Василий Аксенов - Таинственная страсть (роман о шестидесятниках). Авторская версия

• Название: Таинственная страсть (роман о шестидесятниках). Авторская версия
• Автор: Василий Аксенов
• Издательство: ИП Бирюкова Оксана Анатольевна
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9907536-0-0

Перед вами полная версия нашумевшего романа Василия Аксенова «Таинственная страсть». Он впервые публикуется в том виде, в каком его передал нам автор. Герои «Таинственной страсти» — кумиры шестидесятых: Булат Окуджава, Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина, Владимир Высоцкий, Андрей Вознесенский, Андрей Тарковский, Евгений Евтушенко, Иосиф Бродский и их оппоненты, непримиримые враги… Аксенов предоставил нам уникальную возможность узнать, как жили эти люди, как сопротивлялись власти, поддавались ей, любили, предавали, отбивали чужих жен, во что верили, чем дышали. И движет всем этим таинственная страсть, которая делает одних великими художниками, а других — предателями и приспособленцами.

Согласно ФЗ от 29.12.2010 № 436-ФЗ книга В. А. Аксенова «Таинственная страсть» относится к категории информационной продукции для детей, достигших возраста шестнадцати лет.

---

Львиный народ без всяких исповедальных всхлипов понимал, о чем поет Вертикал. Его тут вообще-то давно зачислили в свои, а потому на комплименты не растекались, а просто показывали барду большие пальцы. Девушки племени, конечно, оказались щедрее и потому сгруппировались вокруг хрипатого Орфея, как бы предлагая ему сделать выбор. Была уже полная черных чернил черноморская ночь, когда к нему запросто придвинулась Милка Колокольцева в своем фирменном бикини: «Ты молоток, Влад!» В чернилах этой черноты, конечно, еще роились небольшие источники света: догорающий костер, пламеньки зажигалок и спичек, блуждающие фонарики: что еще забыли — ну да, Луну! Последняя ядреной тыквой стояла в небе и колебалась в воде, снабжая всю эту черноту удивительной прозрачностью.

«Хочешь, покажу тебе наш „тронный зал“? — предложила Милка. — Через неделю там состоится моя коронация».

Он пошел за ней без особой охоты. Ну вот, еще одна жаждет потрахаться с бардом, чтобы в Москве на фрондерских сборищах о ней заговорили. Она вообще-то давно ему нравилась как дерзкой фигурой, так и загадочно посвечивающими глазами. Почему-то он был уверен, что когда-нибудь между ними разыграется настоящий роман, однако сейчас, получив приглашение в «тронный», то есть в какую-то пещеру отвесной скалы, он почувствовал разочарование. Значит, просто о регулярном пистоне идет речь? В этой бухте, очевидно, бытует лозунг «стакана воды», как это было в большевистских ячейках Двадцатых, а сейчас практикуется в левых коммунах Запада. Влад вообще-то не возражал против подобных утех, но все же предпочитал, чтобы они возникали вокруг какого-нибудь романтического сумасбродства. По этому поводу престарелая коллега по театру Раиса Ларская ему однажды сказала: «В тебе, Владка, есть что-то от Маяковского. Тот в любой сикухе искал магнитно-трагические призывы».

В Милке Колокольцевой сикуха не проглядывалась: напротив, в ней отмечалось что-то классное. Особенно в разгаре летнего сезона: промытая до последней складочки морской водой, прожаренная солнцем и овеянная смесью йодистых и мятных ветров, она излучала аромат, перед которым спасовал бы самый изысканный парфьюм. Посвечивая китайским красноармейским фонариком, а также и парой своих собственных таинственных глаз, она провела барда по пещере, которая представляла из себя чудо тектонических сдвигов. «Дай руку, Влад, и не поднимай ногу: мы стоим на краю сквозной дыры!» И в самом деле — внизу, в глубокой расселине, рябило ночное море. Через несколько осторожных шагов следовало следующее предупреждение: «Сейчас мы выйдем на галерею. Пригнись, поэт, а то расшибешь котелок с песнями!»

