Генри Олди - Сильные. Книга вторая. Черное сердце

• Название: Сильные. Книга вторая. Черное сердце
• Автор: Генри Олди
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-12306-9

Тебя зовут Юрюн Уолан, Белый Юноша. Ты родился богатырем. А что? Обычное дело. Не ты первый, не ты последний. Твою невесту похищает великан из Нижнего мира, твою сестру похищает младший брат великана, тебе же предлагают в жены сестру похитителей — скорее чудовище, чем женщину. Семейная сага, говорит зрячий слепец Сарын-тойон. Она куда опаснее, а главное, подлее любых сказаний о подвигах. Ты убедишься в этом на своей шкуре, богатырь.

Новый роман Г. Л. Олди «Сильные» приглашает читателя в Трехмирье героических сказаний народов Севера, где за ожившими легендами древности встает призрак «теории времени» академика Козырева — живой легенды нашего века. «Черное сердце» — вторая, заключительная книга романа.

---

Никакие это оказались не холмики. И не стебли. Три серо-бурых трупа, покрытые неприятного вида жесткими волосками, в окружении суставчатых лап, похожих на сломанные древки копий. Кривые жвала. Россыпь угасших глаз. Я не поленился сосчитать: у каждой твари их было восемь. Значит, мне не почудилось!

— Пауки!

— Паучихи, — уточнил Баранчай.

Одно из самых приятных зрелищ в моей жизни — три раздутых полусъеденных трупа паучих.

— Твоя работа?

Мотылек попятился: «Эй, хозяин?! Чтобы я такую дрянь ел?!» Ну да, верно: даже разделайся мой конь с паучихами, есть их он бы точно не стал. Местное зверье обглодало? Я пригляделся к смердящим останкам, отмахиваясь от жирных зеленых мух, жужжавших над падалью. Следы зубов имелись. Ох, имелись! Видал я остатки трапезы волков, рыси, лесного деда. С паучихами расправилась тварь покрупнее.

— Кто здесь? Выходи!

Никого. И все же затылком, спиной я ощущал чужое присутствие.

— Тут не стоит задерживаться, — обернулся я к Баранчаю.

— Вы совершенно правы, Юрюн Уолан. Но я не успел разведать дорогу к жилищу Уота Усутаакы. Прошу меня простить.

— Ничего, Мотылек знает. Доберусь.

И все-таки не выдержал, спросил:

— Слушай, Баранчай, а ты почему не задохнулся? Ну, когда меня держал?

— Я могу не дышать.

— Когда железный?

— Да.

— И долго?

— Очень долго.

— А почему тогда не вылез? Сразу, когда упал?

— Я, когда железный, плохо плаваю. Тону я.

— Ага, я тоже тону, когда в доспехе. Вот почему так, а?

— Законы, Юрюн Уолан. Спросите у отца, он знает.

— Вернусь, спрошу. А тебя-то как в ловушку заманили?

Баранчай смутился. Отвел взгляд в сторону:

— Я хоть и железный, но все-таки человек.

И больше ничего пояснять не стал.

А я не стал спрашивать.

2 Рассказ Айталын Куо, Красоты Неописуемой, младшей дочери Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун, о ее похищении одним дураком (окончание)

Мамочки!

Нет, не годится. Мамочки — это уже потом.

И вовсе я не испугалась. Я от внезапности. А сперва была трясучка-моталка: туда-сюда, вверх-вниз, вправо-влево и еще как попало. Знаете, как попало? Как в Мюльдюновом облаке, когда оно взбесилось и скакать начало. А голова: ой-боой, абытай-халахай! Я вам говорила, что затылком стукнулась? Шишку набила…

Да что ж меня так трясет?!

Открываю глаза, а перед глазами — живое! Жилы-корни, бугры-дергуны, шкура-чешуя. Ходуном ходит: то натянется, то в складки соберется. А я, значит, сижу. Нет, лежу. Нет, вишу. Точно, вишу поперек седла. Ноги там, голова тут. И не видно ничего. Ага, теперь видно.

Вот теперь — мамочки! Или еще не мамочки? Три шеи, три башки: с рогами, с шипами. Правая скалится, слюни пускает. А зубищи-то, зубищи! Восьминог, будь он проклят! Смотрю выше: и ты будь проклят! Кто? Да кто ж другой, если не Эсех Харбыр?! Тоже скалится, ухмыляется, слюни пускает. На меня, между прочим, пускает.

— Дурак! — кричу. — Назад меня вези!

А он:

— Шиш тебе! Лежи, добыча, помалкивай.

Добыча я ему!

— Будет тебе добыча! — кричу.

— Будет? Есть!

— Юрюн узнает, башку тебе открутит!

А он:

— Хыы-хыык! Гыы-гык!

— Мюльдюн узнает, в землю тебя вобьет!

А он:

— Ар-дьаалы[19]!

— Мой папа — Закон-Владыка! В бараний рог тебя скрутит!

— А я тебя по закону увез!

— По какому-такому закону?!

— А невесту похищать можно, это все знают.

Тут я аж поперхнулась:

— Невесту?!

— А то кого? Кобылу на приплод?

И лыбится, гадюка:

— У брата Тимира жена есть? Есть! У брата Алыпа жена есть? Есть! У брата Уота невеста есть? Есть! И у меня теперь есть! Нюргун-болван! Я его вокруг пальца обвел, заморочил! Самый лучший? Я — самый лучший!

Внизу камни — черные, горелые. На обочинах чадит-полыхает. Серой воняет — хоть нос затыкай! Нижний мир? Много ли увидишь, когда на седле вниз головой висишь?! Ну, и говорю я ему сладким голосом:

— Так ты теперь мой жених?

