Виктор Зиновьев - Теплый ветер с сопок

• Название: Теплый ветер с сопок
• Автор: Виктор Зиновьев
• Издательство: Магаданское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

Первая книга молодого прозаика-магаданца посвящена людям труда — гидростроителям, рабочим золотых приисков, шоферам. Она проникнута любовью к Колыме, ее природе, к тем, кто связал свою судьбу с судьбой края.

---

В комнату заглянула фиксатая Тамарка, подружка Валентины.

С Валентиной он познакомился однажды на вечеринке.

У кого-то из ребят родился сын, событие полагалось отпраздновать. Он ее и раньше встречал в коридоре общежития, но они не здоровались. Здесь заметил — она на него поглядывает. Коляй, став смелым через несколько рюмок, начал с ней танцевать. Возвращались в общежитие они вместе…

Она была неплохой дивчиной, не сравнить с пройдохой Тамаркой, которая прошла огонь и воду, хоть и строила из себя пионерку. Но при посторонних Валентина почему-то менялась, без нужды покрикивала на Коляя, говорила: «Ох, я больше с ним не могу!» Коляй понимал, это она от долгой тоски одиночества, и прощал ей.

Острыми глазками Тамарка пошарила кругом, даже под кровать заглянула и спросила требовательно:

— Ну как?

— Чего? — не понял Коляй.

Тамарка неопределенно покрутила в воздухе правой рукой:

— Чего, чего. Собираешься или телишься все?

— Пусть сама придет и узнает. Ты-то чего на полусогнутых бегаешь?

Тамарка хмыкнула недовольно и исчезла, но через минуту вновь появилась. Теперь она выглядывала из-за пышного плеча Валентины. Та по-хозяйски прошла в комнату, пощупала рубашку и бросила ее не глядя Тамарке. Потом повернулась к Коляю:

— Через десять минут заберешь. Не забудь в пиджак платок сунуть, чтоб торчал. Перед картиной зайдем к Савкиным.

И она важно прошагала обратно. Тамарка торжествующе посмотрела на Коляя и хотела вышмыгнуть в дверь вслед за Валентиной, но он поймал ее:

— А ну давай. Сам поглажу…

— Пожалуйста, — фыркнула Тамарка. — Она завивается, а он нервы портит? Да ей сам Пуков в любви объяснялся!

Савкины ему не понравились, хотя он об этом Валентине не сказал. Хлеб двумя пальчиками берут, а на кроватях бардак, пол неметеный.

Вышли на улицу, Коляй вздохнул полной грудью, а Валентина продолжала:

— Все потому, что у тебя нет положения…

Она стала расхваливать Савкина, который в паршивых нормировщиках сумел сделать обстановку, «Жигули», две шубы жене из натурального меха и вступил на материке в кооператив. Потому что соображает. А у Коляя машина всегда под рукой, она, Валентина, диплом имеет — и все не так. Надо взять побольше общественных нагрузок, тогда его заметят.

— Недовольства не показывай, на собраниях чаще выступай, — убеждала Валентина, тесно прижавшись к Коляю. — Все так делают!

— Ладно, хватит, — сказал Коляй, — пришли уже.

На свой ряд они сели первыми, и Коляй поежился, снимая шапку, он ждал, что на него начнут оглядываться. Однако никто на них не глядел, девушки разворачивали грохочущие шоколадные обертки, парни весело переговаривались. Отличались интеллигенты — они сидели тихо, не смеялись и не махали руками.

Ряд постепенно заполнялся. Тут Коляю сказали:

— Разрешите пройти.

Парень сказал тихо и вежливо, пахло от него тонким нездешним одеколоном, и Коляй сделал вывод — интеллигент. Он сдвинул колени, чтобы пропустить человека, поднял глаза и обмер… потому что с парнем была Люда-смуглянка. Он раньше так часто бегал к ней стричься, что она уже знала его. И теперь улыбнулась, как старому знакомому, а потом села рядом.

Они с парнем заговорили о чем-то, а Коляй сидел, боясь повернуть голову, и только косил глазом на ее ногу, которая на какой-то волосок была от его ноги.

— Коля, что с тобой? — спросила Валентина. — Может, уйдем? Плохо тебе?

— Ничего, — процедил сквозь зубы Коляй. — Все нормально.

В киножурнале показывали сады, уборку урожая. Валентина без конца наклонялась к нему и говорила:

— Вишню ты ел? А антоновку настоящую? Поедем летом в отпуск — нас мать закормит…

Коляй отвечал: «нет… нет…», а сам ловил каждый шорох со стороны. Ведь это не ее пьяница муж, того он знает, это другой, видно, из начальства.

И когда закончился фильм и все выходили из зала, он смотрел не на смуглянку, а на него. Почему он с ней? Кто он такой? Почему присвоил право находиться рядом?

И здесь Коляй отчетливо понял, что все это время, все эти долгие месяцы, он хотел прийти к ней, ждал только момента. И снова опоздал.