«Галерея» действительно напоминала руины античных галерей, тем более что вековая работа камнепадов соорудила тут три подобия арок, из-под которых открывался перехватывающий дыхание, хотя отчасти чрезмерно туристический обзор. Под одной из этих арок они уселись на гладкий, словно отполированный камень. Милкины коленки отсвечивали луну. Белую маечку приподнимали грудки; особенно классно это получалось, когда она чуть-чуть потягивалась, закидывая руку на затылок. Ну что ж, подумал Влад, нельзя же бросить тень на Таганку. Таганка, ты знаешь, что это ради тебя, моя Таганка. И он положил ладонь на Милкино колено. Сладостное чувство, возникшее от этого движения, заставило и его вторую ладонь прикоснуться к девушке, вернее, прилепиться к ее бедру. Жаль, что нет еще одной ладони. Третья ладонь отнюдь не помешала бы в такой ситуации. Увы, такова природа мужиков, а ведь у Милки-то нет третьей грудки. Парные органы соответствуют друг дружке. Они даны нам для пробуждения непарных, что и достигнуто как по заказу.

«Убери лапы, Влад, — сказала она, выбираясь из-под его рук. — Так я и дала тебе с ходу и в темпе, да еще в „тронном зале“. Лучше угости меня своей французской сигаретой и расскажи о Париже. Говорят, ты там едва ли не обосновался. Вроде бы покорил кинозвезду, что ли. Какую-то, говорят, мадмуазель Либертэ[4], верно?»

Он начал что-то говорить о Париже, но получалось как-то нескладно. «Праздник, который всегда с тобой» отъехал в сторону, уступив место очарованию этой ночи, очарованию этой девчонки, которая так классно им командовала: «побереги башку», «убери лапы»… Воображалось, что он будет с ней когда-нибудь танцевать в каком-нибудь паршивом ресторане под провинциальную интерпретацию Strangers In The Night, в каком-нибудь заштатном городке вроде Феодосии, где они укроются от любопытных и ехидных глаз, может быть, во время штормового межсезонья. Наши встречи, наши тайные ошеломляющие встречи всегда будут происходить в каких-нибудь южных захолустьях, где мы будем пить только какое-нибудь коллекционное вино и ни капли водки, так думал он, а сам в это время пережевывал какие-то банальности о Левом береге Сены, о революционных настроениях, о ресторане «Распутин»…

«Ну ладно, хватит о Париже, — сказала она. — Ты здесь побудешь. Вертикал, или опять туда собрался?» Она не спросила, как он умудряется так часто получать выездную визу, но он понял, что она именно это имеет в виду. Он мог бы ей сказать, что у него там великолепная жена, член ЦК соцпартии, но он, конечно, этого не сказал. «Постараюсь, Колокольцева, к тебе поближе пристроиться. Может быть, дадут мне в Литфонде койку на террасе Дома Волошина. Буду каждое утро бегать на Карадаг и спускаться по веревке прямо в твои объятия. Тогда уж ты не открутишься!» Она начала безудержно хохотать. «Вот это здорово, ей-ей! Достойно воображения, а также воплощенья! Вот тогда ты уж будешь точно соответствовать своей фамилии!» Потом вдруг перестала хохотать и тихо спросила: «А что там за публика сейчас скучковалась, не знаешь? ФУТ говорил, что одни знаменитости, это верно?»

«Похоже на то, — проговорил Влад. То одна его ладонь, то другая норовили совершить путешествие к девушке, но он старался их пресекать, чтобы не впадать в пошлость, и делал вид, что задумано было совсем невинное движение — почесать макушку или нос, хмыкнуть в кулак, подавить мнимую зевоту, вытащить сигарету „Житан“… — Я слышал там в темноте голос Кукуша, но сделал вид, что сплю, чтобы не заставили петь».

