Александр Андреев - Широкое течение

• Название: Широкое течение
• Автор: Александр Андреев
• Издательство: Трудрезервиздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1955

Основная тема романа «Широкое течение» — жизнь советской заводской молодежи пятидесятых годов. Автор показывает становление мастерства у молодых рабочих, их ответственность за всё происходящее на заводе, в стране и мире, нерушимую связь комсомола и партии. Герои романа неравнодушны, стремятся к новым достижениям в жизни и работе, и добиваются больших успехов в поставленных перед собой целях.

---

Головы всех троих приподнялись.

— Что у вас? — спросил Фирсонов.

Володя Безводов широким жестом указал на Антона и громко, с восторгом объявил:

— Расступись — кузнецы пошли!

Антон смущенно потупил взгляд. Таня глядела на него в нежностью. Семиёнов перехватил этот взгляд и подумал с завистью, оглядывая Антона: «Что-нибудь придумал. Вот такие и нравятся женщинам, жадные, с жаром, с захватом, — что-то придумывают, выискивают… А все-таки это невероятно!..» Он ткнул окурок в пепельницу, спросил:

— Судя по вашим взволнованным лицам, догадываюсь, что пришли к Алексею Кузьмичу по срочному делу?

— Вы угадали, Иван Матвеевич, — задорно отчеканил Володя.

— Опять какая-нибудь проблема государственной важности? — снисходительно улыбнулся Семиёнов.

— Вот именно, проблема!

— Правда, что-нибудь серьезное, Володя? — спросила Таня.

— Очень серьезное.

— Ну что у вас? Выкладывайте, если не секрет, — сказал Алексей Кузьмич. — Да покороче.

— Покороче нельзя.

Перебивая и дополняя друг друга, Антон и Володя начали излагать ему суть дела.

Фирсонов молчал, старательно посасывая свою трубку. Семиёнов скептически рассмеялся, стукнув себя ладонью по колену:

— Удивительно! Приходится поражаться такому вольному обращению с людьми… Мы никак не можем допустить, чтобы человек находился в состоянии душевного и физического покоя: обязательно надо его взвинтить, взбудоражить… Не то, так другое!

Алексей Кузьмич строго и вопросительно взглянул на Семиёнова, а тот поспешно вынул сигарету, закурил и, пуская дымок, разъяснил:

— Разве у нас не проводится экономия металла? Только происходит это спокойно, планомерно, без ажиотажа. И ведь часто так, и не только у нас, а вообще: живут, работают люди тихо, спокойно, то есть нормально. Вдруг одному какому-нибудь человеку взбредет в голову — не знаю, из каких побуждений, — пустить по цеху этакий вихрь, понаделать шуму. Глядишь, и газеты за, — пестрели заметками, громкими заголовками. Выявятся два-три героя, их объявят зачинателями борьбы — все равно какой, за что: в данном случае за экономию металла. А металла сколько было, столько и осталось, а если и прибавилось, так это капля в море. Да и вообще… Это все равно, что прокутить в ресторане сотни рублей, а дома экономить на спичках, — закончил Семиёнов; и трудно было разобрать, всерьез он высказывал свои убеждения или шутил ради оригинальности, с желанием вызвать возражения, спор.

Антон сердито наклонил голову: неприязнь к Семиёнову охватила его сильнее; он просунул за воротник два пальца, ослабил галстук, туго давивший шею, и недружелюбно процедил:

— Тысячи тонн — не спички… Сколько я вас знаю, вы всегда стоите в позе взыскательного судьи: все осудить, все осмеять, зачеркнуть.

Алексей Кузьмич рассмеялся:

— Это верно! Ивана Матвеевича хлебом не корми, а дай встать поперек — таков уж склад его ума: сомнение прежде него родилось. — Он положил перед собой трубку чубуком на край пепельницы, встал, прошелся к шкафу. — Мы экономили металл, Иван Матвеевич, но делали это кустарно, вразброд, как бог на душу положит. Теперь мы пойдем в поход организованно, развернутым строем и общими силами: рабочие, мастера, технологи и вы, конструкторы. Я еще не уяснил себе окончательно, что все это может значить для нас, но чувствую за этим что-то огромное и важное для нашей кузницы. Ребята подымают глубокий пласт. Правильно, Таня? — Таня молча кивнула. — А ты, Иван Матвеевич, этого не понимаешь.

— Как не понять? — тихо обронил Семиёнов и прибавил, точно дразня Антона: — Однажды из окна вагона я видел, как пионеры собирают в поле колоски — идут по стерне тоже развернутым строем. Однако урожай определяется не пионерскими колосками, а работой зерновых агрегатов.

— Вот ты и смотришь на жизнь из окна вагона: и тебе все кажется в уменьшенном виде, искаженным. И иронизируешь ты потому, что тебя производственные вопросы никогда не касались, как, скажем, Безводова или Карнилина.

