Гунар Цирулис - Якорь в сердце

• Название: Якорь в сердце
• Автор: Гунар Цирулис
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

Гунар Цирулис — известный латышский прозаик, автор нескольких книг очерков — «Бушевало море в далях дальних…» (1958), «В лучах маяка» (1960), «С блокнотом в море» (1961) и «Такие, как ты и я» (1961), в которых рассказывает о моряках, рыбаках, наших современниках.

В настоящий сборник включены лучшие повести и рассказы писателя, которые дают представление о его своеобразном таланте, умении вести остросюжетные повествования с легким юмором. Для его произведений характерно патриотическое, партийное отношение к злободневным проблемам современности.

---

— Анна, будь добра, выйди, посмотри, кто там. Если ничего важного, извинись и не приглашай войти.

В спорах и дискуссиях Янис всегда высказывался очень резко, иной раз даже наносил обиду своим единомышленникам, но зато в повседневной работе никогда не повышал голоса. Даже самые категорические распоряжения отдавал негромко — в форме просьбы.

На лестничной площадке стоял связной. Он дышал тяжело, как после отчаянного бега.

— Скорей! — выпалил он. — Давайте мне готовые листовки! Набор уничтожьте и спасайтесь сами!

— Нельзя ли узнать, что стряслось? — Взволнованный шепот заставил Яниса выйти в коридор.

— Жандармы и полицейские окружили весь район между Ревельской, Александровской, Рыцарской и Суворова, — сообщил связной. — Я с трудом пробрался сюда, но так и не узнал, что они ищут. По всему видать, хотят перетрясти каждый дом, каждую квартиру.

— Благодарю за предупреждение, — Янис слегка поклонился. — Попытаемся не попасть к ним в лапы.

Не спеша помог связному спрятать воззвания и проводил его до двери. Набил трубку сухой ромашкой, закурил, сел у окна и задумался.

Анна отнеслась к сообщению связного не так спокойно. Как всегда в минуту опасности, первым делом она взяла на руки сынишку. Крепко прижав спящего ребенка к груди, Анна нервно ходила по комнате. В голове вертелась карусель мыслей, но ни одной не удавалось додумать до конца, и положение казалось безвыходным. Надо спасаться самим — это ясно. Но и не менее важно спасти шрифты. Когда-то ей удалось выкрасть набор из охраняемой шпиками квартиры на Александровской улице; Янису теперь этого не сделать — его схватят, шрифт конфискуют, а тогда… Значит, она. Чудно получается: жизнь время от времени ставит перед ней одну и ту же задачу… Но на сей раз она была сложней, поскольку вынести такую тяжесть ей было не под силу… А как быть с сыном? Ребенка она даже на несколько часов не оставит одного. Стало быть, его надо взять с собой. Но каким образом вынести отсюда и его и типографское оборудование?

Теперь ум Анны работал лишь в одном направлении. Само собой понятно, что мать с ребенком не вызовет таких подозрений, как одиноко идущая женщина, сгибающаяся под тяжестью ноши. Значит, шрифт надо завернуть в узел с пеленками, одеяльцем и прочими детскими вещами и сделать вид, будто он вовсе не тяжел.

— Послушай, Янис, квартира должна быть чиста, — незаметно для себя самой Анна повторила излюбленное выражение мужа. — Быть может, я смогла бы вытащить отсюда шрифт и бумагу? С ребенком на руках это ведь риск не большой. Что ты на это скажешь?

— Да приблизительно то же самое… но прихожу к заключению, что мы не имеем права ставить на карту здоровье ребенка, а может, и жизнь.

— Я все это понимаю и без тебя! — вспылила Анна. — Но мы не имеем права оставить тут шрифты, сам ведь прекрасно понимаешь! А за меня не волнуйся — я не попадусь. Только не знаю, как мне удастся донести такую тяжесть.

— Донести… А зачем же нести? Ведь у нас есть санки. Погрузим на них шрифт и бумагу, накроем одеялом…

— А сверху посадим мальчика, — уже из кухни докончила его мысль Анна, достававшая из чулана санки.

К счастью, булыжную мостовую покрывал довольно толстый слой снега. Уложить шрифты, бумагу и замаскировать поклажу клетчатым одеялком было делом десяти минут. Но сынишка на этот раз ни в какую не желал сидеть спокойно. Он то и дело слезал, хватался за юбку матери и просился на руки. Волей-неволей пришлось его привязать. В последний момент, когда неподалеку уже раздавались шаги немецкого патруля, возникло еще одно препятствие: Анна, как ни тужилась, была не в силах сдвинуть сани с места. Пришлось впрячься и Янису. Сделав несколько шагов, он отпустил веревку и отошел в сторону.

— Дотянешь?

— Дотяну! — беспечно отозвалась Анна.

— Только смотри не останавливайся! — предостерег Янис. — Не то опять застрянешь.

С этими словами он юркнул под арку ворот, потому что еще не успел уничтожить кое-какие документы.

