Морис Палеолог - Царская Россия накануне революции

• Название: Царская Россия накануне революции
• Автор: Морис Палеолог
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1923

Вторая часть воспоминаний французского посла в России охватывает период с 1 января 1916 года по 17 мая 1917 года. Мемуары Палеолога представляют редкий по ценности материал для характеристики как франко-русских отношений в эпоху мировой войны, так и верхов русского общества в их отношениях к Франции и к войне. Русскому историку, изучающему эпоху мировой войны, придется не раз пересмотреть книгу Палеолога.

---

 Но сношения царицы с Гришкой облечены покровом тайны. В газетах о них ни слова. В обществе об этом говорят шепотом, и только самые близкие между собой, как о позорной тайне, в которую лучше не углубляться; но вообще не стесняются выдумывать бесконечное число фантастических подробностей.

 Обыкновенно сам Распутин редко бывает во дворце. Он видится с царицей по большей части у Вырубовой, в ее квартире на Средней улице; там он проводит иногда по несколько часов с обеими женщинами, а агенты генерала Спиридовича охраняют дом и никого не подпускают близко к нему.

 Обыкновенно же полковники Ломан и Мальцев поддерживают постоянные сношения между старцем и его кликой и дворцом.

 Полковник Ломан, помощник управляющего императорскими дворцами, староста любимой церкви царицы, Федоровского собора, личный секретарь Александры Федоровны, пользуется полным ее доверием. Его помощником в его ежедневных сношениях с Распутиным является артиллерийский полковник Мальцев, начальник воздушной охраны Царского Села. Для интимных поручений императрица пользуется обыкновенно услугами молодой монахини, работающей в придворном военном госпитале, сестры Акилины.

 Несколько лет тому назад эта монахиня жила в Октайском монастыре на Урале, недалеко от Екатеринбурга. Крестьянка родом, очень здоровая от природы, она вдруг стала страдать припадками, которые очень усилились и стали периодическими. На глазах у своих испуганных сестер, она то корчилась в судорогах, то впадала в восторженно-бредовое состояние, то испытывала необычайные ощущения; ее считали одержимой бесами. Во время такого припадка явился Распутин. Он тогда ходил странником по Уралу. Однажды вечером он попросился ночевать в Октайском монастыре. Его приняли, как посланца провидения, и немедленно привели к бесноватой, которая билась в припадке. Он остался с ней наедине и в несколько минут исцелил ее властным заклинанием. Дьявол больше не беспокоил ее. После такого исцеления, Акилина стала верной слугой старца.

Четверг, 29 июня.

 Русская армия продвинулась в Галиции на 50 километров к югу от Днестра до Коломеи; она заходит еще дальше к северо-западу, продвигаясь к Станиславову.

 За июнь взято в плен 217.000 человек, в том числе 4500 офицеров; кроме того, захвачено 230 орудий и 700 пулеметов.

 Генерал Алексеев только что сообщил генералу Жоффру, что сейчас наиболее удобный момент для наступления салоникской армии на болгар; это наступление принудило бы Румынию, наконец, открыто стать на сторону Антанты. Заключительные выводы обращения генерала Алексеева, по моему, очень убедительны: "Вряд ли будут более благоприятные условия в дальнейшем для успеха наступления из Салоник. Русские войска пробили широкую брешь в австро-германской линии, а в Галиции мы вновь перешли к наступательной войне. Германия и Австрия стягивают сюда все свои свежие силы и, таким образом, ослабляют свой фронт на Балканах. Удар по Болгарии обезопасил бы тыл Румынии и был бы угрозой Будапешту. Для Румынии выступление является необходимым и выгодным и в то же время неизбежным".

 Высшее английское командование отказывается вести в настоящее время наступление на болгар, считая его слишком опасным. Бриан настаивает в Лондоне на необходимости согласиться с мнением генерала Алексеева.

Суббота, 1 июля.

 В Галиции русские заняли Коломыю и преследуют австро-германцев по направлению к Станиславову. В Буковине они закрепляют свои успехи.

 С 4 июня армия Брусилова захватила 217.000 пленных.

 Во Франции начинается большое англо-французское наступление на Сомме.

Воскресенье, 2 июля.

 Мое недавнее вмешательство по поводу Архангельской железной дороги дало некоторые результаты. Сазонов мне сказал, что, по особому распоряжению императора, число вагонов будет увеличено в сутки с 300 до 450, а вскоре и до 500.

 Братиано все еще уверяет в Париже, что он не может принять окончательного решения по причине противодействия со стороны России и на меня сыплется одна нетерпеливая телеграмма за другой. С целью прекратить двусмысленную игру румынского правительства, генерал Алексеев сообщил ему следующее: "Сейчас наступил момент, наиболее подходящий для выступления Румынии и это единственный момент, когда вмешательство Румынии может быть интересно для России".

