Синтия Хэррод-Иглз - Флёр

• Название: Флёр
• Автор: Синтия Хэррод-Иглз
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-232-00246-5

Англия, 1851 год. В Лондоне открывается Всемирная выставка, на которой происходит знакомство Флёр Гамильтон с загадочным русским графом Сергеем Каревым. Встретив его в Петербурге два года спустя, Флер понимает, что ее жизнь теперь связана с этим человеком, который по-прежнему остается для нее загадкой.

Англия и Россия находятся на пороге войны. Карев заключает брак по расчету, а Флер оказывается в мучительном треугольнике страсти, верности и предательства. Из блестящего Петербурга она следует за своей любовью в осажденный Севастополь, где, наконец, узнает тайну графа и находит свою судьбу.

---

— Конечно. Она была дочерью адмирала Питерса, а имя ее матери Стрикленд, что вызвало у вашей тетки настоящий восторг. Моя мать была замечательной женщиной, очень смелой. Еще до моего рождения, когда Наполеон вторгся в Россию, она отправилась на войну вместе с отцом и повсюду следовала за ним. Она всегда повторяла, что готова перенести любые тяготы, ей не страшна никакая опасность, только бы рядом с ней был он.

— Как ваша мать очутилась в России? Кажется, эта страна лежит довольно далеко от дома английского адмирала.

— Он умер, когда она была очень молодой, и ей пришлось стать гувернанткой, поскольку после отца не осталось никаких средств к существованию. Мать служила в семье одного английского дипломата, которая жила в Париже после подписания Амьенского мира. А когда мир был внезапно нарушен, они бежали в Англию, а ее бросили во Франции.

— Боже праведный! Какой позор!

— Да, к тому же над ней нависла серьезная беда. Наполеон приказал бросить в тюрьму несколько тысяч англичан, которые вовремя не покинули страну. Но, к счастью, в это время в Париже оказался мой отец. Он познакомился с моей матерью через ее хозяев, влюбился в нее, а когда узнал о грозящей ей опасности, забрал с собой в Петербург.

— И женился на ней? Какая удивительная история!

— Не все оказалось так просто. В то время он был женат. Они разошлись на многие годы, и мать вышла замуж за кого-то еще. Но в конце концов и ее муж, и его жена умерли, и они смогли пожениться. Потом, когда разгромили Наполеона, на свет родился я. Все эти события не такие уж далекие и не столь не связаны между собой, как это может показаться с первого взгляда, — улыбнулся он.

— Вероятно, она очень любила вашего отца.

— Да. Когда он умер, мать потеряла интерес к жизни.

Флер искоса поглядывала на графа. Он в седле сидел без особого напряжения сохраняя, однако, осанку прирожденного наездника, сильного и грациозного. Руки его спокойно держали поводья, а сильные запястья были той мощной пружиной, которая не давала энергии лошади выплеснуться через край.

Все у него выходило естественно, и он ни о чем не задумывался. Граф мог направить луч своего разума в любую сторону. Но сейчас его воображение унеслось куда-то далеко-далеко, и Флер понимала это. Жесткие морщинки на его лице смягчились, взор устремился вдаль, и он казался сейчас значительно моложе.

— Как она выглядела? — спросила Флер.

Карев помедлил. Потом, не глядя на нее, улыбнулся и сказал:

— Похожа на вас, — такой ответ страшно удивил ее. Флер невольно вскрикнула, а он продолжал: — Нет, не внешне, а своими манерами. И говорила она так, как вы. У нее был удивительный ум, она получила более широкое образование, чем отец. Мы с ней часто подолгу беседовали. Я никогда не уставал от общения с матерью.

— Теперь я понимаю, почему вы так разговариваете со мной. Мужчины обычно смотрят на женщин свысока. Даже мой отец, брат…

— Да, я знаю, — перебил ее граф, словно все это ему было давно известно и все это он давно испытал на собственном опыте.

— Мать учила меня истинному общению, а это очень редкая вещь. Она сформировала мой ум, дала направление моим мыслям. Как ее мне не хватает, — тихо произнес он. — Она умерла… это произошло двенадцать лет назад, но до сих пор, когда я иногда вхожу в некоторые комнаты в нашем доме, особенно при закате солнца, мне кажется, что я увижу ее перед собой. Мне до сих пор слышится ее голос… Мать научила меня понимать Россию. Человек со стороны всегда видит яснее.

— Вы были у нее единственным ребенком? — спросила Флер, что, разумеется, было не совсем честно с ее стороны, ведь она знала, что у него есть брат.

— Нет, но я был ее первенцем. — Неожиданно он посмотрел на Флер, словно оценивая ее, и твердые линии вновь залегли у него на лице.

— У меня есть младший брат Петя, он значительно моложе меня. Ему сейчас двадцать восемь, и он всеобщий любимец в офицерской столовой. Мне пришлось заменить ему отца, когда он умер, и поверьте, трудно вообразить себе более хлопотливое занятие.

