Сергей Бобров - Восстание мизантропов

• Название: Восстание мизантропов
• Автор: Сергей Бобров
• Издательство: Salamandra P.V.V.
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2016

Повесть поэта-футуриста, стиховеда, популяризатора математики и писателя-фантаста С. П. Боброва (1889–1971) «Восстание мизантропов» — фантастика в декорациях авангардной прозы. Эту повесть иногда называют одной из первых советских утопий, но в той же мере она является и антиутопией, и гофманиадой, и опередившим свое время «постмодернистским» сочинением. В приложении к книге — воспоминания о С. Боброве М. Л. Гаспарова (1935–2005).

---

— Тогда и петь будешь!

Он пробовал поспорить:

— А вы меня знаете?

— А кому он, ребята, нужен.

— Трофим возьмет: у него девка молодая.

— Хрен у меня есть молодой. Девку побережем.

— Вот так хрен, мать твою не замать! А тебе и крыть нечем — видал.

— Да что с этаким дерьмом связываться.

— Руки марать.

— Поганым горшком накрыть…

— ….сверху плюнуть…

— ….сбоку екнуть….

— ….сверху ахнуть….

— ….тарарахнуть….

— ….чтоб не возился…. не крутился….

— Не орите. Слово дайте…

— ….наддайте….

— ….городской….

— ….инструментальный….

— ….нахлебнички, мать вашу….

— ….курицыны дети….

— ….свернешься….

— ….да в зубы ему смотреть….

— ….наделали вас на нашу голову….

— ….старики то были дураки: с женами спали….

— ….у нас не по эндакому….

— ….мы ребята — пройды….

— Мы — тройные! Кованные! Мы — свихниголовые!

— ….ножики пудовые….

И ежась от скуки, длинной и нестерпимой, выслушивал хмурый наш персонаж эти перекликавшиеся проклятия — одно другого глупее и придурковатее. Выслушал без гнева, ибо общий тембр ражей ругани указывал, что далее упоминания сродников, обеспеченных такими-то (имя-рек) способами, — дело на сегодняшний вечер не двинется. Ежась, поеживаясь, выслушивал он:

— А ну, химик, еще чего?

— Заленился, подкованный, двустнастный, четырехпроцентный!

Общее едкое фырканье покрыло последний эпитет:

— Его, ребята, на заводе Максимыч трубкой мерил. И-ги-ги!

Угол разгружался, а четырехпроцентный с грустью следил удалявшуюся аудиторию. В отворенную дверь свежо мотнулся сквозняк, приналег на окно, рамы визгнули, вскрылись, трава качнулась из-за подоконника, и оттуда потянул запинающийся речитатив:

— И зачем же я вас ми-иленъкий узнала?

Тут певец споткнулся. Однако с трудом переваливая через согласные, сунулся далее:

— Ззачем полюби-и-ила я вас,
Биз вас ба я гористи ни зна-а-ала,
Теперь жи я страдаю кажняй ччас…

Ясно отчеканивались колеи и кочки, проецируясь на звуковом фоне нежного напева. Замечалось, что дорога была выбрана помимо певца. Черти его несли. И только они и знали, куда они его несли.

Тут четырехпроцентный с решимостью примерного супруга, после четырех часов ночи, вдруг подпрыгнул и на тот же мотив завел:

Когда я увижу город старый,
Когда ж услышу за собой:
Хлысту подобные удары
Винтовки в улице пустой…

В дверях зашептались, четырехпроцентный кинул деньги на стол, вылез в окно и схватился за лоб. «Идиот, негодяй, предатель, — подчивал он себя самого, — нет, что же это такое, — а?»

Тут двое тенями быстро прошли около него. Куски слов запрыгали над ушами, и он услыхал:

— …отрицает нитроглицерин…..

И тогда волосы на головенке беглеца один за другим в некоторой роковой и ужасающей последовательности стали подниматься к апексу, холодный пот омочил его бедра тоненькой и язвительной струйкой — и стремглав понесся он через теплую синь ночи в свою конуру.

В его голове медленно повертывались слова:

— ….отрицает нитроглицерин….

Оглушенные мысли бросались из стороны в сторону:

«А ежели он…. отрицает… то, отрицание…. то…. отрицание его отрицания не поможет…. значит, нечего и стараться. Я — дурак, я — прозевал: — не об чем и говорить».

Он раскрыл записную книжку и занес в оную: «Смысл жизни раскрывается человеку неожиданно».

Посидел на кровати, пережевывая пальцами пальцы, и записал еще: «См. Тютчева, Кропоткина, а также Пуанкаре».

И диссимулируя страх, разделся и непринужденно зевнул.

Где-то далекий говор напугал его до смерти. «Чего боюсь?» — а боялся то он, бояться того, что за ним гонятся. «Отрицает нитроглицерин…».

VI

И вот черт помог мне увидать вашу милость.

