Алексей Миллер - Россия — Украина: Как пишется история

• Название: Россия — Украина: Как пишется история
• Автор: Алексей Миллер
• Издательство: РГГУ
• Жанр: Культурология
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7281-1159-7

Книга известных историков Георгия Касьянова (Киев) и Алексея Миллера (Москва) посвящена анализу политического воздействия на то, как пишется в XXI в. история российско-украинских отношений. Статьи и публичные лекции обоих авторов дополняют главный структурный элемент книги — их диалоги. Рассматривая широкий спектр тем, от Богдана Хмельницкого до Второй мировой войны, впервые российский и украинский историки не столько спорят друг с другом, сколько совместно отстаивают принципы исторического цеха от политических манипуляций с обеих сторон.

Для специалистов, студентов и самой широкой читающей публики.

---

В 1989—1990-х гг. история стала использоваться как политический аргумент. В 1990 г., например, был пик уничтожения памятников Ленину, демонстраций, связанных с историей, прежде всего советской. В 1990 г. праздновалась годовщина Запорожской Сечи, мероприятия сопровождались колоссальным антикоммунистическим подъемом. История была аргументом в дискредитации правящей партии и в обосновании претензий УССР на большую автономию и суверенитет. Исторические аргументы использовались для того, чтобы показать обособленность Украины от общего пространства. Именно с того момента начали разрабатываться концепции, которые имели националистическое содержание и потом вполне комфортно вошли в курсы истории и в официальную идеологию. На рубеже 90-х годов произошла окончательная суверенизация истории. Через неделю после принятия Декларации о суверенитете УССР, в июле 1990 г., с благословения Политбюро ЦК КПУ была принята программа развития исторических знаний, изучения и пропаганды истории УССР. Это был очень интересный микс идей, стандартных форм, позаимствованных из диаспорной историографии, которую до этого называли «буржуазно-националистической», и так называемых марксистских форм. История Украины становится самостоятельной и как предмет исследований, и как предмет изучения в школах.

И вот Украина стала независимым государством, и историки приступили к созданию «официальной версии истории». Процесс развивался по стандартной непритязательной логике. Здесь можно выделить следующие компоненты. Первое — возвращение к столпам «народнической» историографии конца XIX в. Второе — массовый наплыв диаспорной историографии на Украину. Третье — создание стандартной, официальной версии истории Украины, которая с тех пор существует в неизменном виде, по крайней мере на уровне школьных программ. Этот процесс, конечно, сопровождался некоторыми экстремальными проявлениями. Например, в 93-м году пытались ввести курс «научного национализма» в вузах. Предложили этот курс бывшие преподаватели научного коммунизма и истории КПСС. Происходило достаточно формальное замещение старых структур, институций и даже портретов новыми. Был такой курьезный случай. В одном из «головных» исторических учреждений делали ремонт, красили стены и осталось пятно от портрета Ленина. По его размерам сделали потрет Грушевского и повесили на это же место. Подобным же образом история КПСС фактически трансформировалась в нормативный курс истории Украины. На первом году обучения в вузах это обязательный курс с такими же функциями индоктринации и воспитания «гражданского самосознания». Читают его, как правило, бывшие преподаватели истории КПСС или научного коммунизма. Можно сказать, что к началу 1990-х годов процесс национализации истории завершился. Стандартная схема (или исторический канон) существует и представляет собой набор не очень интересных интерпретационных и познавательных форм, о которых я бы хотел сейчас сказать.

Прежде всего стоит обратить внимание на методологическую сущность национального канона. Он по определению должен быть телеологическим. Тут никаких особых проблем не было, поскольку в сознании историков существовала формационная телеология из того варианта марксизма, который практиковался в СССР. Телеология была бы нефункциональной без довольно радикального варианта эссенциализма, предполагающего наличие некой трансцендентной идеи нации, которую историкам нужно лишь правильно «охватить», для чего требуются «правильные» понятия и категории.

Соответственно, в рамках этого канона, когда возникает вопрос об отсутствии государственности (или нации) в течение тысячелетий, задачей историка становится не объяснить то, почему нация или «ее» государство есть, ведь нация существует постоянно, вне времени, а объяснить, почему ее иногда нет. И тогда в научный инструментарий вводятся такие понятия, как «национальное возрождение».

