Юрий Арабов - Москва: место встречи (сборник)

• Название: Москва: место встречи (сборник)
• Автор: Юрий Арабов
• Издательство: Издательство АСТ : Редакция Елены Шубиной
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-099718-3

Миуссы Людмилы Улицкой и Ольги Трифоновой, Ленгоры Дмитрия Быкова, ВДНХ Дмитрия Глуховского, «тучерез» в Гнездниковском переулке Марины Москвиной, Матвеевское (оно же Ближняя дача) Александра Архангельского, Рождественка Андрея Макаревича, Ордынка Сергея Шаргунова… У каждого своя история и своя Москва, но на пересечении узких переулков и шумных проспектов так легко найти место встречи!

Все тексты написаны специально для этой книги.

Книга иллюстрирована московскими акварелями Алёны Дергилёвой

---

Из окон комнаты, выходившей на Мясницкую, улица просматривалась вплоть до метро «Кировская». По этому маршруту Иван Яковлевич раз в две недели ходил на художественный совет в ДИЭЗПО (Дирекцию по изданию и экспедированию знаков почтовой оплаты), находившуюся в одном из помещений Почтамта, а я бегал к трамваю при возвращении домой. Сын уходить обычно не желал, т. к. ему – дошкольнику – давали в руки фотоаппарат без пленки и он самозабвенно «фотографировал» виды из окна. На праздники на Мясницкой скапливались демонстранты с транспарантами, флагами и цветами.

Несмотря на шикарные в своей основе интерьеры и оригинальный состав обитателей, коммуналка оставалась коммуналкой со всеми вытекающими из этого последствиями. Достаточно интеллигентное население, а я повидал коммуналок достаточное количество, не могло уничтожить ощущение какой-то неприкаянности… Ярких конфликтов там не было, но не было и понимания. Несколько лампочек в туалете, ведущие к разным выключателям, говорили об этом. Старинная мебель, оставленная прежним хозяином, была растащена по комнатам. Стулья красного дерева и абрамцевские полки и столики, уже сильно поломанные, встречавшиеся во всей квартире, были дополнены кривоватыми изделиями советских мебельных производств. Скрашивало обстановку только множество текстильных покрывал и вышитых салфеточек. Лишь у «комиссарши» все было строго – железная панцирная кровать с потертыми хромированными шариками-вставками, сундук и два табурета. Она всегда была готова к новому переезду, но переезд затянулся на десятилетия.

Долго находиться я там не мог и к вечеру спешил в родной Петропавловский. Переулки вокруг Солянки казались после шумной Мясницкой спокойной деревней. К себе я ехал мимо «Чистых прудов» с прилепившимся к ним ресторанчиком «Ландыш», где на большой веранде с видом на пруды собирались после удачно проведенного худсовета мастера открытки и марки. Они получали за свою работу не такие плохие деньги и могли это себе позволить. Сидели там до полного закрытия. Разговоров об искусстве «открыточники» и «марочники» почти не вели, т. к. попадали в ресторан после нескольких суток неусыпной работы. Просто отдыхали.

Далее трамвай пересекал Покровку с известным всем москвичам богато декорированным «домом-комодом» (дом Апраксина-Трубецких). Проезжал мимо Милютинского сада на Покровском бульваре и быстро приближался к дому с огромными бетонными скульптурами рабочего с отбойным молотком и колхозницы со снопом пшеницы и ружьем над центральным проездом во внутренний двор. Народ называл его генеральским домом. Дом был построен по проекту русского архитектора И. А. Голосова в формах постконструктивистической стилистики. Голосов был мастером крупной архитектурной формы, и дом на Яузском бульваре действовал как-то угнетающе. Построенный в 1934–1941 годах, он никак не подходил к древним постройкам, окружавшим Хитровку.

У этого дома я выходил из трамвая и уже в полной темноте, т. к. фонарей ниже по переулку не было, с опаской полубежал по уходящей вниз наклонной поверхности Хитровки.

Сегодня жилая застройка переулков вокруг Хитровки основательно отреставрирована, закрытые и обезображенные в советское время церкви в Подколокольном переулке приведены в порядок и опять открыли свои двери. Но из района исчезли художники, уступив место служащим офисов и новым купцам.

Недавно я посетил эти места. В окнах первых этажей мелькали неслышно работающие клерки в белых рубашках, в церквях шла неспешная и малолюдная служба. Я зашел в церковь Николы Чудотворца в Подкопаях и поставил к образам свечи. Было натоплено и пахло ладаном. Хитровская площадь, продуваемая свеженьким ветерком с Бульварного кольца, была пустынна. Пустынен был и мой родной Петропавловский. Чистенько, но скучно.

Хотел было подняться по площади до «генеральского дома» и съездить на Мясницкую, но вспомнил, что дом, где жил К. Коровин, а потом и И. Дергилев выселен, отреставрирован и стал каким-то учреждением.

И не поехал.

Денис Драгунский Садовая, бублики и брынза

Иногда, чтобы вспомнить, нужна всего одна фраза.

