Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу

• Название: Ночь с четверга на пятницу
• Автор: Инна Тронина
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2016

Во время новогодних праздников 2007 года бывший майор милиции Артур Тураев встречается со своим давним другом — дипломатом Львом Райниковым. Тот просит помочь ему выполнить просьбу пропавшего без вести Вячеслава Вороновича — предать гласности обширное «досье» на двух милицейских генералов, один из которых является непосредственным начальником Тураева. В данный момент Тураев работает на АЗС после выхода из заключения. Ему меньше всего хочется ввязываться в сомнительные и опасные дела, но он не может отказать другу. Братья Василенко «крышуют» преступные группировки — не только в России, но в СНГ, и в дальнем зарубежье. Воронович в последнее время много общался с главарём одной из них, и поэтому знал много. Боясь, что из-за этого его уничтожат, Воронович играет на опережение и «сливает» компромат на шефа и его «красных» покровителей. «Оборотни в погонах» и бандиты узнают о досье и открывают охоту за ним. Они задействуют все имеющиеся возможности, не брезгуя ни шантажом, ни клеветой, ни насилием. Жизнь Артура буквально «висит на волоске». Он ищет соратников и помощников, без которых невозможно работать. И главными из них оказываются пасынок убитого Льва Райникова Стефан, а также его вдова — профессиональная разведчица, шведка Сибилла. Обе стороны настроены непримиримо. Начинается «война без правил». В могилы «оборотней» удаётся «вбить осиновый кол», но победа достаётся дорогой ценой…

---

Высокая инкрустированная дверь в гостиную тихо отворилась. Вошла худенькая девочка-подросток в чёрном, до колен, свитере и разорванных по последней моде джинсах. Кудри её золотились, как спелая пшеница, но лицо было в точности Лёвино. Нора заулыбалась, привстала навстречу Берте, старшей внучке хозяйки.

— Можно, бабуль?

Девочка обращалась к Доре на местный лад, хоть в свои двенадцать лет она знала три языка. И никак не могла определить, какой из них родной — шведский или русский.

— Конечно, заходи, лапочка!

Дора, поспешно промокнув платком щёки, улыбнулась. Девчонка вышла из прострации, сняла свои дурацкие наушники. Сама решила проведать бабушку, поняв, что той сейчас ещё хуже.

— Иди сюда, садись, побудь с нами. А как Агата?

Берта сегодня уже поздоровалась с Норой Мансуровной, и потому они только слегка кивнули друг другу. Потом девочка показала глазами на приоткрытую дверь, словно там кто-то ждал.

— По-моему, она всё ещё лежит. Я посмотрю. Сейчас с папиной работы звонят, спрашивают, какая помощь нужна. Хочешь ли ты, чтобы врача прислали или психолога. Может, достаточно только с погребением помочь?

— Да никого не надо! Сами справимся! — крикнула Дора, махнув платком в сторону двери. Нора молча гладила её по руке. — Знаем мы этих психологов: «примиритесь, примите как данность, научитесь жить с этим. Помогайте другим людям, тогда и вам станет легче…»

Дора всё-таки встала с дивана, провела рукой по кудряшкам Берты, и на пальце её сверкнул старинный, неслыханно дорогой перстень.

— Побудь здесь с Норой, а я выясню кое-что, раз уж позвонили. Ладно, эти нашлись — и за то спасибо!

Дора поспешно выбежала из гостиной, то ли желая как можно скорее отделаться от мидовских активистов, то ли ища возможности выплакаться в одиночестве. Берта уселась рядом с Норой, которую прекрасно знала, но не могла сообразить, о чём сейчас можно с ней разговаривать, а о чём — нет. Нора пришла ей на помощь, переадресовав главный на данный момент вопрос.

— Берточка, милая, тебя, наверное, удивит моё желание…

— Удивит? — Берта шевельнулась внутри своего необъятного свитера. — Больше всего меня удивило, что папу застрелили. На кого угодно подумала бы, но только не на него. Самый мирный человек на свете! Дипломат от Бога — ни с кем никаких скандалов. Я так хотела ему наш номер показать завтра, а теперь… — Берта хлопнула мокрыми ресницами. — Но я ещё не отменила своё выступление! Бабушка не знает, что я завтра выйду на сцену — в его память. Мы с ним так ждали, так готовились! Папу уже не вернуть, но я хочу сделать ему приятное — пусть с небес услышит! И вы ей не говорите. А то вдруг не поймёт, не пустит…

— Умница, молодец! — Нора и сама заплакала от умиления и гордости за сидевшую рядом девочку. — Так и надо — не сдаваться! Ты сильная, справишься. Потом запись маме покажешь, когда она приедет.

— Я об этом тоже думала, — кивнула Берта. — Мама очень хочет, чтобы я в ансамбле пела. Я и Агате говорила, чтобы она мобилизовалась и выступила сегодня. Но она не может. Говорит, что ей очень плохо.

— Она совсем другая, — согласилась Нора. — Гораздо мягче тебя, впечатлительней. Не надо её заставлять, если не хочет, а то действительно тяжело заболеет. Кстати, — Нора решила плавно перейти к главному, — ваш брат знает о том, что случилось? Как он воспринял эту весть?

— Стефан? Да его найди, попробуй! Никак не могу его даже по «трубе» поймать. А в Сети кликнуть — комп забрали. Зачем им наш с Агатой комп? Папа до него и не дотрагивался с тех пор, как подарил. Я им объясняла, что не могу без компа, и Агате он тоже нужен. У нас в «аське» куча друзей. Мы как в лесу сидим сейчас. А следователь, главный их, так сладенько-вежливо отвечает: «Милая барышня, я в вашем возрасте даже не знал, что такое компьютер. И как-то жил — с друзьями общался, уроки учил, даже с девушками знакомился. Так что придётся потерпеть. Мы сделаем всё, что полагается, и компьютеры вам вернём». А другой там с ним был, в милицейской форме, так тот вообще взбесился: «Вот ведь эгоисты растут деревянные! У неё отец погиб, а она о компьютере плачет!»

