Георге Георгиу - Возвращение к любви

• Название: Возвращение к любви
• Автор: Георге Георгиу
• Издательство: Литература артистикэ
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Первая книга романа-дилогии называется «Весенний снегопад», вторая носит название всей дилогии — «Возвращение к любви». Действие романа происходит в современном молдавском селе в период больших перемен социального и психологического характера. В центре повествования — крупный организатор, сильная личность, генеральный директор агропромышленного объединения Максим Мога. Вернувшись туда, где прошла юность, Максим вновь обрел и любовь, и жажду полнокровной жизни.

---

Из членов бюро отсутствовал только Виктор Станчу. Ему сделали операцию аппендицита, и он еще выздоравливал.

Отсутствие Виктора беспокоило Могу, тем более что неожиданно возник довольно деликатный вопрос. Несколько дней назад у Марии, жены Станчу, состоялся вдруг разговор с Александром Кэлиману. Мога в тот же день узнал обо всем от самой Марии. Как ему стало ясно, говорила больше Мария, Кэлиману слушал, затем обещал все проверить и принять меры.

Может быть, как раз потому, что секретарь райкома был настроен решительно, мужу предстояли неприятности, а это уже не отвечало ее интересам, может быть, именно поэтому она появилась у Моги. «Пожаловалась я, дуреха, что Виктор мой увивается за Анной, и вот, боюсь, теперь ему достанется. Не вытерпела, осточертели мне его прогулки».

«Если вы не против, — постарался успокоить ее Мога, — я сам поговорю с товарищем Кэлиману».

Мария не стала возражать.

Максим чувствовал себя обязанным защитить Станчу и таким образом предотвратить любые осложнения, которые могли бы коснуться Анны. Что было между ними, в сущности? Только поздняя, негаданно захватившая Виктора любовь. Некоторое время после поездки Анны в Драгушаны, когда она откровенно просила Станчу оставить все надежды, тот, казалось, успокоился. Во время уборки урожая появлялся лишь изредка, затем перестал приезжать совсем. Казалось, он и думать забыл об Анне. И вдруг в новогодний вечер появился на ее пороге. Анна увидела его в окне и не стала открывать. На следующий день она рассказала об этом Моге и заявила, что, если Станчу будет и впредь досаждать ей своей любовью, ей придется навсегда уехать из Пояны.

Максим Мога немало поломал над этим голову, стараясь найти выход. Он ни под каким видом не мог допустить ее отъезда. И вот во второй половине морозного, ветреного дня Максим заехал в Драгушаны.

Станчу привык к его визитам. Время обеда еще не миновало, и он пригласил Могу к себе. И был уверен, что тот откажется, как поступал каждый раз, когда Виктор предлагал ему пообедать вместе.

На этот раз Мога согласился, чем немало удивил Виктора. Станчу принял его, разумеется, в каса маре, точнее, в своем «домашнем музее», в который сам уже довольно долго не заходил. Здесь все напоминало ему о прошлом, ничто не говорило о сегодняшнем дне. Зато он все чаще видел, как туда заходит Мария. Она обретала заново молодость в развешанных по стенам фотографиях, в вышитых когда-то ею рушниках, в воспоминаниях, которые пробуждали в ней собранные здесь вещи.

Максим обвел внимательным взглядом предметы, выставленные в комнате. Остановил его на старинной плоске и улыбнулся:

— Очень жаль, что у нее трещина, что вина в нее уже не нальешь. А вещь действительно красивая, при необходимости, возможно, я одолжил бы ее у тебя на несколько дней.

— Жениться собрался? — с любопытством спросил Станчу и подумал, что именно это, возможно, и привело к нему Могу. Может быть, за советом. С некоторых пор Максим стал неравнодушен к Элеоноре Фуртунэ. Но в последнее время они не появляются более вместе, а посте совещаний Элеонора уходит первой. Вероятно, между ними возникло какое-то недоразумение.

— Если и не я, — усмехнулся Мога, — у меня есть сын, ему как раз и пора. Откуда у тебя плоска?

— Мне подарил ее Будяну.

Максим Мога воззрился на Станчу. Спросил:

— Прошлой осенью у Будяну прошла серия очерков о нашем объединении по радио. Ты их прослушал?

— Только две передачи, — ответил Станчу. — Будяну предупредил меня по телефону.

— Два очерка по Драгушанам? — улыбнулся Мога. — И слышал, как он развил тему земли и любви к земле, возвращения к этой любви? Понравился мне еще очерк о Василе Бутучеле.

Слушая, Станчу все более убеждался, что Максим намеренно обходит то, что хочет с ним обсудить, и поэтому говорит то об одном, то о другом.

Действительно, собравшись поговорить с ним об Анне, Мога подумал вдруг о том, что у него нет никакого права вмешиваться в любовные переживания Виктора. Что может он ему сказать? Что посоветовать? Поместить свое чувство, как экспонат, среди вот этих старых вещей? Чем виновен Виктор, если любовь, никогда никого не спрашивающая, нашла снова путь к его сердцу?

