь живет? — повторил я.

— Вы мистер Хартрайт? — спросила она мягким сассекским говорком и, когда я кивнул, протянула мне руку и сказала: — Я Элис Гаджен.

— Очень приятно, — сказал я.

— Он у себя в кабинете. Ничего, если я вас с черного хода проведу?

Она провела меня по двору в теплую кухню, полную пара, аромата вареной свинины и сладкого дымного запаха мяса, которое жарилось на вертеле. Низкие балки потолка, черная плита, заставленная горшками, охотничья добыча — связка подстреленных зайцев, видневшаяся сквозь полуоткрытую дверь кладовой — все говорило о том, что это дом зажиточного фермера. Только стол выбивался из общей картины: из-под старой скатерти были видны изящные ножки красного дерева, говорившие о том, что он когда-то украшал гостиную, но попал в затруднительные обстоятельства.

Мы вошли в прохладный вестибюль, вымощенный отполированными каменными плитами, и миссис Гаджен остановилась.

— Оставьте саквояж здесь, — сказала она, указав на подножие лестницы, — а потом мы вам покажем вашу комнату.

Она говорила медленно и громко, поглядывая на дверь напротив, и это заставило меня предположить, что слова предназначались не только для меня, но и для ее мужа. Предупредив его таким образом о моем появлении, она несколько мгновений повозилась, устраивая мой чемодан, после чего выпрямилась и, уперев руки в боки, сказала:

— Ну вот, теперь никто об него голову не сломает.

Потом она без стука открыла дверь.

Прежде всего я заметил множество бумаг. Отдельные листы и грубые пачки, связанные ленточками, старые записные книжки, сложенные неустойчивыми стопками так, что они вот-вот готовы были рухнуть, покрывали почти всю поверхность пола и мебели. В воздухе пахло плесенью и старой кожей, а пыли было столько, что видно было, как она висит перед окном, будто муслиновая занавеска. Я подумал, что передо мной зрелище доселе невиданное: комната, где беспорядка больше, чем у леди Истлейк в будуаре.

Но это впечатление немедленно рассеялось, когда я повернулся к самому Гаджену. Он был невысок и щеголеват, глаза у него были светло-карие, а седые волосы он зачесывал назад со лба. Белоснежный галстук (такой же белый и пышный, как лебединая грудь) и хорошо скроенный коричневый шерстяной сюртук придавали ему безупречно аккуратный вид. Он подошел поздороваться, осторожно пробираясь между кипами бумаг, словно генерал, который старается не потревожить расположение войск.

— Мистер Хартрайт? — сказал он, поглядев на жену. Она кивнула, и он протянул мне левую руку: — Как любезно, что вы приехали, сэр.

— Да нет, это с вашей стороны любезно… — начал я, удивленный его тоном, но он остановил меня, качая головой.

— Вы просто ангел, — сказал он, — посланный небом, чтобы спасти меня. — Он взмахнул рукой, будто сеятель, рассыпающий семена. — Вы видите, что тут творится.

Он грустно покачал головой, и на губах его появилась печальная усмешка, которая придала мне храбрости спросить:

— А что это такое?

— Плоды сорокалетних трудов, — сказал он. — И мне потребуется еще сорок лет, чтобы их систематизировать, если я не поспешу.

Я посмотрел на ближайшую стопку. Она была перевязана шнурком, а под узел кто-то (очевидно, сам Гаджен или его жена) подсунул карточку, помеченную буквой «альфа» и цифрой 7. Над этой пометой была слабая карандашная надпись: «Гл. 1? Гл. 3? Гл. 4?»

— Вы собираетесь писать книгу? — спросил я.

Тут его жена, все еще стоявшая в двери и наблюдавшая за ним ласковым и снисходительном взглядом живых глаз, рассмеялась; он сердито глянул на нее, но не удержался и тоже начал смеяться над собой.