— Это называется «хам». Но его уже не переделать — остаётся только забыть. Давай лучше о Стефане поговорим. Бабушка твоя не очень-то на это настроена. Наверное, поссорились или ещё чего…

— Ой, да, она Стефана всё время пилит! — тряхнула пышными волосами Берта.

Громадная, под потолок, новогодняя ель в углу гостиной отозвалась тихим шелестом «дождика» и серпантина. Ветки величественного дерева, опутанные всевозможными гирляндами, ещё остро пахли смолой.

— Он и ходить сюда перестал, живёт на Тверской с Амалией. Та после смерти дедушки совсем постарела, но ради Стефана старается дом вести.

— Сколько ей лет? — Нора поставила кофейные чашки на поднос.

— Семьдесят два. — Берта прислушалась. — Что-то бабушка там долго беседует. Пусть тоже помогут — папа у них одним из лучших кадров был. Его хотели потом в Штаты послать, но не успели… — Берта сцепила на коленях тонкие пальчики. — Вам для чего-то нужен Стефан? Я, когда найду его, передам…

— Погоди! Давай так сделаем, — заторопилась Нора. — Ты мне про него расскажешь, ладно? Я ведь, к сожалению, твоего брата как следует, не знаю. А Артур интересуется, спрашивает о нём…

— Хотите, я вам фотки его покажу? — Берта, в отличие от своей бабушки, не забивала голову сомнениями. — Я сейчас! — И девочка, как молния, метнулась в коридор.

Нора взяла поднос с чашками, отнесла его на кухню. Постояла у окна, сквозь горизонтальные жалюзи глядя на обихоженный двор элитного дома. Заметила, как в дальнем углу двора поднялся шлагбаум, выпуская на улицу шестисотый «Мерседес».

— А-а, вы здесь?

Берта помахала альбомом. Она, как и все дети, переживала горе легко, то и дело загораясь новыми идеями.

— Пойдёмте в гостиную, там светлее! — Берта, забывшись, схватила Нору за руку, как делала в детстве, потащила к дивану. — Вот, глядите! Это мы все в Австралии, у мамы. Там кенгурятник такой клёвый, и страусов мы видели. Их заповедники устроены так, что звери и птицы будто на воле живут…

Нора вяза маленький альбом в яркой обложке. Снимки были не приклеены к страницам, как делали прежде, а просто вложены в прозрачные кармашки. С пёстрой глянцевой открытки на неё смотрел весёлый живой Лёва Райников в табачного цвета шортах и оранжевой майке. Его глаза почти пропали под козырьком бейсболки, зато сверкали зубы, а загорелые руки обнимали жену и двух дочек. Лёва словно сгрёб их в охапку и прижал к себе, чтобы никто не отнял.

Сибилла, в бикини, стройная и высокая, главенствовала на снимке, как и в семье. Она снисходительно позволила мужу резвиться вместе с девчонками, время от времени целуя её в плечо, в щёку, в шею.

А Стефан стоял в стороне, демонстрируя, что он никому ничего не должен, и ко всему окружающему равнодушен. Очень высокий, под сто девяносто, с рельефной фигурой и красивым лицом, парень выглядел то ли туземцем, наскоро переодетым в плавки, то ли вышедшим из океанских глубин Ихтиандром. Норе понравилась его причёска — волнистые каштановые волосы удлиннялись к затылку и падали на плечи. Он, единственный из всех, не смеялся, не улыбался, задумчиво смотрел вдаль, в океан, явно отбывая повинность. Похоже, его оторвали от любимого дела, позвали сниматься, и Стефан не мог дождаться, когда эта канитель закончится.

Нора осторожно перевернула страницу.

А это — Вена, собор Святого Стефана. Там брата крестили! — горделиво сообщила Берта. — Видите, он с восприемниками стоит…

— С кем? — удивлённо переспросила Нора.

— Ну, с крёстными. Вы их не знаете — они австрийцы, — пояснила Берта. — Мы у них на прошлую Пасху гостили три дня.

Здесь Стефан выглядел по-другому — в строгом чёрном костюме, при галстуке. И волосы уложены аккуратно, почти прилизаны. Парочка розовощёких улыбчивых бюргеров смотрелась рядом ним довольно странно, даже нелепо. Стефан, европеец до мозга костей, был будто бы сотворён из совершенно другого материала. И Нора опять вспомнила, что Сибилла так и не призналась Лёве, с кем зачала этого бесподобного юношу.

На снимке, помещённом рядом, те же мужчина и женщина, только более молодые и стройные, держали на руках крупного серьёзного младенца в белом кружевном платье. Нора про себя удивилась — ведь всё-таки крестят мальчика. Но, видимо, у них такие правила…

— А это — Рим, Колизей. Как раз оттуда мы возвращались через Вену. — Берта произносила названия знаменитых столиц так просто и естественно, как Нора — слова Арбат и Таганка.

Здесь Стефан был запечатлён, вероятно, в самом привычном своём облике — в вываренных ветхих джинсах и яркой рубашке-поло. Держа за руку сестрёнку Агату, он склонил голову на плечо Сибилле, но думал опять о чём-то своём. В его взгляде сквозила усталость от семейных вояжей вокруг света. Жизнь, о которой миллионы его сверстников могли только мечтать, воспринималась им как тягостное бремя.