Проспер Оливье Лиссагарэ - История Парижской Коммуны 1871 года

• Название: История Парижской Коммуны 1871 года
• Автор: Проспер Оливье Лиссагарэ
• Жанр: История

История Парижской Коммуны Лиссагарэ уже переводилась на русский язык в дореволюционной России и была выпущена товариществом "Знание" в 1906 году. Она была запрещена цензурой. Данный перевод книги на русский язык выполнен Сергеем Мальцевым с английского варианта статьи, размещенной в Интернете издательством Нью‑Парк.

---

Просветить провинции и побудить их присоединиться к борьбе такова была роль депутации министерства внешних сношений, которое, несмотря на неудачный выбор названия, было вторым по значению после военного министерства. С 4‑го апреля (позднее я перечислю эти выступления масс) департаменты пришли в волнение. Помимо Марселя, частично разоруженного, национальные гвардейцы были вооружены повсюду. В центре, на востоке, западе и юге легко могли совершаться отвлекающие действия, занимались вокзалы, а подкрепления и артиллерия, предназначавшиеся для Версаля, задерживались.

Депутация довольствовалась посылкой нескольких эмиссаров, которые не знали местностей, куда посланы, не имели такта и полномочий. Ее даже использовали предатели, присвоившие ее деньги и передававшие ее инструкции Версалю. Хорошо известные республиканцы, знакомые с обычаями провинций, напрасно предлагали свои услуги. Там, как и везде, необходимо было быть любимцем. Наконец, для просвещения и привлечения Франции к восстанию выделили сумму всего лишь в 100 000 франков.

Депутация выступила с небольшим количеством манифестов. Один, правдивый и красноречивый, резюмирует революцию в Париже, второй представляет собой обращение к крестьянам. Обращение за подписью мадам Андре Лео написано простым языком, эмоционально и понятно крестьянам: «Брат, тебя обманывают. У нас одни и те же интересы. То, чего хочу я, хочешь и ты. Мое требование свободы — твое требование… То, чего добивается Париж, заключается в наделении крестьянина землей, рабочего — орудиями труда». Добрые семена разносились воздушными шарами, которые, благодаря оригинально придуманному устройству, время от времени сбрасывали печатные материалы. Как много их было потеряно, упало в недоступные места!

Эта депутация, созданная исключительно для внешних сношений, совершенно забыла об остальном мире. Рабочие всей Европы с нетерпением ждали вестей из Парижа, всей душой сочувствовали защитникам великого города, ставшего теперь их собственной столицей, множили свои митинги, демонстрации и обращения. Их газеты, большей частью убогие, смело разоблачали клеветнические измышления буржуазной прессы. Долгом депутации было протянуть руку к этим бесценным помощникам. Она не сделала этого. Некоторые из этих газет истощили последние средства, защищая Коммуну, которая позволяла своим сторонникам погибать из–за недостатка хлеба.

Депутация без опыта и средств не могла победить изворотливость Тьера. Она проявила большое рвение в защите иностранцев и отправила богатую серебром пластину министерства в Монетный двор, но он почти ничего не сделал.

Теперь мы подошли к депутациям, имевшим жизненно важное значение. Поскольку неумолимым ходом событий Коммуна стала поборником революции, ей следовало провозгласить устремления века, и, если ей суждено было погибнуть, оставить, хотя бы, завещание на своей могиле. Было бы достаточно, ясно заявить о целом ряде учреждений, которые в течение 40 лет требовала революционная партия.

Делегату от юстиции, адвокату, пришлось только подытожить реформы, которые уже долго требовали все социалисты. Долгом пролетарской революции было показать аристократичность нашей судебной системы, деспотичный и устарелый характер Кодекса Наполеона. Суверенный народ едва ли осуществлял правосудие сам. Его судила каста, порожденная не его собственной властью. Это была абсурдная иерархия судей и трибуналов, канцеляристов, прокуроров. В нее входили 400 000 нотариусов, адвокаты, жандармские офицеры, регистраторы, судебные приставы, юристы. Эта каста расточала национальное богатство на сотни миллионов франков. Кроме того, ради революции, совершенной от имени Коммуны, следовало снабдить Коммуну трибуналом, в котором люди, восстановленные в правах, будут рассматривать посредством жюри присяжных все дела, гражданские и коммерческие, мелкие преступления и крупные. Суд последней инстанции, не принимая апелляций, но ради формальных требований, сообщит, как адвокаты, регистраторы, шерифы могут быть признаны бесполезными, а нотариусы могут быть заменены простой службой регистрации. Делегат ограничил себя, главным образом, назначением нотариусов, жандармских офицеров и судебных приставов, обеспеченных твердой зарплатой — совершенно бесполезные назначения во время войны, и которые, помимо этого, страдали тем недостатком, что освящали принцип необходимости таких служащих. Из этого едва ли вышло что–либо положительное. Постановили, что в случае арестов в протоколах должны указываться мотивы и имена свидетелей, в то время как документы, ценности и вещи задержанных должны передаваться в Исковый фонд. Другое постановление предписывало директорам психолечебниц представить в течение четырех дней поименный и разъясняющий отчет относительно своих пациентов. Если бы Совет пролил немного света на эти учреждения, которые покрывают так много преступлений, то человечество осталось бы перед ним в долгу. Однако его указы не были выполнены.

