Лев Овалов - Рассказы майора Пронина (Сборник)

• Название: Рассказы майора Пронина (Сборник)
• Автор: Лев Овалов
• Издательство: Престиж Бук
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-371- 00511-3

В 1941 г. с небольшой книжечки началась литературная истории майора Пронина. Шесть небольших рассказов совершили революцию в советской массовой литературе. Впервые народ сбрел настоящего современного героя. С «Рассказами майора Пронина» красноармейцы уходили на фронт. С продолжениями «пронинианы» вчерашние фронтовики восстанавливали и отстраивали страну. Запутанные преступления, хитрые заговоры, и то изящество, с которым майор их раскрывал, обеспечили Пронину всенародную любовь и место в пантеоне великих сыщиков XX века.

В первый том настоящего двухтомника вошли следующие произведения: «Рассказы майора Пронина», «Рассказы о майоре Пронине», «Букет алых роз» и, пожалуй, лучшая повесть Овалова — «Голубой ангел». Изящная шпионская повесть стала главным литературным событием последних мирных месяцев 194! года. Над страной сгущаются тучи грядущей войны, но в повести царит другая атмосфера: впервые стиль и интонация романа nоiг вторгается в советскую развлекательную литературу.

Все пронинское наследие Льва Овалова (1905-1997) — пять книг, в которых отразилось почти 25 лет жизни нашей страны, но эти книги несут на себе еще и отпечаток читательской любви. Иван Пронин стал народным любимцем и сохранился в памяти у нескольких поколении. А народ редко ошибается.

---

— Но вы учтите, — сказал Анохин, — он ко мне даже не подойдет, он за сорок шагов сбивает…

— Не беспокойтесь, — подбодрил его Евдокимов. — Машина уже внизу, там еще три наших работника. Они для этого и приехали…

Анохин и Евдокимов вместе спустились по лестнице и вышли на улицу.

— Идите, — сказал ему Евдокимов и пошел к машине.

— А вы? — спросил Анохин.

— Все будет в порядке, — уверенно повторил Евдокимов. — Идите.

Анохин пошел…

Не оставалось ничего другого, хотя ему очень не хотелось идти. Никто в Москве не знал Жадова так, как его знал Анохин…

Но те, кто охранял его в течение всего последнего времени, посылали его навстречу Жадову… И Анохин вынужден был идти. Вот он идет, идет…

Но где же Евдокимов? Где те, кто взялся его охранять? Нигде никакой машины, ни позади, ни впереди…

Анохин не считал себя трусом, но сегодня ему было жутко.

Где подстерегает его Жадов?

Опоздай Евдокимов на секунду — и не видать Анохину ни Шуры, ни Машеньки, ни этих улиц, ни снега, ни уличных фонарей…

Он прошел Стремянную, пересек Кольцевой проезд, приблизился к Васильевскому переулку… Вошел в переулок.

В Васильевском переулке и днем-то бывало пустовато, а сейчас вообще никого не было.

Для чего только так ярко горят фонари?

Он неторопливо прошел переулок, приблизился к углу, хотел было повернуть за угол, как вплотную столкнулся с каким-то человекам, поднял голову и увидел… Жадова!

Увидел и обмер.

Жадов в упор смотрел на Анохина ледяным, ненавидящим взглядом.

— Наконец-то ты мне попался! — негромко произнес Жадов.

Или он ничего не произнес, и это только показалось Анохину?…

Он почувствовал, как у него противно задрожали колени.

Какой-то мерзкий страх сдавил горло.

Он растерянно обернулся и — не выдержал, не справился с собой…

Он повернулся, втянул голову в плечи и побежал назад. Скорее, скорее, подальше отсюда, скрыться, исчезнуть, раствориться!…

Жадов целится сейчас ему в спину. Анохин не сомневается в этом. Так в лагерях для перемещенных лиц убивали тех, кого подозревали в симпатиях к коммунизму. Так обыкновенно убивал людей Жадов. Об этом все знали в Бад-Висзее. Он приказывал своей жертве повернуться спиной и идти и хладнокровно всаживал пулю в затылок…

Редко Евдокимов испытывал такое напряжение. Он ни на мгновение не упускал из виду Анохина, но с еще большим вниманием наблюдал за всем, что было «вокруг, вверху и внизу»…

Он тоже не чувствовал себя обычным, нормальным человеком, он готовился к прыжку… Он чуть притронулся к руке шофера, и тот задержался на углу Васильевского.

Ярко горели уличные фонари, темнели черно-серые полосы тротуаров, кое-где на мостовой белели пятна снега…

Только профессиональный, безошибочный глаз Евдокимова мог сразу увидеть и оценить всю обстановку.

Анохин дошел до угла, сразу же повернулся и побежал, и в то же мгновение на углу появился кто-то еще, высокий и поджарый; этот кто-то вскидывает руку и целится…

Через несколько секунд машина будет возле человека на углу, но за эти несколько секунд он выстрелит…

Евдокимов сам резко поворачивает баранку, и машина рывком въезжает на тротуар и загораживает Анохина.

Шофер резко тормозит. Пуля пробивает кузов.

Все это происходит в одно мгновение.

Евдокимов выскакивает из машины. Анохин молчит, смотрит на Евдокимова и ничего не понимает… Его губы шевелятся.

— Спасибо, — доносится до Евдокимова его шепот.

Евдокимов вскакивает обратно в машину.