(Б. Шоу)

Это трижды премилое существо, мягенькое и теплое, а, следовательно, живое, считало, видимо, безо всяких оснований, вот этого-то четырехпроцентного, к коему кличка так и примерзла после нитроглицеринного вечера, самым прельстительным мужчиной в пределах солнечной системы. И даже далее, коли-то мыслимо для существа вышеуказанного ранжира. А он разводил какие-то важности неподобающего типа, ибо вспоминал некоторые гнусности, выслушанные не так давно в притоне уже описанном, — «Вам, господин, пивца? только трехградусное будет…. — Ну, и что? — А, может, вам трехградусное не годится, а четырехпроц…» тут остряк должен был спасаться от гнева нашего знакомца, что явно указывало, что вся эта канитель заведена исключительно на потеху публики, ибо в противном случае — половой убил бы знакомца нашего не более, как пальцем.

Это воспоминание разъедало самолюбивый дух четырехпроцентного. Он разрывался от негодования: «Меня? — Мне?..» — опять сначала.

А в приятных губах: «Я люблю тебя… я тебя очень люблю… милый и хороший…».

Но герой прочно уселся на кровать, стукнул разом обеими ногами по полу и рявкнул:

— А я не могу жить в болоте. Вот и все!

Тут в устах прелестницы вскипело справедливое негодование. Вот как. Значит, ты, что-то кроме меня замечаешь. И это объективировалось кратко и точно:

— Ду-рак!

— Начинается, — с прокисшей миной промыслил названный.

— Не хочу с тобой говорить. И больше никогда не буду. Понял?

Негодование, сворачивавшее ей брови, дошло до крайних пределов. Она молчала. И рука его немедленно была брошена в воздух.

— Оставь.

— Да-ну…..

— Я — сей-час — уй-ду. Понял?

Но трагедия осталась недоигранной. Дверь стукнула трижды. «Войдите» — сказал, позеленев от злобы четырехпроцентный («чтоб вас черти взяли…. шляетесь…»).

Вошел длинный, со всех сторон, несмотря на доброе и отчаянное, распрожженное лето, закутанный в разные платочки и шарфики человек. Длинный, как и все остальное, нос, чуть что не покачивался у своего основания. Человек откашлялся, опасливо глянул в бок на полузакрытое окно и сказал, скрипя самым дисгармоничным образом:

— Ужасный сквозняк.

— Возможно, — репликовал ему четырехпроцентный, подергиваясь от бешенства, — вам то тут что?

Этот нежный и вежливый прием нимало не тронул пришельца. Засунув костлявую и гадюкоподобную руку промеж ног, подсунул он под себя стул, неловко к нему заковылявший на трех ногах и запрыгавший по половицам, — уселся, плотно припахнув ватное пальто. И:

— Возможно-с? Хе-хе-кс…. так вы думаете, что возможно, да-да? А? верно? — что вы говорите?

Полдюжины этих разрозненных вопросов, видимо, только что оброненных из «Русско-французских разговоров» издания прошлого десятилетия, делу помогли мало. Девушка сорвалась и крупно двинулась к двери. Четырехпроцентный за ней. По дороге он кивнул гостю: «Сейчас». Тот нимало не удивляясь, мотнул головой будто бы в утвердительном смысле.

В сенцах четырехпроцентный поймал свою гостью за плечи и шепнул в теплые пряди нежных кос: «Он отрицает нитроглицерин».

Та засмеялась мягким смехом и спросила шепотом: «Вот этот длинный?» — «Да, нет, — досадливо отвечал хозяин, — ну какой длинный…» — «А кто же?» — «Не все ль равно кто, ты пойми: отрицает нитроглицерин». — «Ничего не понимаю», сказала она, вовсе осердившись, и ушла. Мрачно вернулся разлакомившийся зря четырехпроцентный к себе.

— Ну-с? — сказал длинный.

— Ну-с? — ответствовал хозяин.

— Вам известно?

— Что это известно?

— Об…. — и говоривший сделал паузу, вновь раскрыв рот после «б».

— Слушаю-с.

— ….отрицании…. — снова пауза и ужас в глазах замершего слушателя. — Отрицании… да что вы на меня так смотрите?

— Я?

— Вы, а? верно?

— Я — ничего. Вы говорите….

— Об отрицании нитроглицерина, как….

Хозяин вскочил с места, бледный, вытянулся, поднял руки. Собственная его голова уносилась в пропасть и дыры своего обладателя («тайная полиция…. сыщик…. все знают…. пропало…»).

— Я ни в чем…. не…. Да что вам нужно?

— Хе-хе-кс…. да вы зря, в каком смысле «нужно» — в философско-спекулятивном — или я бы сказал….

— Пожалуйста…. я вас прошу («да чего его просить»).

— Отвечайте прямо.

— И отвечу: известно.

— Вот так. Вашу руку. Сегодня вечером — мы у вас. Мы ведь вас давно заметили.

VII

Этой прекрасной морали ничто никогда не противоречило, кроме фактов.

(Вольтер)

Вечер не заставит себя ждать. Это не такое учреждение. Время идет — не спит. На корень из минус-единицы оно еще не вовсе, похоже, помножено, а посему…. Мял четырехпроцентный в руках странную писульку, оставленную ему длинным и страшным гостем, и повторял: «Филь Магнус — Филь Магнус — он отрицает… — но тут мысли вспутывались, — а если у меня найдут такое письмо?..» — и замерзал от страха. А что было в нем исписано, он полюбопытствовать не решался. «Скажу тогда, что я не читал…. не поверят…»