Например, «На Садовой большое движение». Так называется рассказ Виктора Драгунского, моего отца. О том, как Дениску и Ваньку обманул взрослый парень. Попросил у них велосипед слетать в аптеку за лекарством для бабушки. И не вернулся, конечно же.

Но я не про рассказ, а про эту фразу.

Большое движение на Садовой я впервые увидел в 1960 году.

Мы переехали на новую квартиру. Это было поздней осенью. Я тогда был в третьем классе. Первую четверть я еще ходил в старую школу, на улице Семашко (Большой Кисловский переулок), а после ноябрьских праздников пошел в новую – на улице Медведева; сейчас это опять Старопименовский переулок.

Мы переехали из коммуналки на улице Грановского (Романов переулок). А до этого жили в коммуналке на улице Чернышевского (теперь – Покровка; всё обратно переименовали!).

Первая коммуналка была темная – окна выходили в узкий двор. Вторая – и вовсе подвальная. Новая квартира была светлая и огромная – три комнаты. А главное – одиннадцатый этаж! Самый верхний.

Наш новый адрес назывался по-старинному красиво – Каретный Ряд. «Ведь в Каретном Ряду первый дом от угла…» – была такая песня Высоцкого. Это про наш дом, между прочим. Кстати, Высоцкий потом снимал квартиру именно в нашем подъезде: вот такое совпадение.

Дом был кооперативный, артистов Большого театра и Московской эстрады: почти все – папины и мамины знакомые. Певцы, чтецы, конферансье, танцоры, жонглеры, трубачи, скрипачи, виртуозы-ксилофонисты и даже чревовещательницы – мать и дочь со своей как бы говорящей собачкой.

Как мы попали на одиннадцатый этаж – это отдельная история.

Была жеребьевка – кому на каком этаже жить. Папа вытянул второй этаж и очень огорчился. Он сказал: «Кошмар какой, всю жизнь видеть в окне вывеску: „Лососина, осетрина, угорь, миноги“ – и всё неправда!» Такая вывеска на самом деле была на магазине напротив. Обломок старосоветской показухи, когда на стеклянных вертикальных досках, золотыми буквами на бордовом фоне, перечислялись небывалые деликатесы.

А тут Леонид Утесов вытащил одиннадцатый этаж. Он сказал моему папе: «Витя, давай меняться! А то вдруг лифт сломается, я просто не дойду до дома!» Папа сказал: «Ура!»

Утесов оказался прав насчет лифта. Месяца три, наверное, мы ходили пешком, уставали ужасно. Но нам все равно нравилось. Мы всё время смотрели в окна. Всей семьей. Потому что нам надоело жить в подвале, где тротуар выше подоконника. Надоело смотреть на засиженный голубями асфальт и ботинки редких прохожих.

Сверху видно было Садовое кольцо, как оно едет от Маяковки к Самотечной и обратно. Невдалеке ребристым айсбергом плыл театр Советской Армии, дальше торчало высотное здание на Лермонтовской и гостиница «Ленинградская» у трех вокзалов.

Садовая тогда была гораздо ýже, чем сейчас. Самотечную эстакаду только начинали строить. Посредине Садовой был длинный прямоугольный двухэтажный дом. Когда-то совсем давно там была дешевая гостиница, а тогда – то есть в 1960 году – довольно скверная столовая «Радуга» и какие-то мелкие магазинчики и мастерские. Сверху был виден внутренний двор с ящиками и флягами из-под сметаны.

Дальше была маленькая площадь перед аптекой (сейчас аптеки нет, и тех домов нет тоже – на этом месте московская ГИБДД).

Площадь называлась Угольная. Я сначала думал, что она «Угóльная» от слова «угол» – правда, она была почти треугольная. Но она оказалась на самом деле «У́гольная», потому что там сто лет назад продавали уголь. А еще раньше она называлась Дровяная. Смешно сказать, но в Москве была своя Сенная площадь – тоже совсем рядом с нашим домом, сбоку от Страстного бульвара, рядом с Екатерининской больницей. Но я что-то отвлекся. Итак, смотрим в окно.

Левее Угольной – если сверху смотреть – было красивое старинное здание XVIII века. Сначала это был дворец графа Остермана-Толстого, а потом Московская духовная семинария – до революции, конечно. А когда я на него сверху любовался, это был Совет министров РСФСР. В ворота все время въезжали черные «волги». Теперь там Музей декоративно-прикладного искусства.

В самом начале семидесятых на Самотечной открылось новое здание кукольного театра Образцова – а раньше он был на Маяковской (теперь снова Триумфальная). Если стать спиной к памятнику Маяковскому, то театр был слева от красивого четырехэтажного здания, где внизу «Ростикс» (раньше там был ресторан «София», а наверху – редакция журнала «Юность»). Так вот, новое здание театра Образцова было с огромными музыкальными часами на фасаде. Двенадцать домиков по кругу – на каждый час свой сказочный персонаж. В одиннадцать часов из домика выходил волк. Водку тогда продавали с одиннадцати часов. Это сразу стали называть «час волка». «Ждем, когда волк выскочит», – говорили московские алкаши, переминаясь у магазина.