Андрей Анисимов - Клуб любителей фантастики, 2015

• Название: Клуб любителей фантастики, 2015
• Автор: Андрей Анисимов
• Издательство: Компиляция
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016

Журнал «Техника — молодёжи» был основан в 1933 г. и отметил в 2013 году. 80-летний юбилей. Но, несмотря на почтенный возраст, «ТМ» был и остаётся одним из ведущих научно-популярных ежемесячных изданий России — живой легендой. А легенды — не умирают!

В антологии собраны рассказы современных российских писателей, опубликованные в разделе «Клуб любителей фантастики» журнала «Техника — молодежи» за 2015 год.

В 2015 году выпущено 16 бумажных номеров. Нумерация дана в соответствии с ними.

---

Cоюз

Валерий БОХОВ

№ 14 (992) 2015

Не успел Виктор Васильевич оторвать палец от кнопки звонка, как дверь распахнулась.

— Виктор Васильевич, как быстро Вас домчали!

— Да. Ян, здравствуй! Домчали на скорой, больница заинтересована, чтобы люди умирали дома. Чтобы на неё ни тень, ни даже полутень не падали.

— Ну, так уж и «умирали».

— Ян, занавес закрывается, на сей раз. Я сам это чувствую, да ещё разговор двух врачей услышал — месяц или полтора мне остаётся. Потом мой лечащий двумя мазками мне всё обрисовал. Да ты сам посуди — более полувека уж мы с тобой вместе. Работы, выставки, работы… Износился организм…

— Виктор Васильевич! Пюрешку, может, съедите? Я её пастозно взбил, как Вы любите.

— Нет, дорогой, не буду есть, не хочу. Ты знаешь, ехал я домой и вспоминал нас с тобой. Я — молодой, на первом курсе Суриковского. Ты — только пришёл в нашу семью. Молодой помощник по хозяйству. Тебя, Ян, очень привлекли и заинтересовали мои первые шаги живописца.

— И я стал учиться у Вас. А потом вместе стали писать.

— Но вначале я думал, что ты будешь грунтовать холсты, картон. Большие площади полотна закрашивать. На пленере — будить меня в миг появления нужного света при восходе светила.

— И мне это всё нравилось. Сначала меня привлекли монотонные движения по холсту. Также мне нравилось, как натирать полы. А потом меня поразило волшебство переноса действительности на полотно. Это в корне поменяло моё отношение к живописи.

— И тут ещё проявились твои фотографические способности.

— Да, я запоминал некоторые моменты освещения, например.

— И тогда, Ян, мы стали работать вместе. И всё было очень гармонично в наших картинах.

— Но без Вашего чувства прекрасного, без ощущения нюансов цвета, без чувства трепетного восхищения природой, привносимого Вами.

— Это, Ян, всё идёт из души. А знаешь, кроме нашего творческого союза, мне известен всего только один — Кукрыниксы. Это были титаны. У них и вместе, и порознь сделаны и портреты, и пейзажи, и натюрморты… Не говоря уж о карикатурах.

— Но кое в чём мы их, Виктор Васильевич, превзошли.

— В чём же это?

— В работах в технике пуантилизма.

— Это так. И должен отметить, Ян, эти работы выполнены благодаря твоему колоссальному терпению.

— Когда рядом безупречный вкус, то сделать любую работу не так уж и сложно.

— Ян, я думаю в ближайшие дни написать и оформить завещание. Наряду с моими родственниками я впишу первым тебя в качестве распорядителя моим творческим наследием. Потому как работы эти — наши совместные. Можешь продать их, представить на выставку, подарить.

— Виктор Васильевич! От этого увольте меня. Я не желаю перебегать дорогу Вашим родственникам. Деньги мне не понадобятся. Выставляться никто меня не пригласит. Дарить картины мне некому. Единственное, что я прошу включить в завещание, это — надпись на могильном камне.

…Вечер. Сторож у кладбищенских ворот заметил спешащему Яну:

— Мы скоро закрываем. Успеете ли?

— Я успею, — ответил Ян.

Он быстро нашёл свежую могилу, где в первой половине дня прошли похороны Виктора Васильевича. Темнело. Ян вырыл углубление в могильном холмике. Сел в эту ямку. Достал бутылку бензина и облил себя. Чиркнул зажигалкой. Вспыхнуло пламя.

В отблесках пламени можно было прочитать надпись на могиле: «Мухинян. Художник-живописец. Годы жизни… Творческий псевдоним союза двух художников — Мухина Виктора Васильевича и андроида модели Ян-235». ТМ

Аномалия Сергей БРЭЙН

№ 14 (992) 2015

Совершай каждый поступок так,

как если бы он был последним в твоей жизни.

Марк Аврелий 1.

«Люди склонны к жалобам на мироустройство, но знали бы все эти печалящиеся неудачники, как много порой требуется усилий, чтобы мир был устроен именно так!» — думал Ксавье, глядя на разбитую официантом чашку кофе.

В уютном придорожном ресторанчике он назначил встречу заезжему корреспонденту Палмеру из мелкой столичной газетёнки. Снег падал легко и непринуждённо, и на несколько долгих мгновений Ксавье поверил, что ему, снегу, это и действительно ничего не стоит.

— Вы спрашиваете, приходилось ли ему убивать? Безусловно, ведь у него пятеро собственных сыновей и три приёмных дочери! — выныривая из омута размышлений, промолвил Ксавье.

Сквозь витрину, обрамлённую рождественскими мотивами, они наблюдали за Кольтом-воспитателем — несогбенным стариком, увешанным гроздьями детей. Плетень детского сада придавал этой картине ажурность, идиллический вид особой беззаботности.