— Возражаю! — сказал Иван Матвеевич. — Тут ты не прав. Если бы я не интересовался делами кузницы, меня не избирали бы в цехком. А я четвертый год бессменный попечитель рабочих по бытовой линии. Не жалуются, а благодарят. Скоро лето, и опять начнутся хлопоты, беготня: одному подлечиться надо, другому отдохнуть, третьему деньжонок подкинуть, четвертому бесплатную путевку достать…

— Благодарят, говоришь? — сказал Алексей Кузьмич. — Что ж, это хорошо, если благодарят. Теперь мы взвалим на тебя еще и обязанности начальника штаба, который будет возглавлять движение за экономию: тогда послушаем, как ты запоешь…

— Правильно! — подтвердил Володя. — Пусть испытает на себе…

Алексей Кузьмич был уверен, что сомнительные улыбочки Семиёнова, ироническое отношение его ко всему, загадочное пожимание плечами — все это наносное, поверхностное, нечто вроде стиля не слишком высокого вкуса, а в существе своем это человек серьезный, неглупый и исполнительный. И приобщить его к коллективу можно только большим, общественно важным делом.

Польщенный неожиданным вниманием, Иван Матвеевич как-то осанисто выпрямил спину и, важничая, пообещал:

— Ну что ж, я подумаю…

Привалившись плечом к дверцам шкафа, прищурясь, Алексей Кузьмич сквозь редкий дымок трубки наблюдал за Антоном; тот сидел на табурете, угнетенно молчал, недовольный тем, что в новое дело замешивается Семиёнов, глубоко неприятный ему. На глазах Фирсонова вырос талант этого человека, неузнаваемо преобразив его. А ведь в душу каждого заронена искра дарования. Часто искра эта превращается в пламя; оно жарко и радостно обнимает жизнь человека, делая ее высокой, значительной и прекрасной. Раскрывать внутреннюю человеческую красоту — не самая ли это благородная задача для таких людей, как он, парторг цеха? Вот и сейчас этот парень пришел именно к нему со своими замыслами и ждет от него сочувствия и поощрения. Алексей Кузьмич пододвинул стул, сел рядом с Антоном, отвернув лицо, выпустил в сторону дым и спросил:

— Ты уверен, что молодежь пойдет за тобой?

— Еще бы! — вскинулся кузнец. — Это каждого касается. Как же они не откликнутся?

— Конечно, откликнутся, — горячо поддержала Таня. — Что вы, не знаете наших комсомольцев?

— Тогда действуйте, — решительно одобрил Алексей Кузьмич. — Чем больше соберете вокруг себя людей, тем лучше. Вот и перед тобой, Татьяна, открывается широкое поле деятельности. — И прибавил, подумав: — Очень прошу не забывать еще про одного хорошего штамповщика.

— Олега Дарьина? — буркнул Антон хмурясь. — А ну его!.. Обойдемся без него. Посмотрели бы, как он вел себя на комсомольском бюро…

— А жаль, — сказал Алексей Кузьмич с некоторым разочарованием. — Штамповщик он был отличный.

— Был! — воскликнул Антон. — Мало ли кто каким был. А вот кем стал… — Взглянул на Фирсонова и согласился с неохотой: — Спросим его. Но уговаривать не станем. Надоел он нам со своими капризами.

— Мы хотим, чтобы у нас были крепкие тылы, Алексей Кузьмич, — сказал Володя. — Хотим заручиться поддержкой партийной организации и вообще начальства.

Алексей Кузьмич весело рассмеялся:

— Вот тебе раз! Первый раз слышу, чтобы партийную организацию зачисляли в тылы.

Володя смущенно отбросил назад волосы:

— Я не то хотел сказать. Не так выразился.

— Ничего, ничего, — успокоил парторг. — Можете смело идти в наступление, тылы вам будут обеспечены. Я сейчас пойду к Леониду Гордеевичу и скажу ему об этом. Вот будет рад!.. А вы действуйте. Не забудьте зайти в комитет комсомола.

Антон и Володя вышли.

Через час зайдя к Давыдову, они до самой ночи обсуждали этот вопрос, сознавая всю его важность и необходимость. Затем Давыдов позвонил секретарю ЦК комсомола, кратко изложив ему суть предложения Карнилина. Потом замолчал, внимательно и неподвижно слушая ответ. Антон с Володей тоже замерли в напряженных позах ожидания и надежды.

Положив, наконец, трубку, Давыдов сказал:

— Семафор открыт, ребята. Борьба за экономию металла должна быть главной в жизни комсомольской организации нашего завода.

3

На следующий день в обеденный перерыв в комнате Володи Безводова собрались члены бюро и бригадиры молодежных бригад.

Как всегда, среди них находился Фома Прохорович Полутенин. Заглянул и Алексей Кузьмич. Позже всех, рывком распахнув дверь, вошел Леонид Гордеевич Костромин, поставил ногу на табурет, оперся локтем о колено, проговорил отрывисто и возбужденно:

— Слышал! Все знаю, ребята. Согласен с вами и одобряю! — Сел и уже тише, ласково и как будто немного удивленно произнес: — Ах вы, соколики мои!.. Вы представляете, что значит ваше начало? Это не только тонны металла, не-ет! Мы вызовем к жизни еще не разбуженные творческие возможности: рационализаторство, механизацию, сократим брак! Сегодня мы стоим на одной ступеньке, а завтра подымемся на другую, выше. — Удовлетворенно потеребил бороду, обратился к Володе. — С чего думаете начать?