Александр Куланов - Роман Ким

• Название: Роман Ким
• Автор: Александр Куланов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-235-03893-6

Один из самых успешных советских писателей 1950–1960-х годов Роман Ким очень хотел, чтобы в нашей литературе появился герой, способный противостоять знаменитому Джеймсу Бонду. Несмотря на более чем миллионный тираж собственных детективов, он не смог выполнить эту задачу, зато успел поведать о своей жизни младшему коллеге — Юлиану Семенову, который описал приключения Кима и его напарника — Максима Исаева в романе «Пароль не нужен». Так Ким подарил нам Штирлица, но сам ушел в тень, во мрак, как думалось, навсегда. Его произведения сегодня оказались почти забыты, зато стала известна другая — тайная жизнь, в которой вопросов куда больше, чем ответов. Родственник корейской королевы, ученик наставника будущего японского императора Хирохито, Роман Ким вернулся в Россию, чтобы стать лучшим в СССР специалистом по тайной борьбе с японской разведкой. Выдающийся ученый, литературовед, японист и, одновременно, жесткий, бескомпромиссный контрразведчик — настоящий «ниндзя с Лубянки», не знавший поражений и сумевший обмануть Сталина. Кстати, именно Ким рассказал советским читателям о ниндзя, о которых в Америке тогда и слыхом не слыхивали. Его биография и сегодня напоминает излюбленную уловку ниндзя — «вывернутый мешок», все факты в котором противоречивы, недостоверны и убедительны одновременно.

знак информационной продукции 16+

---

Из агентурных данных, полученных из японского посольства (возможно, из рапортов самого Комацубара, после «потери» ключей регулярно поступавших из сейфов атташе и в Токио, и на Лубянку), ОГПУ стало известно, что подполковник «прилагает все усилия» для того, чтобы обзавестись агентом непосредственно в Штабе РККА и получать секретные данные о состоянии Красной армии прямо оттуда. Возможно, во время службы в Санкт-Петербурге Комацубара был свидетелем подобной успешной операции, проведенной военной разведкой, и теперь мечтал стать ее главным действующим лицом. «Полонский» идеально подходил на роль предателя — не старый еще человек, бывший военспец, дворянин, имевший все основания ненавидеть советскую власть, он трудился на генеральской должности в качестве гражданского специалиста в Штабе РККА, был допущен к секретной информации, но из-за низкого жалованья был вынужден преподавать русский язык иностранцам. Чрезмерная идеальность кандидатуры не смутила Комацубара, и однажды вечером в октябре 1928 года он «завербовал» Полонского во время прогулки по Серебряному Бору[252]. Комацубара был особенно доволен тем, что на сделку с ним Полонский пошел не по идейным соображениям, а за деньги, причем большие. Так же как в советской разведке выплата больших гонораров за «меморандум Танака» считалась неоспоримым доказательством его подлинности, так и японский шпион был уверен, что если человек продается задорого, то он действительно предатель. Разведывательный бизнес везде одинаков, и последствия таких рас-суждений одинаково катастрофичны для покупателей.

Интересно, что и в этом случае польская разведка, хорошо осведомленная о тайных операциях ОГПУ против японцев, предупредила Токио о том, что «Тверской» — «подстава» ОГПУ. «Оглушенные успехом японцы ответили на это, что подстав такого уровня не бывает — слишком ценной и правдоподобной была та информация, которую гнал Полонский в Токио», — рассказывал подробно изучавший операцию «Генерал» А. А. Кириченко в документальном фильме «Дуэль разведок. Гибель японского дракона»[253], снятом в 2004 году. «Тверской» был настолько хорош, а данные, полученные от него, казались такими правдоподобными, что японцы поверили Полонскому, а не польскому «кроту» в ОГПУ. Роман Ким на допросе раскрыл источники получения этих данных: «Я вел эти дезинформационные разработки с целью перехватить разведывательную работу местной японской военной разведки и подчинить ее контролю НКВД… В большинстве случаев материал для “дезов” брался из японских материалов — данные, получаемые ими от штабов других стран и не соответствовавшие действительности. Таким образом подтверждались ошибочные данные о дислокации РККА, новых частях и вооружении. Дезинформационный материал поступал из Разведуправления»[254].

Грандиозная операция по дезинформации японской разведки о состоянии Красной армии продолжалась вплоть до 1937 года, когда органами НКВД были арестованы все ее основные участники с советской стороны. Среди немногих выживших был Роман Ким. Генерал-лейтенант Хата Хикосабуро, когда его арестовали, кратко упомянул о «Тверском»: «Моим учителем русского языка был мужчина 45–46 лет, еще преподававший и моему предшественнику. Он ходил в неделю два раза. Впоследствии он умер от разрыва сердца. Фамилия его мне неизвестна»[255]. Признание довольно странное: не знать фамилию человека, с которым встречался два раза в неделю на протяжении двух лет, но быть в курсе причин его смерти, которая последовала несколько лет спустя. А. А. Кириченко в упоминавшемся уже фильме о противостоянии разведок заметил в связи с этим, что, когда Комацубара предъявили фото Полонского, японец «не узнал» своего учителя. Если бы чекисты не были в курсе истинного положения дел, Хата полностью отработал бы позицию ни к чему не причастного военного атташе, прикрывая «ценного агента», и никто ничего не заметил бы. Это говорит о том, что и в 1946 году уже проигравшие войну, но честно исполнявшие свой воинский долг японские разведчики искренне верили в правдивость сведений, полученных когда-то от «Тверского», а значит, операция «Генерал», или как бы иначе она ни называлась, была абсолютно успешной. Роль Романа Кима в этой истории туманна из-за до сих пор висящей густой завесы секретности, но вполне читаема аналитиками. Будучи то единственным, то ведущим «специалистом по японцам» в контрразведывательном отделе ОГПУ и непосредственно «курируя» всех субъектов операции «Генерал», он нес основную нагрузку и ответственность за успех операции. Он сам рассказал об этом в процитированном выше «признании» следователю, он же по праву должен был бы носить лавровый венок победителя.

