Марк Басанин - Алис

• Название: Алис
• Автор: Марк Басанин
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016

Встреча с таинственной красавицей Алис становится роковой для романтического студента и богатого наследника Бориса Палтова. «Алис», небольшой триллер с мистической составляющей — единственное известное фантастическое произведение прозаика и переводчицы Л. А. Лашеевой (1862–1941), автора бытописательских романов и рассказов, многодетной матери — и при этом эмансипантки, путешественницы и велогонщицы, выступавшей в печати под «мужским» псевдонимом «Марк Басанин».

---

Гординский, ожидавший, его как обещал, был поражен его видом. Палтов не стоял на ногах. Бледное лицо его было смочено каплями холодного пота. Приятель раздел его, уложил в постель, укрыл одеялами, пледом, шинелью и побежал за доктором. Всю ночь провозился он с Палтовым, которому к утру стало гораздо лучше. Он даже мог встать, но слабость не покидала его. При малейшем усилии в глазах у него темнело, сердце болезненно замирало.

— Что с тобой? Откуда ты вчера приехал? — приставал Гординский.

— После, — отмахивался тот. — Я расскажу тебе потом.

Много раз Палтов порывался передать Гординскому подробности этого вечера, но все не решался.

Через несколько дней он настолько окреп, что мог уже выходить на улицу. Тем не менее, тайный недуг с каждым днем все более и более подрывал его силы. Он заметно худел, почти потерял аппетит, стал страдать бессонницей и мучительными галлюцинациями. Гординский, сначала было успокоившийся насчет здоровья своего друга, встревожился и уговорил его поехать к одной из московских медицинских знаменитостей.

Профессор осмотрел его, расспросил, выслушал и объявил, что это следствие сильного нервного напряжения. Гординский заставлял Палтова самым аккуратнейшим образом принимать прописанную им микстуру и пилюли, в назначенный час ложиться, вставать и гулять, делать холодные обтирания. Но все эти средства не достигали цели. Состояние духа Палтова было угнетенное. Ежеминутно он ждал известия от Алис, напряженно прислушивался ко всякому шуму и, мало-помалу, нервы его расшатались до крайней степени.

Но об Алис не было ни слуху, ни духу.

Гординский не знал, что предпринять. Он уже получил несколько писем от родных, которые умоляли его приехать поскорее, но оставить товарища в таком ужасном положении он не решался. Снова повез он его к профессору. Узнав от Гординского, что Палтов человек богатый, недавно получивший большое наследство, знаменитый врач тотчас же предписал ему совершенно изменить образ жизни и обстановку. Он посоветовал ему нанять светлую просторную дачу и жить на лоне природы, строго исполняя все его предписания.

Палтов мог бы переехать к тетке, но его пугала скука, царившая в ее доме, и стесняло то, что его болезнь внесет в него суету и беспокойство. Гординский сталь тогда убеждать Палтова уехать с ним из Москвы и поселиться в его семье, но Палтов так решительно воспротивился, что даже изумил товарища.

Впрочем, через несколько дней уже нечего было думать о переезде куда бы то ни было. Палтов совершенно обессилел. По целым дням он лежал на диване с закрытыми глазами, в состоянии полузабытья. Когда Гординский убедился в том, что болезнь его приятеля перешла в более тяжелую форму, он пришел в отчаяние. Вне себя, он кинулся к лечившему Палтова профессору и, объяснив ему, в каком положении его друг, просил его приехать. Тот явился, осмотрел больного, расспросил самым подробнейшим образом Гординского, причем все время лицо его хранило недоумевающее выражение и, наконец, сказал:

— Знаете ли, это совершенно необыкновенный случай! Я становлюсь в тупик. По моему, с ним все кончено. Он вот так и умрет, как лежит сейчас, так что вы и не заметите. Все признаки отравления крови. Где и как мог он заразиться — не понимаю. Я отказываюсь быть ему полезным. Это верная, хотя и медленная смерть.

Гординский умолял его сделать все, что он может, и тот обещал ему попробовать, хотя не ручался за успех.

Когда профессор уехал, Гординский сел около Палтова и долго всматривался в его бледное, исхудалое лицо. Заметив, что тот не спит, он сказал:

— Борис, скажи мне, пожалуйста, что ты чувствуешь?

— У меня очень болит голова, — слабо ответил Палтов. — Это кто сейчас был?

— Доктор. Борис, что с тобой случилось? Ты серьезно болен. Может быть, от твоей откровенности зависит твое спасение.

Палтов молча отвернулся к стене.

К вечеру ему стало несколько лучше. Профессор, опять посетивший его, изумился.

— Вся надежда на природу. У него, кажется, крепкий организм, может быть, и выдержит.

Ночь сравнительно прошла спокойно, и Гординский даже позволил себе заснуть часа на два. Утром он заметил, что Палтов спал крепким и покойным сном. Чего с ним давно уже не было, он с аппетитом выпил стакан чаю и съел небольшой кусочек французской бужи.

Среди дня опять заехал профессор. Гординский с восторгом передал ему свои наблюдения над больным, но тот только нахмурился.

