Филипп Соллерс - Казанова Великолепный

• Название: Казанова Великолепный
• Автор: Филипп Соллерс
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-98720-047-6

Дипломат, игрок, шарлатан, светский авантюрист и любимец женщин, Казанова не сходит со сцены уже три столетия. Роль Казановы сыграли десятки известных артистов — от звезды русского немого кино Ивана Мозжухина до Марчелло Мастроянни. О нем пишут пьесы и стихи, называют его именем клубничные пирожные, туалетную воду и мягкую мебель. Миф о Казанове, однако, вытеснил из кадра Казанову подлинного — блестящего писателя, переводчика Гомера, собеседника Вольтера и Екатерины II. Рассказывая захватывающую, полную невероятных перипетий жизнь Казановы, Филипп Соллерс возвращает своему герою его истинный масштаб: этот внешне легкомысленный персонаж, который и по сей день раздражает ревнителей официальной морали, был, оказывается, одной из ключевых фигур своего времени. Великий насмешник и соблазнитель, лихой любовник и государственный ум, Казанова восстанавливает в правах человеческую природу.

---

«При крещении мне дали имя Джакомо Джироламо. До восьми с половиной лет оставался я слабоумным. А там, после трехмесячного кровотечения, меня отвезли в Падую, где ум мой исцелили, так что я взялся за учение и к шестнадцати годам получил степень доктора, меня посвятили в сан, и я отправился искать удачи в Рим».

Минуточку. Что это за «слабоумие» и «кровотечение»? В «Истории» Казанова говорит, что его «сознательное существование» началось, когда ему было восемь лет и четыре месяца: «В первых числах августа 1733 года у меня развился орган памяти… Ничего из бывшего со мною прежде я не помню».

Странная амнезия. Автор мемуаров признается, что в его памяти зияет черная дыра в восемь с лишним лет (привет от Фрейда!), он разделяет свое существование на телесное и сознательное, давая нам понять, что взрастил в себе потрясающую память. Вот каково его первое воспоминание, пробуждение, словно он прибыл на Землю с неведомой планеты, свалился из другой галактики и невесть как очутился в нашем мире:

«Я стоял в углу какой-то комнаты, согнувшись, обхватив голову и неотрывно глядя на обильно текущую у меня из носу и льющуюся прямо на пол кровь. Мария, моя бабка, у которой я был любимчиком, подбежала, умыла мне лицо холодной водой, а потом, не уведомив никого из домашних, посадила меня в гондолу и отвезла на Мурано, густонаселенный островок в получасе пути от Венеции».

Ребенок болен безнадежно. Впору прибегнуть к самым крайним из доступных по тем временам средствам, к темным колдовским силам. И вот сама колдунья, сидит на убогом ложе, окруженная черными кошками. Джакомо должен наконец родиться или возродиться. Требуется ритуальное действо.

Старуха запирает испуганного, перепачканного кровью мальчика в сундук. И начинает ломать комедию: смеется, рыдает, поет, вопит, стучит по крышке гроба-сундука палкой. Потом вытаскивает его, кровь у него течет слабее; обласкав, старуха раздевает мальчика и укладывает на кровать, сжигает какие-то снадобья, пропитывает дымом простыню, запеленывает его, дает ему сладкие пилюли. А под конец втирает ему в затылок мазь «с приятным запахом». Потом снова его одевает и говорит, что кровотечение прекратится, если он никому не скажет о том, что с ним было, иначе же он изойдет кровью и умрет. Ночью, обещает старуха, ему явится прекрасная дама, но смотри молчи!

Маленький Джакомо возвращается домой, ложится и засыпает:

«Но по прошествии нескольких часов я проснулся и увидел — или же мне показалось, — что в камин из трубы спускается в огромной корзине дама ослепительной красоты, одетая в платье из роскошной материи, на голове ее корона, усыпанная драгоценными каменьями, которые так и горят огнем. Величественная и нежная, она медленно подошла и села на мою кровать. Затем достала из кармана какие-то коробочки и вытряхнула их над моей головой, приговаривая что-то шепотом. Наконец, произнеся длинную речь, из которой я не понял ни единого слова, и поцеловав меня, она удалилась тем же путем, что и пришла, я же снова заснул».

Явление Царицы Ночи — так можно было бы назвать эту сцену. На восьмилетнего ребенка не совсем обычного склада она производит сильное впечатление.

Кровотечение постепенно ослабевает. Память Джакомо развивается, он даже выучился читать. Возвращаясь к ночному посещению, он отмечает, что оно, сон ли то был, маскарад или галлюцинация, возымело целебное действие, быть может, еще и благодаря приказу молчать под страхом смерти. «Лекарства от величайших недугов часто находятся не в аптеках, и каждый день происходит нечто, доказующее наше невежество… В мире нет и не было никаких колдунов, но всегда существовали люди, умевшие внушить другим веру в свою колдовскую силу».

Казанова и сам не раз будет разыгрывать колдуна, каждый раз удивляясь, до чего сильно в людях желание поверить в чудо. Здравый смысл — самая большая диковинка на свете.

Малыш Джакомо рос угрюмым. Он одинок, с ним никто не разговаривает. Считается, что он «не жилец». И он принимает судьбу залетного гостя.