Роль подполковника Комацубара, «завербовавшего» Полонского, убедившего Токио в том, что он действительно ценный источник, этим не ограничивалась. По убеждению ряда иностранных историков, ОГПУ провело в отношении шпиона-жизнелюба сложную многослойную акцию, и он, по всей видимости, дал согласие работать на советскую разведку. Убежденный в том, что получает настоящие секреты от «Тверского», Комацубара и сам передавал информацию — только в обратном направлении. X. Куромия подробно разбирает вероятность работы Комацубара на русских — с примерами и их анализом, насколько это возможно, учитывая опять же скудость имеющейся информации и ее закрытость. Так, летом 1929 года, в ходе пока еще политической фазы советско-китайского конфликта на КВЖД, Комацубара в специальном секретном меморандуме оповестил Токио о том, что Москва не готова ссориться с китайскими властями окончательно и не пойдет на дальнейшее обострение, способное привести к войне. 17 августа он подтвердил свое сообщение, опираясь на результаты встречи с шефом внешнеполитического отдела Штаба Красной армии. Япония в это время оценивала свои шансы в случае возможного вмешательства в конфликт и дележа КВЖД. Полные абсолютной уверенности сообщения ее военного атташе из Москвы успокоили Токио, и японцы, как говорится, проморгали стремительные наступательные операции советских войск в Маньчжурии, восстановивших статус-кво на железной дороге[256].

Вскоре после этого Комацубара вернулся на родину и два года командовал пехотным полком: обычная практика в японской разведке, где резидентов время от времени отправляли в войска, чтобы они не отвыкали от полевой жизни, всё время «шаркая по посольскому паркету». В 1932 году Комацубара вернулся к привычной службе в разведке, возглавив ее харбинское отделение (Японская военная миссия в Харбине). Именно за эти два года его службы там советская разведка получила из Харбина такое количество секретных материалов, что это поневоле наводит на размышления. Ничем подобным Лубянка и Арбат не могли похвастаться ни в 1931-м, ни в 1935 годах — до и после службы Комацубара в Маньчжурии. Часть этих документов, в том числе совершенно секретные планы использования против СССР бактериологического оружия, докладывалась лично Сталину, Ворошилову и Тухачевскому.

Еще один странный момент: 22 августа 1932 года на закрытом заседании Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривалась секретная записка начальника Японской военной миссии (ЯВМ) в Харбине полковника Комацубара Мититаро с просьбой разрешить ему секретные переговоры в Хабаровске с командующими войсками Красной армии на Дальнем Востоке Блюхером и Путной. Обсуждение было настолько секретным, что даже фамилия японского полковника не называлась. В протоколе записывали только «О К.» — «О Комацубара»[257]. Встречу не разрешили, но поток секретных документов из Харбина после этого только увеличился.

В 1945 году, при пересмотре дела Кима, на него была подготовлена характеристика, объективно, в отличие от 1937 года, оценивающая результаты работы необычного контрразведчика: «Провалов по изъятию у японцев секретных документов не было… Путем этих операций были получены и затем опубликованы в прессе секретные японские документы, содержащие сокровенные планы японской военщины (в частности, относительно КВЖД)»[258].

Эпизод с КВЖД следует отнести к 1933 году, когда велись секретные переговоры о продаже дороги японцам. Велись трудно, договаривающиеся стороны никак не могли прийти к консенсусу, и диалог топтался на месте. В середине сентября Сталин получил в Сочи сообщение о том, что органами ОГПУ дешифрована телеграмма о готовящемся силовом решении проблемы — захвате КВЖД силами Квантунской армии под видом полицейской акции Маньчжоу-Ди-Го — марионеточного государства, образованного японцами в захваченной Маньчжурии. Наркомат иностранных дел честно предупредил посла Японии в Москве о имеющейся конфиденциальной информации. Токио пропустил предупреждение мимо ушей, и маньчжурская полиция арестовала шестерых высокопоставленных сотрудников конторы КВЖД в Харбине. 28 сентября НКИД передал ноту японскому послу в Москве Ота Тамэкити с сообщением о том, что «…по неопровержимым данным… эти мероприятия представляют собой начало осуществления детально разработанного плана, принятого в Харбине на совещании при Японской военной миссии с участием ответственнейших японских руководителей маньчжурской администрации. Правительство в случае необходимости опубликует полностью эти документы»[259]. Из самого текста ноты уже понятно, что материалы ОГПУ получило из самого Харбина, из Японской военной миссии. Начальником ее в тот момент был бывший военный атташе Японии в Советской России Комацубара Мититаро.