Рейнолдс Прайс - Земная оболочка

• Название: Земная оболочка
• Автор: Рейнолдс Прайс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1980

Роман американского писателя Рейнольдса Прайса «Земная оболочка» вышел в 1973 году. В книге подробно и достоверно воссоздана атмосфера глухих южных городков. На этом фоне — история двух южных семей, Кендалов и Мейфилдов. Главная тема романа — отчуждение личности, слабеющие связи между людьми. Для книги характерен большой хронологический размах: первая сцена — май 1903 года, последняя — июнь 1944 года.

---

— Нет, навсегда, — сказал Роб.

Полли наконец подняла голову и улыбнулась. — Спасибо! — сказала она. — Вы всегда были очень добры. Все эти годы вы относились ко мне так, будто я имею право тут находиться. Только, Роб, я ведь не прошу угла.

— Я знаю, — сказал он. — Он у вас есть и всегда был. И Хэт вам это скажет, как только мне удастся повидаться с ней.

Полли кивнула. — Я в этом не сомневаюсь и очень благодарна всем вам, сомневаюсь только, что смогу остаться.

— Почему?

Она внимательно посмотрела на него. — А вы подумайте, Роб, сами подумайте. Я прожила в этом доме сорок лет, сперва с одним мужчиной, потом с другим, и оба они заботились не столько о моих настроениях, сколько о том, чтобы я не знала ни в чем нужды. Правда, иногда я брала шитье на дом, просто чтобы сложа руки не сидеть — начиная с апреля беру постоянно, — но мне никогда не приходилось думать о деньгах. А вот теперь придется.

— Не придется.

— Уже пришлось. — Она улыбалась, но голос ее звучал твердо. — Мне пятьдесят восемь лет, я могу прожить еще тридцать. Я могу пережить и вас, и Хатча, и Грейнджера; мой папа дожил до восьмидесяти шести, а я в него. Времена сейчас трудные и для вас и для большинства людей, но и без того я не могу принимать помощь от вас, во всяком случае, пока не ослепла, пока стою на ногах.

— Я только рад буду сделать для вас все, что смогу.

— Ну, если вам придется делать это многие годы, вы не то запоете. Я знаю, о чем говорю, а вы пока еще не знаете; «рад» — это не то слово. При удаче я сохраню силы, то есть работоспособность, еще лет пятнадцать. И я решила пойти в сиделки или в компаньонки. Спрос на них пока еще есть, а это вполне отвечает моим потребностям. Кроме того, это значит, что мне не нужен будет дом; я буду или жить у тех людей, к которым поступлю, или найду себе жилье — одна комната вполне устроит меня. Мне много места не надо.

Роб спросил: — В Вашингтоне у вас что-нибудь осталось?

— Ничего, как есть ничего. Правительство Америки. Последние годы папа существовал на государственную пенсию (и на пятнадцать долларов, которые посылал ему каждый месяц Форрест). Так что это отпадает.

— Переезжайте к нам с Хатчем. — Роб не собирался предлагать этого и немного оторопел, хотя вида не подал.

Полли рассмеялась. — Втроем в одной комнате в Роли?

— Мне пришлось распрощаться с Роли. Я писал вам об этом.

— А что насчет Фонтейна? Вы писали, что, может, устроитесь там на работу.

— Переехать туда, думаю, я смогу. Я наводил справки. Место учителя по труду не занято. — Он хотел было рассказать ей о просьбе, с которой обратился Форрест к Торну, но осекся, не будучи уверен, что Форрест в предчувствии скорой смерти позаботился подобным образом и о Полли, постарался обеспечить ее как-то на будущее. Похоже, что нет, на глаз Роба, во всяком случае; в общем, он решил промолчать. — Но вот смогу ли жить там — это еще вопрос. Не надо забывать, что там мама, полная сил тетя Рина, не спускающая с меня глаз, Грейнджер, который вечно мной недоволен. Хатч, который спит и видит, как бы оттуда уехать, говорит, что я упек его туда, а сам развлекаюсь. Вы-то знаете эти развлечения…

— А как насчет Мин? — спросила Полли. — Где тут ее место?..

— В самой середине, — и сразу же понял, что это не так. Мин была где-то с краю — там он оставил ее дожидаться своего приговора. — Это другой вопрос, — повторил он, — который мне нужно решить. От Мин я ничего, кроме хорошего, не видел и в горести, и в радости, преимущественно в горести, и никогда не отказывался от того, что она мне давала. Иногда это мне помогало, но в общем пошло во вред, и вот теперь я должен сказать ей, чтоб она или осталась со мной навсегда, или уходила.

— Какой же она могла причинить вам вред? Просто не представляю.

— Не давала забыть Рейчел. Растравляла рану.

— Каким образом? Она показалась мне кроткой и милой.