«Роберт тоже там?» — спросила она с мнимым бесстрастием. Он задержался с ответом, делая вид, что не расслышал. «Роберт Эр, — уточнила она. — Любимец нашей молодежи. Не заметил?» Он пожал плечами. «Он мне говорил, что собирается сюда, но когда, не помню. А что?» Теперь она пожала плечами. «Да ничего, просто так, ну, просто любопытно, вот и все». Он вдруг разозлился и ее решил разозлить. «У тебя что-то было с Робертом?» Тут же последовал ответный выпад. «А как ты думаешь, у нас с тобой что-то было?» Он парировал тремя приемами защиты и даже показал рукой — так, так, так, то ли было, то ли есть, то ли будет. Третий вариант самый предпочтительный.

Неизвестно, как далеко зашел бы этот диалог, если бы над освещенным луной краем их вулканической террасы не появилась лохматая со всех сторон голова вкупе с бульбоватым носом, на котором без дела сидела стрекоза маленьких очочков в железной оправе. «Эй, ребята, вы тут не загремите в порыве страсти?» — гулко, как в опере «Руслан и Людмила», осведомилась она, то есть голова.

«Это еще кто?» — спросил Влад.

«Это наш президент, мистер ФИЦ, — ответила Милка. — Теперь спроси: было ли у меня что-то с ним?»

«Ну ладно, пошли теперь вниз, дерзновенная Колокольцева», — пробурчал бард.

Они вернулись на пляж. Там уже почти все спали, львиные и гости, кто на убогой ветоши, а кто и прямо на гальке. Милка бросила Владу хоть и прожженный в двух-трех местах, но настоящий плед, а сама разлеглась, словно Клеопатра, на надувном матрасе, который, как впоследствии выяснилось, республика выделила ей для сохранения красоты еще перед конкурсом «Мисс Карадаг». Они лежали в трех шагах друг от друга, однако если бы кому-нибудь из них пришло в голову преодолеть это расстояние, скрип гальки взъерошил бы всю спящую бухту.

«Ты, Милка, учишься еще или уже где-нибудь работаешь?» — спросил он.

«В „Декоративном искусстве“ работаю, мой дорогой», — ответила она.

«Ты кто по зодиаку?»

Она сказала. Он огорчился: они не совпадали.

«Телефончик-то оставишь?»

Вместо ответа она довольно громко засвистела носом.

Экий зануда, жалкий крохобор, думал он о себе. Телефончик выпрашиваешь, аванс на будущее. Чушь какая-то! Спуститься на веревке в бездну, влюбиться в дикарскую девушку и не совпасть с ней по зодиаку! Полночно свечение Бухты-Барахты… Это чьи стихи? Мои? Нет, это Сережки Чудакова. Львиная бухта, Милка Колокольцева, Два большие уха У твоего любовника… Это уже мои! Она сопит и храпит все громче, словно гвардии танкист Преображенского полка. Я тоже отправляюсь к Морфею; хорошо, что еще не к морфию.

Первое, что он увидел по дороге к Морфею, было геройское противостояние злодейской расселине и самого себя, упирающегося пятками и жопой в базальтовую тесноту. Мимо осторожно, но довольно быстро проскользнул вниз командир ФУТ. Он передал Вертикалу еще один конец — держать. Наверху и внизу ребята уже тянули и держали. Тело понемногу продвигалось. Оно было без сознания и ничуть не похоже на Герку Грамматикова, соседа по Каретному переулку. Ротовое отверстие было разверсто так, что можно было пересчитать все пломбы в зубах тела, что, в общем, не помогало детским воспоминаниям. И только лишь после выноса на горизонталь открылись глаза тела и произошла встреча. «Лейтенант запаса Грамматиков, не так ли?» — поинтересовался Влад. В ответ оскалилось тело и произвело хрип со слюноистечением. Оно, очевидно, за эти дни заточения и ужаса отвыкло от словесного выражения мысли, но Владу все-таки показалось, что это был ответ в стиле их ранней юности: «Сержант в отставке Вертикалов, I suppose?»