Все это подводит нас к следующей очень важной черте национального исторического канона. В его риторике преобладают не научные формулы, а метафоры и идеологемы. «Национальное возрождение» — это классический пример инсталляции метафоры в научный язык. В 1990-х годах это произошло абсолютно безболезненно: и в преподавании, и в научных исследованиях идеологическая метафора, продукт «национального проекта» XIX в., замечательно прижилась как одно из центральных понятий, объясняющих «наличие отсутствия» нации и национальной государственности и компенсирующих моменты прерывности в заведомо непрерывной истории существования той самой нации. И теперь в школьных программах есть отдельная глава, посвященная «национальному возрождению», а в системе высшего исторического образования существует даже такой специальный курс.

Еще одна важная черта канона — это этноцентричность, культурная и этническая эксклюзивность. В такой стандартной схеме главным актором является своя нация. Все остальные либо отсутствуют, либо игнорируются. Иногда, когда необходимо присутствие другой нации, та служит либо фоном, либо антитезой своей нации. «Чужая» нация лишь мешает своей нации реализовать собственную сущность. В таком варианте история Украины — это история этнических украинцев. При всей комфортности такого подхода для проповедников упомянутого канона все же постоянно возникает некое неудобство. Для внешнего наблюдателя всегда возникает проблема того, кто же такие «этнические украинцы». Ведь универсального критерия, подходящего под «украинский миллениум», не существует,— как найти этнических украинцев, к примеру, в Киевской Руси?

Еще одна важная черта — это линейность и абсолютизация непрерывности существования собственной нации. В более радикальном варианте предполагается, что украинская нация существовала всегда, по крайней мере в рамках обозримой и описываемой истории. В более мягком — она существует с перерывами. Но эта прерывность перечеркивается тем, что автохтонный народ (украинцы) существовал всегда. А государство — не всегда. И конечно, очень важная черта — это стремление удлинить свою историю. Наиболее радикальная форма, которая стала популярна в последнее время,— это обращение к Трипольской культуре. В некоторых вариантах, правда, не связанных с профессиональным историописанием, украинцы представлены как арии или даже как некий библейский народ.

Еще одна черта — это навязчивое стремление позиционировать себя в дихотомии «Восток — Запад». Хотя к Западу историки, исповедующие стандартный канон национализированной истории, относятся достаточно подозрительно, неотъемлемой чертой любого утверждения здесь является «европейскость» украинской нации. Тут возможны варианты. Например, «европейскость» подтверждается некой извечной демократичностью украинской нации. Демократичность здесь — это, например, вечевой строй, казацкая христианская республика, «первая в истории всего мира» конституция… Размещение своей нации между Востоком и Западом с уклоном на Запад и с недоверием к нему является очень важной чертой канона национализированной историографии.

Как все это функционирует? Достаточно просто. Сама логика существования нового национального или «национализирующего» государства предполагает спрос на такую схему истории. Это существует в школьных и вузовских курсах. В рамках этой схемы работают вполне уважаемые историки.

Но в последние лет десять стандартная схема подвергается серьезным атакам, размыванию со стороны тех же украинских историков, часть которых не удовлетворяет интеллектуальная скромность этого канона. Они хотят чего-то большего. Поразительно, что прямых дискуссий не происходит. Разве что в 1993 г., когда был круглый стол во Львове о проблемах формирования украинской власти. Больше открытых, непосредственных дискуссий не было. Канонический дискурс функционирует в рамках официальной схемы истории, неканонический существует самостоятельно. И сам, кстати говоря, институционализируется в журналах, институтах и т. д.

Следующая тема — национальный нарратив и политика истории. Политика истории — понятие относительно новое для украинской историографии. В 1990-х годах политики истории как таковой еще не было. Она возникла как бы сама собой. Была своя логика в этом процессе: историки сами, без каких-то указаний, поняли, что им делать. И делали. Это началось еще при Кучме. Но тогда это имело чисто практический характер, поскольку Кучма интересовался историей лишь для своих текущих интересов. С 2005 г. началось более активное использование истории в государственной политике и политике вообще. Конечно, предвестником был 2003 г., когда возникли очень острые дискуссии с поляками по поводу Волынской резни. Тогда же начались интересные вещи. Институт стратегических исследований при президенте Украины издал брошюру, которая в год России в Украине выглядела очень комично. Там фактически на основе исторического материала говорилось, что Россия — это враг Украины, что Россия лишила Украину государственности в XVII в. При этом на государственном уровне отмечалась годовщина Переяславской Рады. В брошюре содержались настоящие терминологические перлы о том, что Богдан Хмельницкий построил парламентскую республику, ввел президентскую форму правления, бездефицитный бюджет и т. д.,— заметим, что избыток анахронизмов также является отличительной чертой канона национализированной истории.