Обладала ли депутация практическим познавательным инстинктом? Пролила ли она свет на тайны подземелий Рикпуса, скелетов Сен‑Лорана? Кажется, она их вообще не заметила, а реакция осмеивала эти предполагаемые открытия. Депутация даже упустила возможность расположить к Коммуне, хотя бы на один день, всех республиканцев Франции. Жеккер был в их власти. Богатый, смелый, дерзкий, он всегда жил в условиях определенной безнаказанности, поскольку буржуазная юстиция не наказывает за такие преступления, как экспедиция в Мексику. Только революция может его покарать. Нет ничего проще, чем организовать его судебное преследование. Жеккер, представляясь простаком Империи, жаждал сделать откровения. Перед лицом общественного суда и двенадцати присяжных заседателей, выбранных наудачу, перед лицом всего мира, и посредством свидетельств Жеккера мексиканская экспедиция могла быть тщательно исследована, могли быть разоблачены интриги духовенства, вывернуты карманы воров. Можно было показать, как императрица, Мирамон и Морни организовали на стадии приготовления экспедиции заговор, ради осуществления которого французы пролили море крови и потеряли сотни миллионов франков. Впоследствии можно было бы совершить обряд искупления при дневном свете на площади Согласия, перед лицом обитателей Тюильри. Поэты, в которых редко стреляют, возможно, вздыхали бы, но простые люди, вечные жертвы, аплодировали бы этому и говорили: — Только революция осуществляет справедливое правосудие. — Депутация же пренебрегла даже допросом Жеккера.

Депутации от Департамента образования суждено было вписать самые славные страницы Коммуны, потому что после стольких лет изучения и экспериментов сформулировать этот вопрос не составляло труда подлинно революционному сознанию. Депутация не оставила мемуаров, набросков, адресата, нити для того, чтобы засвидетельствовать себя в будущем. Тем не менее, известно, что одним из делегатов был врач, студент университета в Германии. Он нашел удовлетворение в ликвидации распятий в классах и обращении к тем, кто занимался вопросом учительства. Особую комиссию уполномочили организовать первичную и профессиональную подготовку. Ее задачей было объявить открытие школы 6‑го мая. Другую комиссию по образованию женщин учредили в день, когда в Париж вошли версальцы.

Административные меры делегата свелись к неосуществимым указам и нескольким назначениям. Двум преданным и способным людям, Элизе Реклю и Б. Гастиньо, поручили реорганизацию Национальной библиотеки. Они запретили одалживание книг, положив конец скандальной практике, благодаря которой привилегированные лица комплектовали личные библиотеки за счет государственных коллекций. Федерация художников под председательством Курбе, избранного в Совет 16‑го апреля, занялась открытием и музеев и надзором над ними.

Ничего не было бы известно об идеалах этой революции, если бы ни несколько циркуляров муниципалитетов. Многие из них вновь открыли школы, брошенные конгрегационистами и муниципальными учителями, или разогнанные священниками, которые остались в Париже. Муниципалитет двадцатого округа кормил и одевал детей. Четвертый муниципалитет заявлял: «Учить детей любить и уважать своих сверстников, внушать им любовь к правосудию, учить их руководствоваться интересами других, — таковы моральные принципы, на которые будет опираться будущее общественное образование». «Учителя школ и детских приютов, — провозглашал муниципалитет семнадцатого округа, — будут использовать в будущем исключительно проверенные опытом и научные методы обучения. Они будут всегда исходить из фактов материалистического, морального и интеллектуального характера». Но эти расплывчатые формулировки не могли компенсировать отсутствие законченной программы.

Кому, тогда, говорить от имени народа? Депутации от департамента труда и биржи. Имея в своем составе исключительно революционеров–социалистов, она поставила своей целью: «Изучать все реформы, которым следует подвергнуть государственные службы Коммуны или отношения трудящихся мужчин и женщин с предпринимателями; пересмотр торгового кодекса и функций таможни, пересмотр прямых и косвенных налогов, статистику трудовых отношений». Она намеревалась собирать материалы от самих граждан для указов, которые будут представлены на рассмотрение Коммуны.