Вскоре после своего второго рождения у колдуньи он открывает для себя, что такое обман.

Однажды, когда отец Джакомо был погружен в оптические занятия, мальчик увидел у него «большой красиво ограненный кусок стекла», который ему очень понравился, потому что все предметы в нем множились. Джакомо положил его себе в карман. Когда же отец стал искать пропажу, Джакомо подсунул стекло брату, и тот был побит за воровство. «По глупости я позднее рассказал все брату, — говорит Казанова, — он так и не простил меня и при каждом удобном случае старался отомстить».

Так оно и бывает.

Вскоре отец скоропостижно умирает. Джакомо описывает его смерть совершенно хладнокровно; точно так же некоторое время спустя новый отъезд матери заставляет плакать другого его брата, его же оставляет равнодушным (да и что тут трагичного!). Замечали ли вы, что люди, отличающиеся повышенной чувствительностью, не бывают сентиментальными? Сентиментальные же люди не обладают тонкими чувствами. Но, вопреки очевидности, принято считать обратное. Все шиворот-навыворот.

Однако кровоточивость не прекратилась окончательно. «Я имел вид дурачка, — пишет Каза, — и постоянно ходил с открытым ртом…» Врачи терялись в догадках относительно его болезни (как и мы), наконец было решено, что ему следует поменять климат. Баффо поддержал это решение и взялся сопровождать Джакомо, его мать Дзанетту и некоего аббата из семейства Гримани в Падую.

Сели в буркьелло, «маленькую барку», и отправились в путь. Джакомо все в новинку: он видит, как мимо бесшумно проплывают деревья, и заключает, что они ходят. Матушка вздыхает над его глупостью и говорит, что движется лодка, а не деревья. Джакомо понимает и тут же развивает мысль: так, может статься, говорит он матери, не солнце вовсе движется по небу, а мы сами перемещаемся с запада на восток. Мать возмущается, обзывает его дурнем, аббат сожалеет о его скудоумии, а Баффо, фривольный поэт-вольнодумец, нежно его обнимает и говорит:

«Ты прав, дитя мое. Солнце не движется. Не падай духом, будь всегда последователен в рассуждениях, и пусть себе смеются».

Итак, с одной стороны, мать и аббат (обскурантизм). С другой — скандальной славы поэт (разум). Особо подчеркиваю слова «дитя мое».

Не обращая внимания на двух других спутников, Баффо продолжает разговор с Джакомо и дает объяснения, понятные для его «наивного, ясного ума».

«То было первое истинное удовольствие, какое довелось мне испытать в жизни. Не окажись рядом синьора Баффо, разум мой в ту минуту мог бы замутиться, в нем утвердилось бы малодушное легковерие. Глупость взрослых, без сомнения, притупила бы во мне способность мыслить здраво, в чем я, быть может, не достиг совершенства, но чему всецело обязан счастием, каковым наслаждаюсь, оставаясь наедине с самим собою».

Мало кто ощущает, что обращается вокруг солнца вместе с земным шаром. И еще меньше таких, кто не побоится подумать, что его мать глупа.

Джакомо Казанова считался в семье недоумком. А стал гением.

* * *

«Те, кому прожитые годы придают, как доброму вину, все больше тонкости и вкуса, любят еще раз мысленно переживать свой любовный опыт».

Не о Казанове ли думал Ницше, записывая эту фразу? Таких можно привести еще много. Ницше любил Стендаля, а значит, и Казанову.

Казанова часто описывает свои любовные похождения в алхимических терминах и, разумеется, сдабривая рассказ непринужденной иронией. Вот, кажется, он в шаге от Великого Творения, но слишком поспешил или некстати заболел, и все сорвалось, приходится начинать все заново. Искусство любовной войны (словесных атак и рукопашного боя) подобно музыке или управлению государством.

В конечном счете принцип тут один: следовать воле Божьей.

Ловить Его явления, сияние, знамения. Каза не связан в своих желаниях. Он следует предчувствию, увлечению с первого взгляда. Не здесь, так там. Или где-то еще. Он лавирует между громами и молниями.

У людей с Богом довольно курьезные отношения. Они не могут обойтись без Него, знают, что Он настигает, где и когда пожелает, и мечтают об этой минуте, в то же время они морочат Ему голову, донимают заумными речами и системами, пристают со своими святынями, нелепыми жертвоприношениями. Когда же Он возникает прямо у них перед глазами, они Его не узнают. Напрашивается сравнение с Фрейдом, которому Шарко в больнице Сальпетриер шептал на ухо, что истерия всегда развивается на сексуальной почве. Ну да, думал Фрейд, но почему он никогда не говорит об этом публично? Ведь это бросается в глаза.

Взять, к примеру, Беттину, первую любовь совсем юного Джакомо. Ее терзания — вполне определенного свойства, но окружающие предпочитают думать, что она безумна, одержима бесом. Бес силен — как его ни изгоняют, он упорствует. Разыгрываются тяжелые и смешные сцены. Джакомо, начитанный и наученный собственным темпераментом, жалеет бедняжку. Слуги Господа занимаются страждущей, на то они и существуют (время идет, слуги Господа меняются, но повадка их остается прежней: они все так же игнорируют очевидные вещи).