 Я говорю об этом с Диаманди, который у меня завтракал.

 - Промедления Братиано - говорю я, - роковая ошибка. Я прекрасно понимаю, что он не хочет войны и стремится избежать ее; это вполне понятно, - война всегда рискованная вещь. Но, раз, по вашим словам и согласно его словам, он желает войны, раз он заранее уже предназначил себе долю в добыче, раз он настолько втянулся в политику осуществления национальных требований, то как же он не видит, что стратегически сейчас настало время для выступления Румынии. Русские усиленно наступают; австро-германцы еще не пришли в себя после поражения; итальянцы отправились и яростно дерутся; англичане и французы изо всех сил нажимают на Сомме. Чего же еще нужно Братиано? Разве он не знает, что на войне нужно пользоваться подходящим моментом?

 - Лично, я с вами вполне согласен. Но я уверен, что и у Братиано есть веские причины откладывать окончательное решение. Подумайте, ведь он ставит на карту судьбу Румынии.

Понедельник, 3 июля.

 Русские представители, ездившие на совещание с французскими, английскими и итальянскими, только что вернулись в Петроград. Сегодня они делали доклад в Государственном Совете и в Государственной Думе. Даже сквозь условные выражения их докладов, в них слышится глубокое восхищение пред военной доблестью союзников, в особенности французов.

 Я был сегодня, с Бьюкененом и Карлотти, на заседании в Мариинском Дворце и в Таврическом Дворце. Нас приветствовали очень горячо.

 Я беседовал с некоторыми членами Государственного Совета и Государственной Думы, с Гурко, князем Лобанов-Ростовским, с Шебеко, с Велепольским, с Милюковым, с Шингаревым и др.; они все в различной форме высказывают одну и ту же мысль: "Мы здесь хорошо понимаем, что такое война".

Вторник, 4 июля.

 Я завтракал сегодня у итальянского посла. Там были председатель Государственной Думы Родзянко, член Государственного Совета, князь Сигизмунд Велепольский, и два депутата-кадета, Милюков и Шингарев.

 Я беседовал долго с Милюковым об его впечатлениях от поездки на Запад:

 - Прежде всего, - говорит он, - нужно усилить и согласовать наше наступление. А это возможно только при совместной работе правительства со страной и е Думой. Между тем, в настоящее время преобладает направление, которое отличается...

 Он поражен важностью, которую Франция придает выступлению Румынии; он считает румынскую армию очень слабой; чувствуется его старая склонность и снисходительность по отношению к Болгарии.

 Мне хотелось поговорить с ним поосновательнее о внутреннем положения, и я пригласил его и Шингарева к себе обедать через 3 дня.

 Велепольский отводит меня в сторону и сообщает под секретом:

 "Я совершенно уверен в том, что император созовет вскоре своих министров в Могилеве для выяснения польского вопроса. Штюрмер и большинство его коллег против этого. Но мне кажется, что Сазонов может восторжествовать; он взял это дело в свои руки, и генерал Алексеев его энергично поддерживает".

 Он прибавляет, что вскоре будет иметь возможность окольными путями передать письмо императору и хотел бы прибавить несколько слов от меня.

 Я отвечаю:

 "Вы можете сказать, что провозглашение польской независимости будет встречено Францией не только, как первый шаг, являющийся следствием этой войны, но и как важный политический акт, который будет иметь большое значение в будущем и поможет продвижению русской армии в Польше".

 По-прежнему, хорошие вести из Галиции и Буковины. Число пленных доходит до 233.000 человек.

 Во Франции, наступление на Сомме сопряжено с большими трудностями; но для нас развивается успешно.

Среда, 5 июля.

 Сегодня у меня завтракал генерал Поливанов. Несмотря на отставку, он продолжает поддерживать близкие сношения с генералом Алексеевым, который его очень ценит. Таким образом, он хорошо осведомлен относительно стратегического положения русской армии. Он несколько раз повторяет мне, что высказывает только свои личные мнения; он говорит: "Наше наступление в Галиции и Буковине есть только начало большого наступления по всему фронту... Мы должны весь свой удар направить на германский фронт; мы достигнем окончательной победы только тогда, когда разобьем немцев. После Верденских боев, Германия не может предпринять крупного наступления. Но на нашем фронте следует ожидать с ее стороны упорного сопротивления на Немане, Буге, и затем дальше по течению этих же рек, и по Висле. Я не знаю, каковы намерения генерала Алексеева, но думаю, что его план в том, чтобы продвинуть все наши армии к северо-западу, имея Ригу центром этого движения. Генерал Куропаткин, не очень способный вести наступление, но умеющий вести оборонительную войну, вполне подходит к выполнению порученного ему плана. Генерал же Эверт и генерал Брусилов, эти знатоки маневров, выполнят остальное. Я думаю, что им поставят целью взять Вильно, Брест-Литовск и Люблин".