«Неужели это всё произошло здесь, неужели они не понимают опасности? — в ужасе думал корреспондент. — Ведь здесь уже погибли Клеренси из «Таймс» и Войчек из «Ивнинг стар», но никакого расследования не было даже предпринято!»

— А если бы он был обычным учителем или ветеринаром? Ладно, бес с вами, он и работает учителем и ветеринаром. И после всего, что он здесь натворил, вы полагаете, его боятся? Да, страшно боятся. Но ещё больше — любят. — Ксавье дёрнул челюстью вбок, словно пытался добавить весомости произнесённому.

— Как же это возможно, я слышал, что убийства…

— Молодой человек, позвольте мне кое-что прояснить. Вы приезжаете сюда, суёте нос в чужие судьбы, прикрепляете ярлыки к поступкам. А сами-то вы готовы к поступкам?

— Но причём здесь я? — Палмер недоумённо перевёл взгляд на Ксавье.

На мгновение ему показалось, что его взгляд потянул за собой снежную пелену, и сквозь неё он увидел ресторанную утварь и своего собеседника словно вмороженными в бесконечное пространство леденящего выбора.

— Вот именно, Палмер, вот именно. Человечество не устаёт прибегать к этому трюку. Опросите всех уголовников мира, и вы услышите миллионнократное «причём здесь я?». Но, понимаете ли, друг мой, мы рождены в тончайшем кружеве сплетений причин и следствий, увязывающим нас с мириадами проявлений бытия. Поэтому только готовность к поступку возвышает вас над животной участью быть инертной деталью мира.

— Но, Ксавье, ведь я даже не понимаю о чём речь! Моя предшествующая жизнь никак не связана с предстоящим репортажем.

— Вот именно, Палмер, вот именно. У вас редчайшая возможность осознать свою готовность к поступку вне всякого контекста. Вот прислушайтесь: сейчас среда, двадцатое декабря, идёт снег — и для этого вам нет надобности что-либо делать, и этот день остаётся мимолётным звеном в бесконечной хронологической цепи. Но стоит вам совершить Поступок — и человечество вдыхает этот день в свою духовную плоть, оно вплетает его в Историю, как в великую биографию всего содеянного!

— Но.

— И никаких «но». Я уловил осуждающую интонацию в вашем голосе и не требую ответа, просто призываю вас подумать. А пока скажу, что разрешение на интервью получил, так что ответственность за то, что вы можете напечатать, а что — нет, теперь целиком на вас.

На такую удачу Палмер и не надеялся. До него были всего два случая, когда подобные биографии разрешалось раскрывать.

— Да-да, об Аномалии долго запрещали упоминать, но теперь, когда её удалось локализовать, считается, что всё под контролем.

— Значит, это не слухи, и Кольт действительно работал над Аномалией?

— Это как сказать — работали вообще-то другие.

Ксавье посмотрел на часы и задумался, есть ли шанс рассказать всю историю лаконично — к обеду его уже ждали в префектуре. Сложность заключалась в том, что у этой истории имелись два начала — ведь для самого Кольта его служба в Галактической Детекции началась с того, что его вышвырнули из Академии за неуспеваемость. Причин здесь была тьма: он присматривал за детьми Кэрриджа, попавшего в больницу, и за его же заболевшей псиной, поддерживал гуманитарную миссию Зелёных, участвовал в миссионерских разработках для дальних планет. В общем, причина была в том, что он был хорошим человеком, добрым и безотказным. Он полагал, что о нём забыли — и о нём действительно забыли. Когда же открыли дальние галактические горизонты и потребовалось необозримое количество клерков для массовой обработки документации, вспомнили обо всех, кто, казалось, навсегда канул в недрах Департамента. Так он и сидел, перебирая бумаги, — хороший человек на бесполезной работе. К работе над Аномалией он не имел никакого отношения. Ксавье затронул и историю самой катастрофы. До сих пор астрономы не готовы ответить, когда возникла Аномалия.

Впервые её обнаружил лейтенант Клементино в обычном рейде планетарного патруля у малой планеты Дензери — телескоп «Мерсенн» зафиксировал необъяснимый орбитальный дрейф этого небесного тела. Клементино ещё чудовищно повезло, что эффект сказывался в малых временных масштабах. Когда отказало управление звездолёта, он был на капитанском мостике и собирался надкусить искусственное яблоко, выращенное в его знаменитой на весь флот оранжерее. Клементино ощутил невыносимое жжение в кисти, отшвырнул яблоко на панель управления, звездолёт резко развернулся и нырнул на миллионы километров обратно по траектории. Но Клементино был не из робких. Он заметил, что все процессы на корабле протекают словно в какой-то нерешительности: рукоятки сопротивлялись нажатию, переключатели срабатывали ещё до прикосновения к ним. Чем дальше корабль удалялся от этой странной западни, тем увереннее себя чувствовали обычные физические явления. Так что, проведя оперативное совещание с Центром, Клементино вновь пошёл в атаку. Он обнаружил верхнюю границу управляемости звездолёта, включил все приёмники, детекторы, датчики, линии связи с Центром и приступил к наблюдениям. Первое, что экипаж увидел на экранах, была огромная скала на Дензери, оторвавшаяся от подножия и рухнувшая в океан в нескольких километрах севернее. Через несколько минут прямо по курсу корабля возник астероид — но сканограмма окрестностей не выявила никаких траекторий, по которым он мог бы оказаться здесь, он просто возник из ничего. Астероид летел прямо на них. И вновь, покидая это гибельное место, Клементино попытался изменить динамику двигателей, почувствовал знакомое нарастание тяги при развороте, но внезапно весь корабль словно подняло на гигантской волне и выбросило далеко за пределы адской зоны.