— На это, голубчик, не смотрите, — сказал он ему. — Это ненадолго. Припадки опять возобновятся и в сильнейшей степени. Нам еще предстоит длинная и упорная борьба, и я не решусь сказать, что мы победим.

Вечером Палтову подали письмо, и вот что в нем было написано: «Вас просят выдать двадцать пять тысяч рублей. Вы отравлены сильным, постепенно убивающим ядом. Противоядие здесь неизвестно, да никто и не определит, чем вы отравлены. Завяжите двадцать пять тысяч кредитными билетами (непременно кредитными и преимущественно крупными) в белый платок и перевяжите его крест-накрест красной лентой. Деньги должны быть положены в четверг, в 9 часов вечера, на Тверском бульваре, на скамейку, что стоит против эстрады. Как только они будут получены, вам тотчас доставят лекарство и вы выздоровеете, Умоляю вас, не упорствуйте. Сделайте это для меня».

Палтов горько усмехнулся и протянул письмо Гординскому. Тот пришел в ярость.

— Это наглый шантаж! Послушай, этого нельзя так оставить. Я заявлю полиции.

— А я умру?!

— О, черт! Но кто же поручится, что они действительно имеют противоядие? Может быть, это ложь.

— Даже вернее, что ложь, — безнадежно согласился Палтов.

— Нет, это неслыханно. Я тебя спрашиваю: в Европе мы или в Азии? Надо, однако, положить им деньги. Но что я все говорю «они» да «им»? Кто такие эти «они»? Кто тебя так поддел? Что это за дикая история?

— Это Алис, — прошептал Палтов.

— Алис? — изумился Гординский. — Петербургская Алис! Она в Москве! Где же она живет?

— Не знаю.

— Ты был у нее?

— Был.

— И не знаешь ее адреса?

— Не знаю. Ни улицы, ни дома не знаю.

— Может быть, узнаешь улицу или дом, если тебе покажут их?

— Ничего не помню. Все мне представляется смутно, как во сне. Помню только негра.

— Какого негра?

— А может быть, это и не был негр. Он вытащил меня на улицу, именно вытащил, я, кажется, сам идти не мог, и бросил на ступеньках какого-то кабака.

— Черт знает что такое! — волновался Гординский. — Да отчего же ты мне ничего не сказал?

— Ну, мало ли отчего не сказал. Однако, как же нам поступить?

— Непременно надо добыть лекарство и хоть для виду положить им деньги. Я уж что-нибудь придумаю. Вот что, я сейчас уезжаю.

— Куда ты?

— Нет, ты, пожалуйста, не мешай! Я заявлю кому следует. А во-вторых, ты дай мне чек, и я получу в банке двадцать пять тысяч. А там мы что-нибудь придумаем. Главное, срок-то короткий, — завтра, в 9 часов вечера, что тут успеешь сделать.

— А знаешь что, Гординский, — уныло и с отвращением сказал Палтов, — махнем на них рукой. Противоядия у них, наверно, нет, просто меня отравили. Я вот вспомнил, что ел там апельсин. В этом апельсине и был яд.

— И зачем ты ел апельсин? — с отчаянием вскричал Гординский. — Я не могу оставить этого дела.

— Как знаешь, мне все равно.

IV

В воздухе была разлита вечерняя прохлада. Было тихо и ясно. На западе, постепенно переходя в палевые тона, бледнела розовая полоса зари. Тверской бульвар был переполнен гуляющими. Было воскресенье. На эстраде лихо разыгрывал банальные, всем известные пьесы военный оркестр. Все скамейки были заняты, и толпа гуляющих непрерывно сновала мимо эстрады.

По одной из боковых дорожек, не спеша, шел Гординский. В нескольких шагах за ним следовал другой молодой человек, тоже студент. По-видимому, между ним и Гординским существовало какое-то тайное соглашение. Время от времени они обменивались друг с другом беглым выразительным взглядом. В кармане Гординского лежала пачка кредитных билетов, обернутая в носовой платок и перевязанная красной лентой.

Он посмотрел на часы. Было без пяти девять. Скамейка, на которую, следуя инструкциям, следовало положить деньги, была вся занята. Но это обстоятельство нисколько не смутило ни Гординского, ни его спутника — переодетого сыщика. Не успели они приблизиться к ней, как один из сидевших поднялся, и Гординский тотчас же на свободное место положил белый узелок. Никто из сидевших на скамейке не выразил недоумения, так как это тоже были или переодетые полицейские, или сыщики, которые действовали по заранее выработанному плану. Предполагалось, что как только неизвестный, которому поручено было овладеть пакетом с деньгами, подойдет к скамейке и протянет к нему руку, он тотчас же будет арестован. Что же касается обещанного противоядия, в него не слишком-то верили служители общественной безопасности. Гординский, хотя и был противного мнения, не рассчитывая на свои силы, положился вполне на полицейских. Прошло уж минут двадцать, а пакет все лежал, не привлекая ничьего внимания. Музыка по-прежнему гремела на эстраде, толпа по-прежнему сновала взад и вперед.