Генри Олди - Сильные. Книга первая. Пленник железной горы

• Название: Сильные. Книга первая. Пленник железной горы
• Автор: Генри Олди
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016

Тебя зовут Юрюн Уолан, Белый Юноша. Ты родился богатырем. А что? Обычное дело. Не ты первый, не ты последний. Тебе десять лет, и ты бьешь ворону в глаз, а медведя в ухо. Осталось только съездить в Кузню и обзавестись богатырским доспехом. Жизнь прекрасна, впереди — битвы да подвиги. И надо же было завистнику Омогою помянуть вслух твоего брата, о котором ты знать не знаешь, а семья и говорить не хочет! С этой минуты жизнь разлетается вдребезги, а обломки летят в Елю-Чёркёчёх, Бездну Смерти, к трем железным колыбелям.

Новый роман Г. Л. Олди «Сильные» приглашает читателя в Трехмирье якутского героического эпоса «Нюргун Боотур Стремительный», где за ожившими легендами встает призрак «теории времени» академика Козырева — живой легенды нашего времени.

---

Морока мне со мной!

— Трогай меня! Нюхай меня!

Она плясала, кружилась, пела, радовалась. Бросилась на меня — я увернулся, ногу подставил. Она упала в сено: лежит, смеется. Из платья до половины вывернулась, трясет сиськами:

— Иди ко мне!

— Я хапсагай знаю! — кажется, я опять расширился. — Заломаю тебя!

— Хап-хап! Сагай-сагай!

— Дура!

— Хапай Куо-Куо! Хапай и сагай! Сагай, сагай, до утра сагай!

Я к выходу, а она следом — прыг! Схватила меня. А я — её. Боремся. Швыряю её. Толкаю её. Плохая Куо-Куо! Очень плохая! Заломаю…

В конюшне стало темно. Куо-Куо исчезла: бац, и нету. Заржал пегий в стойле. Куо-Куо откликнулась из другого стойла:

— Аай-аайбын!

Я усох и всё понял. Это она из-под земли орала, когда мы приехали. Выходит, Куо-Куо — дочь Кытай Бахсы?! Я-то думал — прислуга… А вот и мастер Кытай: раскорячился в дверях лесным дедом, свет загородил. Убьет он меня, и правильно сделает. Решит: я его дочку сюда затащил, пристаю…

— Усохни, Юрюн, — прогудел кузнец. — Все в порядке.

— Я уже, мастер Кытай. Уже усох.

— Ну и молодец. Других не уговоришь, а ты сам…

— Я её… она меня…

— Усыхай, не переживай. Я ее утихомирю.

Ее, не меня! Прямо с души отлегло. У меня, если верить дедушке Сэркену, три души, вот со всех трех и отлегло. И зря — рано обрадовался.

Кузнец шагнул в конюшню, за косу вытащил Куо-Куо из стойла. Та верещит, отбивается, ногами дрыгает, а он ка-ак даст ей кулаком! По ребрам, по лицу! У нее кровь из носа хлещет, она орет: «Ыый-ыыйбын! Ай-абытай!» — а он лупит и лупит!

— Мастер Кытай! Мастер Кытай!

— Ай-абытай!

— Не надо! Вы ж ее убьете!

Кулак завис на взмахе — молот над наковальней. Эх, вечно я не в свое дело лезу…

— Не убью, парень. Я меру знаю.

— Точно?

— Ага. Куогалдыма Куо — девка крепкая. Привыкла.

Я в первый момент не сообразил, о ком это он. Ага, это дочку так на самом деле зовут: Куогалдыма Куо. Куо-Куо, небось, сама придумала, для пущей красоты.

— Будешь еще к парням приставать, бесстыжая?

— Не бу-у-у…

Куо-Куо скулила побитой собакой. Мне было ее жалко. А отцу, похоже, ни капельки.

— Смотри у меня! Еще раз застану…

— Не бу-у-у…

— В подвал бегом! Сиди, пока гости не уедут!