— А я разве говорю, что нет? — сказал Роб. — Она добрая душа, как вы. — За четырнадцать лет он одному только Грейнджеру рассказал о свидании с Мин в Ричмондской гостинице незадолго до смерти Рейчел, да еще недавно Бо — Флориному недоумку. Теперь вот можно рассказать Полли, из всех женщин единственной, и тут же получить отпущение — конечно, она не осудит его, разведет его беду руками, как, наверное, разводила не раз не меньшие беды, свои и чужие. Уже совсем приготовившись рассказывать, он поднял глаза и встретился с ее взглядом, спокойным, внимательным и прямым. Широкое усталое лицо, с опавшими, изрезанными морщинами щеками, говорившее о выносливости, которая помогла ей справиться со всеми прошлыми унижениями и обидами и которой хватит еще не на один год — увидев это лицо, он почувствовал, что у него сжалось сердце. Она все еще ждала, все еще готова была служить. И как же мог кто-то жить с ней под одной крышей, видеть перед собой ежедневно — и обижать — обижать человека с таким лицом, серьезным, разумным, исполненным надежды, хрупкой, как яичная скорлупа (но ежедневно возрождающейся). — Полли, послушайте, — сказал он. — Я не создан для той повседневной жизни, к которой стремятся люди.

Полли улыбнулась. — А я-то думала…

— Нет, правда. Выслушайте меня. Не создан я для нее. Возможно, подсознательно я всегда знал это, но теперь окончательно убедился.

— А к какой жизни люди стремятся?

Роб рассмеялся — защитная мера. — Такой, какая была у вас с Форрестом на протяжении сорока лет.

Ей удалось сохранить улыбку, но все же она сказала: — Вон как! — Роб промолчал, и она продолжала: — Да нет, наверное, она была несколько выше средней — хочется так думать. А чем такая жизнь вас не устраивает?

— Устраивает. Господи, конечно, устраивает. Я хотел сказать, что не могу примениться к ней. Что-то у меня не так — то ли с воспитанием, то ли в крови, и это слишком дорого мне обходится. Вот я сижу здесь с вами, вижу, какая вы одинокая и сильная, знаю, что вы прожили полную жизнь… а знаете, какое чувство при этом испытываю? Желание выскочить за дверь и бежать, не останавливаясь, пока не добегу до места, голого как ладонь, где меня никто не встретит, где я никого не увижу. Вы, Хатч, родня моей мамы, тетя Хэт, Грейнджер, Грейси… господи, да дети на улице — у меня сил нет смотреть на вас. У меня сердце нежное, как глазки ребенка…

— Просто боитесь вы, — сказала Полли.

— …это, наверное, у меня от Форреста; Ева до сих пор сильная, не хуже вашего.

— Нет, не от Форреста, — сказала Полли. — У него сил было сколько угодно. Ему хватило сил, как вы выразились, прожить здесь сорок лет, принимая мои услуги. Хватило сил примириться с собственной смертью (он знал, что она близка, доктор мне говорил), не подготовив меня, не оставив никаких распоряжений, чтобы как-то обеспечить меня. Нет, силы у него были.

— Но он знал, что и вы сильная. Он не хотел пугать вас заранее, ведь доктор мог и ошибаться. Он знал, что вы все вынесете. И еще он знал, что остаюсь я и что я позабочусь о том, чтобы вас не обошли.

— Иными словами, бросили меня на произвол судьбы в этом доме? Я убеждена, Роб, что побуждения у вас хорошие, но нельзя же так меня мучить. Если вы это задумали, лучше уж убейте меня сразу.

— Нет, Полли, я не это задумал, — Роб улыбнулся.

— Ладно, о своих намерениях я вам уже сказала. Как только вы разберете его бумаги и распорядитесь с домом и со всем остальным — тут я охотно помогу вам, — я уеду. Найду себе комнату, устроюсь на работу. Может, еще поживу. — С этими словами она встала и пошла к раковине. Она успела почти домыть посуду, когда наконец заговорил Роб.

— Вы так и не нашли ни завещания, ни письма с его распоряжениями на случай смерти? — На похоронах он был так подавлен горем и запоздалыми раскаяниями, что, когда Полли спросила: «Вы не разберете его бумаги?», — ответил только: «Пожалуйста, давайте отложим до июня, ведь большого спеха нет». Однако, увидев выражение ее лица, он отпер письменный стол Форреста и просмотрел все, что лежало на виду — множество старых классных журналов, тетрадка его стихов, письма, накопившиеся за всю жизнь (скорее, часть их: писем от Евы не было), но никаких признаков завещания или письма, в котором излагалась бы последняя воля.

Полли сказала: — Стол вы просмотрели. Это был его тайник, и у меня рука не поднялась там рыться. Поискала в комоде, поскольку всегда сама укладывала туда белье, и на полке в шкафу. Обыскала свою комнату сверху донизу, иногда он оставлял мне записочки, которые я находила, случалось, только через несколько дней — несколько слов благодарности за какой-нибудь пустяк. Но я ничего не нашла, совсем ничего. — Она вытерла последнюю сковородку и вернулась на место. — А вам он не писал? Никакого намека не сделал?

— Ничего. Писал о вашей повседневной жизни, обычные домашние новости.