Когда оба вышли во двор, Максим Мога окинул взором дом и с одобрением сказал:

— А у вас красиво. — Даже под свинцовым небом зимнего дня живая расцветка здания оживляла все вокруг.

— Конечно, — кивнул Станчу. — Но ты, может, и не поверишь: с некоторых пор мой дом кажется мне совсем чужим. Грустно, не правда ли?

Это признание поразило Могу. Неужто любовь к Анне смогла так далеко увести Станчу от родного дома, в котором он прожил большую часть жизни?

— Что поделаешь, Виктор, — сказал он в раздумье, — жизнь — не торная дорога… — И, помолчав, решился: — Позавчера ко мне приходила Анна Флоря, она была огорчена, не знала что и делать: собиралась уехать из Пояны. Едва удалось ее успокоить. Однако мне пора, — заторопился вдруг Мога, — надо еще побывать в Боуренах.

Виктор все понял. Впоследствии, даже бывая в Пояне, он обходил Анну стороной.

Надо же было, чтобы Мария как раз теперь вмешалась со своею ревностью! К чему? Чтобы снова вызвать волнение и толки? С этими мыслями Максим Мога и направился к Кэлиману. Сколько приходилось советоваться с первым секретарем, думал он, и ни разу еще не было перед ним задачи более трудной и деликатной.

…И вот Андрей Ивэнуш представляет Анну Флоря членам бюро, все здесь ее знали и все-таки с особым вниманием стали слушать данные ее личного дела. Это снова пробудило у Максима тревогу. Если вопрос ясен и исход можно считать решенным, люди слушают без напряжения, разрешают себе расслабиться. Теперь все взоры были прикованы к Анне.

«Родилась в селе Лункуца, в тысяча девятьсот…»

Анна сидела, опустив глаза. Длинные ресницы вздрагивали, словно от слабых попыток поднять веки, отяжелевшие от усталости. Одета она была просто: в черной юбке, в тонкой белой блузке под красивым вязанным жакетом. Волосы связаны на затылке узлом, на лице — ни следа косметики. Щеки ее пылали и без румян; к тому же с той минуты, когда она вошла в кабинет, Лидия Грозя не отводила от нее глаз. Вначале Грозя исследовала ее платье — блузку, юбку, жакет, разглядела в скромной прическе Анны несколько седых волосков — у правого виска, у левого, и нахмурилась, словно та была в этом виновна сама. Затем Лидия Грозя оперлась щекой о левую ладонь, и в матовом свете, проникавшем с улицы, сверкнул рубином камень в ее перстне. И только теперь Лидия заметила, что на Анне нет ни одного украшения. И оценила в душе это проявление скромности.

— Вопросы есть?

Каждый раз, когда Александр Кэлиману обращался таким образом к членам бюро, он по очереди обводил их взглядом, побуждая проявить активность. На этот раз он глядел только на Анну. Он увидел вдруг на ее месте себя, каким был пятнадцать лет назад, молодым и восторженным выпускником университета, в тот же год назначенным директором школы в Пеленице. Он был кандидатом в члены партии; в октябре как раз истек его кандидатский стаж, и тут, в Пояне, его приняли в члены КПСС. Такие минуты не забываются, они навсегда остаются жить в душе человека.

— У меня вопрос, если можно, — заговорила вдруг Лидия Грозя.

Кэлиману склонил голову: прошу.

— Анна Илларионовна, как у вас складываются отношения с вашими соседями, скажем — из Драгушан, от которых до вас так близко, как организуете взаимопомощь? — Лидия Грозя подняла голову, поправила черную прядь волос. — В каких отношениях находитесь с тамошним руководством, скажем — с товарищем Станчу?

Члены бюро удвоили внимание. Максим Мога подался вперед, в сторону Лидии, будто готовился принять на себя возможный удар. Он положил каменистые кулаки на стол, словно палицы, что заставило Лидию Грозя в недоумении поднять брови: что это с вами, дорогой товарищ?!

Вопрос очень не понравился Моге. Что она хотела узнать? Почему так интересуется отношениями Анны с Драгушанами? Со Станчу? Не успела ли жена Виктора побывать также у Лидии Грозя? И еще у кого-нибудь? Что тут скажешь! Сошла баба с ума! Разве она еще не знает, что ни одна на свете жена не смогла удержать мужа, жалуясь на него?

Но что ответит Анна?

Она подняла взор, посмотрев вначале на Кэлиману, словно просила разрешения говорить, затем повернулась к Лидии Грозя. Невольно слегка улыбнулась; ненароком ей вспомнилось, что тогда, когда они познакомились, прическа у той была золотистой, а теперь приобрела цвет воронова крыла. Но, отогнав воспоминание, ответила уверенным тоном:

— Как обычно с соседями. Вы, наверно, знаете… То ладишь, то пререкаешься невесть почему…

— А конкретнее? — настаивала Грозя.

Кэлиману и Карагеорге посмотрели на нее с укором. Чего она набросилась на Анну со своими вопросами? Если это так тебя интересует, поезжай в совхоз, выясняй, сколько душе захочется!