— Может, смерть отца произвела на него гнетущее впечатление? — наобум спросила Флер.

Он жестко улыбнулся ей.

— Нет. Пете тогда было всего шесть лет, вряд ли он хорошо помнил отца. Это скорее отразилось на мне… — Он осекся.

— Извините, — поспешила загладить она свою ошибку. — Вам, наверное, неприятно вспоминать об этом?

— Да, вы правы, но что тут поделаешь? Не нужно извиняться, я рад поговорить об этом с вами. Все началось с тех отвратительных событий, связанных с декабристами. Вы о них что-нибудь знаете?

— Немного.

— Все это было так страшно и, главное, напрасно. В нашей истории случалось много восстаний. Но все они были дворцовыми переворотами, одна группа придворных выступала против другой, все они боролись друг с другом за более высокое положение и за привилегии. Обычно они стремились заменить одного царя другим. Но на сей раз цели были иными.

Граф молчал так долго, что Флер уже отчаялась услышать продолжение рассказа. Вокруг было тихо-тихо. Золотился, клонясь к закату, день. Ветерок стих, и даже птицы смолкли в густой листве деревьев. Мелькали впереди только два гусара, они рыскали по кустам, как два пса, то устремлялись вперед, то возвращались, то ходили взад и вперед по одной линии, все время окликая друг друга. Их негромкие крики не нарушали дивной тишины.

Кроме того, слышалось поскрипывание седел, когда лошади, подталкивая друг друга, пробирались через густую траву, мирно помахивая головами. Животные одновременно взмахивали хвостами, стряхивая цветочную пыльцу со своих лоснящихся по-летнему боков. Пыльца густым слоем покрывала их морды.

Наконец граф произнес:

— На сей раз все получилось иначе. Впервые в истории группа молодых идеалистов предприняла попытку осуществить перемены ко всеобщему благу. Они не хотели простой смены царя, они выступали против монархии вообще. В крайнем случае их устраивала конституционная монархия, наподобие той, которая существует у вас, в Англии, с подотчетным народу правительством, освобождением крепостных крестьян и всеобщим избирательным правом. В основном, это были хорошие люди, молодые, дерзкие, с добрыми сердцами. Мой брат Сашка был одним из них.

— Ваш брат?

— Сводный брат, сын моего отца от первого брака. Сашка всегда был моим героем, хотя ходил у отца в любимчиках и мне по правилам полагалось его ненавидеть. Да, он был любимчиком и моей матери, но я даже это ему прощал. Он обладал фигурой Аполлона и был божественно красив — высокий, с золотистыми волосами и глазами. Я никогда не видел, чтобы брат нахмурился, никогда не слыхал, чтобы он выругался. Слуги просто обожали его. У него было столько друзей, что он не мог их всех обнять и за день. Он служил офицером в Семеновском гвардейском полку — одном из элитных полков в России. Когда стало известно о его участии в заговоре, в отце что-то надорвалось, и он начал медленно умирать.

— Ну, а восстание, конечно, провалилось, — Флер чувствовала, что теперь граф хочет ей рассказать все до конца, чтобы снять часть горького груза с души.

— Оно, по сути дела, и не началось. — Карев вновь устремил взгляд вдаль. Теперь, казалось, он видел перед собой что-то холодное и неприятное, а не этот теплый, прекрасный летний луг. — Представьте себе такую просто фантастическую сцену. Сенатская площадь, — с одной ее стороны стоит Адмиралтейство, с другой — здание Сената, с южной стороны — храм Святого Исаакия, весь в строительных лесах, его к этому времени возвели лишь наполовину. С четвертой стороны — река Нева, покрытая толстым льдом, а там, на той стороне, — цепочка домов на фоне серого неба. Выдался холодный декабрьский день, который быстро перешел в вечер. В декабре в Петербурге дни очень короткие и мрачные. Три тысячи солдат выстроились спиной к Адмиралтейству, ожидая приказа. Они постукивали нога об ногу, посмеивались, вертели в руках свои ружья. Все они были возбуждены и, чувствуя опасность, испытывали некоторый страх. За ними стояла толпа людей, которая их подбадривала. С другой стороны площади выстроились верные трону войска, и сам император Николай сидел среди них на своем коне. В тот день он был коронован. Это был первый день его царствования, и вот оно начиналось с восстания.

— И что он сделал?

— Он не хотел стрелять по восставшим. Любой другой царь на его месте отдал бы приказ стрелять, и дело с концом. На его стороне было девять тысяч солдат, да еще артиллерия. Но он не хотел, чтобы первый день его царствования омрачился кровопролитием. Царь упрямо сидел на коне, приказывая им разойтись. Так и стояли две стороны одна против другой — весь день глядя друг на друга через площадь. Все это было похоже на сон, какой-то странный, заторможенный сон, когда ты чувствуешь надвигающуюся опасность, но у тебя нет сил, чтобы закричать и убежать прочь.