А он:

— Ну!

И грудь выпячивает, дурачина!

Тут я ему:

— Абахыран бют[20]! Жених он!

— Жених!

— Женилка у тебя, сопляка, не выросла!

Он аж взвился! Змей на дыбы встал, заплясал. У меня зубы лязгнули, и еще язык я прикусила. А все равно приятно: допекла дурака! В самую болячку саданула. Это я умею!

— Заткнись! — кричит. — Я не сопляк!

— А кто?

— Я Эсех Харбыр, великий боотур!

— Хвастун! Молокосос!

— Вот женюсь на тебе, будешь знать!

— Женится он! Нюргуна испугался? Удрал? Штаны смени, воняет!

— Ты! Девчонка!

— На что тебе невеста? Сопли вытирать? Вот твой брат Уот — боотур! В честном бою невесту добыл! А ты — ворюга, трусло мелкое…

Его затрясло всего. Я даже понадеялась: лопнет от злости! Нет, не лопнул. Жаль.

— Я тоже в бою! Я его победил!

— Кого? Хромого жеребенка?

— Нюргуна победил! Тебя забрал! Я — лучший!

— Ой, завидный жених! Я прямо вся дрожу!

Нет, это не я. И не он. Это земля дрожит. Грохочет. Я, как могла, извернулась, гляжу — мамочки! Теперь уж точно мамочки! Эсеха не испугалась, змея слюнявого не испугалась, а вот этого…

А вы бы не испугались?

Конь чернющий, страшенный. Из глаз огонь, из ноздрей пар, из-под копыт искры. Скачет — Осьмикрайняя ходуном! На коне — человек-гора, весь в железе. В руке — меч семисаженный! Ох, думаю, рубанет. Не рубанул, так подъехал. И говорит:

— Зря.

А потом еще раз:

— Зря. Не люблю.

Тут я его и узнала:

— Нюргун!

Думаете, он мне ответил? Поздоровался? Ага, размечтались! Махнул мечищем, словно меня и нету. Алатан-улатан! Отлетели, оторвались девять журавлиных голов! Ну, не девять, а три, и не журавлиных, а змеевых. Я с седла — хлоп! Сижу на камнях, вся горячим, липким перепачкана, и только глазами, как дура, хлопаю. Рядом змеюка дрыгается, кровь из шей хлещет. Эсех в доспехе, щитом прикрылся. Нюргун с коня прыгает…

Когда они сшиблись, земля раскололась.

Дальше — не помню.

Дальше полные мамочки.

3 Рассказ Айыы Умсур, Вышней Удаганки, старшей дочери Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун, о великой битве Нюргуна Боотура Стремительного с Эсехом Харбыром, Хозяином Трех Теней

Ох, тошно,
Ох, больно мне!
Содрогается утроба моя,
Ноет в брюхе,
Ломит в висках!..

Когда земля вздрогнула, я сидела на кухне с мамой и Мюльдюном. Папа был очень плох, но нас он прогнал взашей. Лечение? Вон отсюда! Помощь? Вон отсюда! Уход? Вон… Хрипел с орона, куда его с трудом уложил Мюльдюн:

— Без вас сдохну! Я суров…

Любимую папину присказку оборвал кашель, рвущий грудь в клочья.

Мама его не послушалась. Алаата! Вы слышите, что я говорю? Я и сама не верю: солнечная Нуралдин-хотун отказала в подчинении своему благородному супругу Сиэр-тойону! Девять журавлиных голов? Сотня оторвалась! Тысяча! Миллион! С упорством, от которого бы и гора сточилась до корней, мама пыталась напоить папу целебным отваром. Девять трав — этот сбор я ей сама дала в конце лета. Мама поила, папа не пил. Стискивал зубы, сжимал губы, отворачивался. Наконец он оттолкнул мамину руку, расплескав остатки снадобья, и начал вставать. Вставал папа долго, мучительно, глядя мимо мамы в стену. Я все ждала, что он закричит или хотя бы застонет, но нет, он молчал. По лбу и щекам Закона-Владыки градом катился пот. Лицо посерело, как березовая труха, жилы на шее натянулись кручеными ремнями. Руки — худые, жалкие — что есть сил уперлись в края орона. Костяшки пальцев побелели. Хрустнули суставы: вот-вот сломаются…

И мама отступилась, а отец упал обратно на ложе. Дышал он тяжело, но хотя бы не задыхался. Стало ясно: если помогать отцу, добром или силой — он только хуже себе сделает. Он суров, и это он, хоть разбейся.

— Лучше его не трогать, — сказала я.

— Угу, — кивнул Мюльдюн.

Мама кусала губы. Отказаться от идеи помощи отцу — для нее это был камень, который невозможно поднять. Я думала, что мама надорвется, но она справилась.

— Кухня, — сказала я.

— Что — кухня? Что? Сколько можно — кухня?!

— Пойдем. Там тебе будет легче.

Мы ушли на кухню, все втроем. Нет, вчетвером — невидимый, бесплотный, с нами шел Юрюн. Я чувствовала на себе его взгляд. Ежилась, словно под затылком кто-то водил совиным перышком. Мы вытащили тебя, шепнула я Юрюну. Одна-единственная возможность, и мы ею воспользовались. Вытащили тебя и предали остальных. Ты смотришь на нас, даже если мне это всего лишь кажется, а мы боимся посмотреть друг на друга. Гвоздь, на котором держится семья, уцелел.