— Вперед, вперед! — приказывает он шоферу. — Жми!

Жадова нет… Нигде!

Куда он исчез? Как? На машине? Пешком?…

19. Штаб повстанцев

Потеряв следы Жадова и отправив Анохина домой, Евдокимов поехал к себе в отдел.

Везде было пусто, все отдыхали.

Он заглянул в приемную в надежде, что генерал, может быть, у себя, — ему очень хотелось рассказать о новом покушении на Анохина, — но и генерала не было, только один дежурный по отделу сидел в кресле у стола и читал новый роман Фейхтвангера. Евдокимов прошел в оперативную часть и попросил усилить наблюдение за квартирой Роберта Д.Эджвуда; события развивались так, что вполне резонно было предположить, что Эджвуд и Жадов захотят встретиться, что им просто надо будет встретиться друг с другом.

Евдокимов просил не терять Эджвуда из поля зрения ни на минуту и, если он куда-нибудь выедет, поставить его об этом в известность.

Но едва Евдокимов приехал домой, как ему позвонили и сообщили, что сам Эджвуд никуда не выезжал, но зато к нему на квартиру только что явился странный посетитель.

Евдокимов сейчас же поехал узнать подробности.

Около восьми часов вечера, сообщили ему, к дому, в котором проживает мистер Эджвуд, приблизился высокий мужчина — судя по описанию, можно было не сомневаться, что это Жадов, — торопливо вошел в парадное, позвонил в квартиру Эджвуда и рывком, немедленно исчез за дверью; больше его не видели, из квартиры Жадов не появлялся.

Это было нарушением всякой конспирации!

Жадов не мог, не смел, не должен был приходить к Эджвуду: его посещение чрезвычайно сильно могло скомпрометировать Эджвуда и не приносило пользы Жадову…

Евдокимов допускал, что две причины могли побудить Жадова устремиться к Эджвуду: желание скрыться после покушения и еще большее желание поскорее удрать из Советского Союза.

Должно быть, Жадов чувствовал себя очень неуверенно, скрываться ему, по-видимому, становилось все труднее, и к тому же, вероятно, нервы тоже сдавали даже у такого железного человека, каким, несомненно, был Жадов.

Евдокимов представлял себе, что Жадова ожидал у Эджвуда не слишком любезный прием: солидарность солидарностью, но в том мире, к которому принадлежали и хозяин квартиры, и его гость, собственная шкура ценится превыше всего.

Скрываться у Эджвуда Жадов не мог: неприкосновенность помещения, занимаемого лицом, обладающим дипломатическим иммунитетом, не предусматривала по советскому закону права предоставления убежища лицам, преследуемым государством, при правительстве которого эти дипломаты были аккредитованы; не позднее как утром от Эджвуда, и даже не от Эджвуда, а от посольства, при котором тот числится, потребуют выдачи Жадова, и никто не сможет от этого уклониться, а сам Эджвуд будет иметь неприятности, которые могут вызвать даже его отъезд из Советского Союза.

Поэтому Жадов неизбежно должен был покинуть квартиру Эджвуда.

Жадов мог появиться в любой момент, и каждую минуту надо было быть наготове.

Евдокимов вызвал машину с оперативными работниками и вместе с прибывшими поместился в машине.

Машина находилась за углом, но двое работников ни на минуту не отходили от самого дома.

Эджвуд, разумеется, знал, что за его квартирой установлено наблюдение.

Часов в десять вечера на улицу вышел один из его лакеев и прошелся от угла до угла.

Евдокимов не находил нужным делать секрета из наблюдения за квартирой. Эджвуд был пойман с поличным, рано или поздно Жадов должен был появиться, предстояло только задержать его возможно тише и аккуратнее.

В полночь вышел погулять в переулок другой лакей…

Жадов не появлялся.

Ночь тянулась медленно, монотонно.

Прохожих становилось все меньше, стихал городской шум, приближалось то глубокое ночное время, когда даже в Москве ненадолго устанавливается относительная тишина.

Кто знает, что делали в это время Эджвуд и Жадов, кто знает, какими любезностями обменивались между собой в эти ночные часы хозяин квартиры и его непрошеный гость…

Ночь шла, близилось утро, в переулок вплывал серый сумрак.

Под утро Евдокимов пошел пройтись под окнами Эджвуда. Везде были спущены занавески, за занавесками горел свет. Что там происходило?

Один из лакеев вышел из ворот и стал их открывать. Становилось уже интересно…

И, едва ворота распахнулись, показалась машина господина Эджвуда.

Было пять утра.

За баранкой сидел сам Эджвуд, в глубине машины тоже сидел кто-то.

Евдокимов попытался взглядом проникнуть вглубь машины.

Человек явно старался быть как можно незаметнее, но и длинная фигура, и каменная посадка головы не вызывали сомнений… Эджвуд вывозил Жадова.

Иначе он поступить не мог. Оставить у себя нельзя, выпустить одного тоже нельзя: Жадова задержат, и будет установлено, из чьей квартиры он вышел; для Эджвуда наилучшим выходом была попытка спасти Жадова.

Эджвуд правильно рассчитывал на свой дипломатический иммунитет: его машина являлась частью территории, на которую этот иммунитет распространялся; во всяком случае, до начала служебного дня, покуда еще не последовало официального обращения в посольство, никто не решится ни задержать, ни проникнуть в его машину, а до того времени, когда начнут работать дипломатические канцелярии, сделать было можно многое.