Вскоре Анна заметила: чем быстрее везешь санки, тем они кажутся легче. И она прибавила шагу, почти бегом пошла вверх по Ревельской. Зато сыну этот темп пришелся не по душе. То ли его слишком туго привязала, то ли причиняла беспокойство тряска, и он, не переставая, верещал, но Анна не решалась остановиться. Она чувствовала, что после этого не сможет продолжать свой путь, тонкая веревка больно резала плечи. Еще большей болью отдавался в ее сердце плач малыша.

Впереди уже завиднелись цепи немецкой полевой жандармерии. В подворотне стояли несколько задержанных женщин. Кинув на них сочувственный взгляд, Анна поспешила дальше, нимало не подозревая, что как раз с их стороны ее подкарауливает опасность. Когда раздался первый окрик, она даже не приняла его на свой счет. Лишь чуть погодя сообразила, чем возмущены арестованные женщины.

— Остановитесь! — пронзительно закричала одна из них. — Как вам не стыдно мучить ребенка?

— Мачеха! — взвилась другая. — Дитя плачет, а она себе и ухом не ведет!

— Паскуда! Сердца у тебя нет, что ли?

У Анны было сердце. Оно так больно сжималось, что силы покидали ее. Но кроме сердца у нее еще были разум и совесть. И они не разрешали ей обернуться, подгоняли бежать вперед, потому что сейчас, привлеченный шумливой бранью женщин, к ним приближался жандармский офицер. В какой-то темной витрине Анна увидела свое отражение — с разгоряченным лицом и растрепанными волосами она и в самом деле походила на злую мачеху из детской сказки.

Сынишка теперь орал благим матом. «Прости меня, малыш, но ведь я не могу иначе! — беззвучно шептали ее губы. — Мы с тобой оба сегодня боевики, ты и я, и нам обоим необходимо выдержать!»

Старший лейтенант был уже совсем близко.

— Господин офицер! — обратилась Анна. — Прикажите этим женщинам замолчать и велите пропустить меня. Я везу ребенка в больницу.

— Экое дело! — осклабился старший лейтенант. — Будет на свете одним латышом меньше, — он хотел подойти и проверить документы.

— У него сыпняк! — воскликнула Анна в полном отчаянии.

Старший лейтенант попятился назад. Потом устыдился своей трусости и, неловко переминаясь, спросил с притворным сочувствием:

— Как же звать твоего постреленка?

— Вильгельм. Окрестили так в честь кайзера, — сочинила Анна и, не останавливаясь, пошла быстрей вперед.

— Пропустить! — крикнул старший лейтенант патрулю и проводил Анну до угла.

Выбравшись из оцепленного района, Анна не сбавляла шаг. Опасность еще не миновала, надо напрячь остатки сил и дотащить сани до дома, где служила дворником одна социал-демократка. Из последних сил тянула свой воз Анна и бормотала как молитву:

— Не плачь, сынок, потерпи еще немного! Ведь сегодня ты одержал свою первую большую победу. Шрифт спасен, воззвание выйдет вовремя!

1966

Перевел Ю. Каппе.

ТРИ НОЧИ Документальный рассказ

I

Ночь была темная, для перехода границы как раз подходящая. И все-таки на душе у него было тревожно. Свинцовые тучи, клубясь и надвигаясь, предвещали грозу. А это может усложнить и без того трудную задачу. Пока, правда, не могло быть сомнений, что направление взято верное, — шум Даугавы с левой стороны заменял компас. Но вскоре монотонный стук дождевых капель заглушил тихий голос реки. А в ушах звучали прощальные слова друзей: «Ну, Фрицис, желаем удачи!»

Когда это было? И где? Час тому назад в светлом зале ожидания на станции Дриса или в незапамятные времена, когда его еще звали настоящим именем — Фрицис Миллер? Теперь в кармане у него латвийский паспорт на имя Эдуарда Смилтена, и завтра же он приступит к выполнению задания. И не такая уж далекая Дриса будет казаться ему другой планетой.

Пока же от подполья его отделяет пропасть. Не такая и широкая — надо перейти границу и продвинуться на пять-шесть километров в глубь территории — стало быть, всего час ходу, но эта щель усиленно охраняется. Один неверный шаг, и под ногами — пропасть. Малейшая оплошность — и над головой засвищут пули. Месяцы, а может быть и годы, ему предстоит вести жизнь, полную опасностей, балансировать по краю пропасти.

Отныне ему придется часто менять имена: сегодня он — Жан, завтра — Янка, а послезавтра — Длинный, и личину тоже. А настоящее его имя никто не должен знать. И чем он занимается, и его адрес. Только при этом условии можно избежать провала и тюрьмы: недавно были схвачены почти все вожаки комсомольского подполья.

Дождь перешел в настоящий ливень. Потоки воды, бурля, затопили тропинку, превратив ее в месиво, и ноги в нем вязли по щиколотку. Выбирая дорогу посуше, он свернул с тропки, но и тут приходилось брести по воде. Вскоре он вымок до нитки. Одинокий путник пытался опять выйти на тропинку, но в непроглядной тьме не сумел ее найти. Время от времени яркая вспышка молнии вырывала местность из темноты. Но в ослепительном свете кусты и деревья принимали такие странные очертания, что он никак не мог сориентироваться…