Кузнецова дочка натянула на себя платье, измаранное в крови и пыли. Бочком-бочком проскользнула к выходу мимо грозного Кытая. Она явно опасалась, что отец наподдаст ей для лучшей памяти, и он-таки наподдал! Сапогом пониже спины. От отцовского пинка Куо-Куо птичкой улетела за дверь.

— В подвал! — гаркнул вслед кузнец.

— Не бу-у-у…

— Только попробуй вылезти! На крюк повешу!

— Не бу-у-у…

— Не будет она, как же… — пробормотал мастер Кытай. — Сучка брехливая! Ты, парень, не бери в голову. Она ко всем боотурам цепляется. Отбился, и ладно. Ну, пошли, что ли?

— В Кузню?!

— Куда ж еще? Хотел доспех? Шлем, меч?

— Хотел! То есть, хочу… Очень хочу! И еще лук!

— Иди за мной. Выбирать будешь.

— Я сам?!

— А кто ж еще?

И мы пошли в Кузню.

4 Всё, что захочешь

В Кузне комнат оказалось — больше, чем у нас! А коридоров и вовсе уйма. На тяжелые шаги хозяина пол отзывался металлическим гулом, прогибался и лязгал. Стены тут и там украшали всякие забавные штуки. Короба̀ с огоньками-моргунками, вроде нашего камелька. Узловатые блестящие корни; пучки тонюсеньких прутиков. Мутные окошки, в которых ничего не разглядишь. Скользкие на вид наросты, вроде грибов, политых маслом. Я на эти диковины засмотрелся, не заметил, как мы пришли.

— Выбирай, — мастер Кытай пропустил меня вперед. — Не стесняйся.

Я шагнул за порог и встал, разинув рот. Вот это да! Мечи, луки, шлемы, копья, палицы! Вся комната оружием заставлена, от пола до потолка. Новенькое, блестящее, будто вчера кованое. И не навалом, как попало — лежит аккуратненько, одно к одному.

— Это ваша работа, мастер Кытай?

— Чья ж еще?

— Ну вы и мастер! Самый лучший в Осьмикрайней!

И ничего я не подлизывался! Что думал, то и сказал.

— Ты еще настоящей моей работы не видел, — усмехнулся кузнец. Я знал: ему приятно. Я только не знал, почему от его улыбки мне неприятно сделалось. — Ничего, всему свое время. Выбирай, говорю.

— Всё, что захочу?

— Всё, что захочешь.

Он собрался уходить.

— Подождите, мастер Кытай! — спохватился я. — Я ж обратно дорогу не найду! У вас тут дремучей, чем в лесу…

— Как подберешь, нажми вот тут, — он показал на гриб с красной шляпкой, росший из косяка двери. — Я за тобой приду. Или пришлю кого-нибудь.

И ушел. А я остался.

Мне часто снится этот день. Память режет его на куски, как нож — колбасу, и предлагает мне: хочешь кусочек? Не хочешь? Ну, возьми другой, с краешку! Реже мне видится Куо-Куо, чаще — бегущий к нам с Мюльдюном черный адьярай. Иногда куски сна слипаются вместе: я уступаю домогательствам Куо-Куо… А что? Обычное дело. Один и тот же сон может сниться по-разному, если ты вырос и хорошо понимаешь, чего от тебя хочет несчастная дурочка. Короче, во сне история принимает другой оборот, и нате-здрасте — в самый ответственный момент к нам бежит черный адьярай. Представляете мою радость? Добавлю, что Куо-Куо сразу превращается в Мюльдюна. Но чаще всего я вижу оружейную. Я, Юрюн-взрослый, стою рядом с Юрюном-мальчишкой: невидимка, призрак, способный лишь вздыхать и размышлять. Сейчас я знаю многое, чего не знал тогда. Я закован в знание, как в доспех, я вооружен знанием до зубов. Я знаю столько, что даже могу представить, сколько всего я не знаю! Мне известно, почему юному боотуру ничего не рассказывали про Кузню до приезда сюда. Для меня не составляет тайны, зачем Кытай Бахсы приводит детей в оружейную, а главное, с какой целью он сразу же удаляется, оставляя взъерошенных гостей наедине с убийственными сокровищами: «Выбирай! Все, что хочешь!» И дети выбирают, хватают, гребут обеими руками. Скоро, очень скоро Юрюн-мальчишка начнет приобретать знания, делая первые шаги на пути ко мне-взрослому. А пока ему отказано в бесплодных размышлениях, зато дозволено в восторгах. По правде, я наслаждаюсь его бесхитростной радостью. Вы слышите? Да, это он кричит, брызжа слюной, словно обжора при виде лакомства:

— Меч!

Будущее отступает в тень. Дает место настоящему.

— Первым делом — меч!

Вот они, мечи. Короткие хотоконы, длинные батасы. Выстроились рядами в стойках, ждут хозяина. Блестят-подмигивают, умоляют наперебой: возьми! меня! нет, меня! Тусклые, чуть изогнутые болоты[16] тяжелы даже на вид… Отлично! Истинный боотур врага мечом напополам рубит! Взял я болот, вернул на место, взял другой. Махнул для пробы — чуть запястье не вывихнул. Вот зараза! В руке рыбой вихляется, вывернуться норовит. Батас полегче, и рукоять не в пример удобней. Махнул им — батас аж присвистнул от удовольствия: бери меня, не пожалеешь!

— Кырык-кырык!

Так тому и быть. Беру! Полюбовался я на свой — свой!!! — меч, махнул еще пару разиков и отнес к двери, у стеночки поставил. Теперь — что? Шлем?

— Доспех!

Этого добра тут хранилось — завались! На целое войско хватит, и еще останется. Панцири-куяхи: цельнокованые, с полировочкой, с узорчиками, и кожаные, с бляшечками, и рыбья чешуя из пластиночек внахлест, и хитрость-громадина из не пойми чего… У меня глаза разбежались! Много ли нам надо? Много! Чтоб красивый, и по размеру, и прочный. И железный, железный! В коже пусть чагары-наемники ходят! В ольховых прутняках — бедняки-ополченцы! Копыт конских нарежут, навесят — и ладно им, чумазым! А я кто? Я — боотур из солнечного рода айыы! Ну хорошо, вот-вот им стану.

Вооружусь и стану!

Берем кожаный поддоспешник — не голяком же доспех примерять? Берем панцирь: на груди — серебряный кюн[17], внизу — юбочка с разрезами. Как на коне без разрезов скакать? Берем боевые рукавицы. Оплечья берем: две пары. Ну вот, ничего страшного в этой Кузне нет: сам выбираешь, сам примеряешь. А врали-то, врали: и в доспех тебя силком запихнут, и колотушкой по шлему дадут, чтоб налез…

— Брехуны!

Брехуны, соглашаюсь я-взрослый. Мне снится сон, и я смеюсь — так, чтобы мальчишка не услышал. Прекрасный выбор, малыш. Замечательный доспех. Сел, как влитой. На тебя, молокососа. Сколько тебе лет, Юрюн Уолан? Кому из нас двоих еще предстоит расти и расти? Забыл?! Ну и ладно, ты забыл, а я не стану напоминать. Зачем портить праздник? Кричи, парень, радуйся.

— Наручи! Поножи! Шлем!

Шлема показалось мало. К нему я взял превосходные чарапчы[18] с застежками на затылке. Ножи. Три штуки. Вдруг один сломается, а другой потеряется? Палица. Щит. Чудо-щит! Ни одно копьё не пробьёт. Да, копьё. Вот ты, моё славное. Коли, мечи, древком лупи — бойся, враг! Наконечник узкий, граненый. Острый-преострый! Чудо-копьё! Любой щит пробьёт. Что теперь?