В комнате Валентина с ходу бросилась накрывать на стол и все оглядывалась на Коляя, словно боялась, что он уйдет.

— Ты делай что-нибудь, плитку вон починили… Ну тогда полку перевесь, а я хозяйством заниматься буду…

Коляй сидел не снимая пальто, глядел на мягкий домашний халат Валентины, который, он знал, пахнет супом, утюгом, теплым женским телом.

— Брось ты дружка, алкоголика этого, — продолжала Валентина. — Не пил бы, ничего и не произошло бы. С комендантом я договорюсь, поселимся. А парикмахерша эта — скурвилась она!

— Ты Пронькина не тронь, — сказал, вставая, Коляй. — И вообще!

Он успел заметить, как белый лоб Валентины залил румянец, и вышел. Возле двери в коридоре, прижав руки к щекам, стояла Тамарка и с ужасом смотрела на него.

— Дура! — сказал ей Коляй.

Несчастье с Пронькиным случилось таким образом. Он отвинчивал вентиль на баллоне. Вдруг грохнул взрыв, вентиль с резьбой вырвало из горловины, а Пронькину пламенем обожгло руку и порвало сухожилия на пальцах. Если бы взорвался сам баллон — от Пронькина и штанов брезентовых, «зэковских», как он их с гордостью называл, не осталось бы.

С перевязанной толстой белой рукой он сидел на кровати, пучил глаза и повторял:

— Резина трется и превращается в уголь, а он с кислородом в реакцию вступил — вот и грохнуло. Капроновые-то прокладки лопаются на морозе, вот я и заменил…

Сгоряча он не чувствовал боли, даже переоделся сам и смыл с лица копоть. Потом отошел, и его припекло так, что он посылал Коляя два раза за водкой. На второй раз Коляй завернул в аптеку и прикупил на рубль анальгину. Пронькин заскрипел зубами, но десяток таблеток проглотил.

Вечером пришли двое из постройкома и стали расспрашивать, как что было.

— Ключом разве почувствуешь, сколько отпускать? Ключом — меня и не дербалызнуло бы, дело проверенное, — объяснял Пронькин, держа перед собой марлевую культю.

— Ага, оголенной рукой откручивал? — переспросил мужчина и переглянулся с женщиной, которая все записывала.

Лицо у нее было приятное, чистое. Она положила между страницами тетради карандаш и сказала:

— Извините, но государство не будет оплачивать вашу нерадивость и безалаберность. Оно — не дойная корова…

— А прокладку на каком основании сменил?

— Так все меняют — капроновые-то лопаются. Раньше меднопоронитовые ставили — это да!

Наконец представитель постройкома взял со стола каракулевую шапку, что-то пробормотал женщине с тетрадкой и важно объявил:

— Квартал в санатории проведешь, с путевкой мы поможем, несмотря на вопиющее нарушение. В вас лично заинтересовано предприятие в год пятилетки. Ну, и прямо завтра на недельку в больницу, на предварительные анализы…

Женщина с порога добавила:

— Выздоравливайте, Борис Иванович!

Пронькин подождал, пока закроется дверь, и поднял палец:

— Видал? Здесь я — человек! А на материке — подойники буду лудить?

Ночью Пронькину стало совсем худо — на повязке выступила кровь. Коляю пришлось по телефону вызывать «скорую». Когда за Пронькиным приехали, он сидел осоловелый и растрепанный на кровати, баюкал руку. На прощанье сказал:

— Не придется, видно, мне здесь закладки варить… Ну зато баб санаторских вволю теперь погоняю!

Коляй понял, о чем он: о закладных деталях под агрегаты в машинном зале. Их доверяют устанавливать лучшим монтажникам, ведь из-за миллиметрового перекоса турбина может полететь — вибрация-то дай бог… На Вилюйской сварку закладных поручали вести Пронькину, он часто вспоминал об этом. И любой бы гордился — из сотни сварщиков отобрали всего четверых. Вот какой Пронькин: чуть руки не лишился, а о работе не забыл!

Сам Коляй был, наверное, худшей породы. Не только потому, что о работе дома думал редко. Как ни в чем не бывало пришла к нему на другой день Валентина, принесла кастрюлю борща. И он не отказался. Оправдывался перед собой — надоело по столовкам бегать, вести жизнь всухомятку. Однако врал себе. По другой колее дело шло — скатился он по ней, как с горы без тормозов. И приехал к тому, о чем два месяца назад и не думал.

Свадьбу не справляли. Коляй отказался наотрез. Пригласили посидеть Пронькина перед отъездом, Петровича, конечно, и с ее стороны пару подруг. «Горько», правда, кричали. Поселились в «нулевке» по разрешению коменданта. Петрович обещал предоставление квартиры ускорить. Как передовику, Коляю дали неделю отпуска.

А потом снова пошли рейс за рейсом, выходной за выходным, получка за авансом…

Валентина однажды сказала:

— Давай аванс по сотне брать, остальное на книжку перечислением. Не вечно же на мерзлоте жить будем. Книжку лучше одну — процент больше пойдет…