Сергей Воронин - На своей земле

• Название: На своей земле
• Автор: Сергей Воронин
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1949

Роман С. Воронина «На своей земле» посвящен колхозникам, строящим и укрепляющим колхозы на освобожденной земле Карельского перешейка, самоотверженно борющимся за высокие урожаи, за зажиточную, культурную жизнь. Это — роман о новых людях колхозной деревни, горячих советских патриотах, упорно преодолевающих трудности, смело идущих вперед к поставленной цели; о сочетании личных интересов с общественными в колхозе, об организующей и направляющей роли большевистской партии в жизни колхозной деревни.

Второе, исправленное издание.

---

— Мне ясно одно, — Кузьма встал: — надо в первый же год сделать колхоз передовым, богатым. Если такой колхоз будет, — переселенец полюбит новую землю.

— Правильно. Но прежде чем появится такой колхоз, ты с твоими методами многих настроишь против себя. Надо не командовать, а вместе с народом создавать такой колхоз. Я знаю, что таких щекотовых в твоем колхозе немного, но они есть. Это не значит идти на поводу у них. Нет… Но это не значит и насильно, против их воли, заставлять отказываться от своих огородов. Если бы ты провел собрание, поговорил по душам с людьми, рассказал бы, чего ты хочешь, объяснил бы им, какие от них потребуются усилия, чтобы в первый же год колхоз стал передовым, так я уверен, что сегодня бы мне Щекотов не жаловался и Егоров не говорил, что ему непривычно без огородов. Вот в чем дело!

— Не понимаю, чего еще надо людям. Мы пятьдесят гектаров разминированной земли поднимаем. Это в десять раз больше огородных наделов. Весь урожай пойдет нам же! Так чего ж тут возиться с огородами?

— Правильно… Вот, если бы ты об этом сказал людям, доказал свою правду, так все было бы хорошо. Но ты же этого не сделал! Ты про себя держишь все эти доводы. А теперь изволь завтра же провести собрание и сказать, что те, кто пожелает, могут приступить к обработке своих огородов.

— Этого я не могу сделать! — вскричал Кузьма. — Это значит поставить под удар встречное обязательство!

— Вот, если бы ты знал лучше своих людей, не говорил бы так. Мне сдается, что таких, как Щекотов, немного в колхозе, а если это так, значит под удар встречное не будет поставлено. Разве я не понимаю, какое у тебя напряженное положение сейчас в колхозе. Знаю — и поэтому особенно настаиваю, чтобы ты провел собрание. Растолкуй подробно, как важно для людей, чтобы они в первый же год сделали свой колхоз богатым, признайся в своей ошибке, не бойся самокритики. Оттого, что ты будешь правдив, народ тебя еще больше станет уважать. Скажи людям, что райисполком обещает поскорее прислать тракторную бригаду в колхоз. И если все же кто-нибудь захочет обрабатывать свои наделы, пусть обрабатывает, — Емельянов поднялся, сунул в карман трубку. — И не смей никогда больше перегибать. Только вместе с народом всегда можно делать большие дела и быть уверенным в успехе, — этому нас партия учит, товарищ Сталин учит. И еще запомни: сознание у народа сильно выросло, а ты, как мне кажется, судишь о людях по старинке. — Емельянов крепко пожал Кузьме руку и быстро направился к выходу.

Кузьма проводил его, постоял у порога. В избе было тихо. Чуть слышно шелестела о стекло бабочка. Тени постепенно сливались с вещами. Комната словно сделалась меньше. Кузьма прошелся из угла в угол. Наткнулся на стул и отставил его в сторону, потом зачем-то поправил на столе скатерть, хотя поправлять ее было ненужно, потом подошел к окну и, раскрыв створки, выпустил бабочку. Он не замечал того, что делает. Так было с ним однажды на войне, когда неподалеку от него разорвался снаряд и его отбросило взрывной волной. Он лежал, оглушенный, и не знал — ранен он или цел. И теперь тоже он никак не мог понять, как же все случилось.

— Кузьма Иваныч!

В дверях стоял Емельянов. Он улыбался. Кузьма изумленно посмотрел на него. Ему почему-то казалось, что прошло много времени с тех пор, как они разговаривали, и что секретарь райкома давно уже уехал.

— Слушай, Кузьма Иваныч, — сказал Емельянов, — помоги найти шофера. Исчез куда-то…

8

Шофер был на реке. Это ему кричал Поликарп Евстигнеевич, когда повстречался с «Виллисом». Он так и дошел с непокрытой головой до самого дома Кузьмы, и когда увидал шофера, лицо у него расплылось от удовольствия.

— Пошли, пошли на реку, — потянул он за рукав шофера, — мережки покажу, перемёты… Места разлюбезные, отдай всё, да и мало. Меньше килограмма не клюет.

Шофер, его звали Василием Назаровичем, а фамилия его была Кубарик, пошел было, но потом остановился;

— Не могу я, у товарища Емельянова надо спроситься.

— Да ведь на минутку, на одну минуточку. Пока они беседуют с Кузьмой Иванычем, мы всё обследуем. К тому же рыбки захватите домой. Свеженькой! Ведь это ж разлюбезное дело, свеженькая-то рыбка.

Последний довод как-то поколебал Кубарика. Он улыбнулся и, ни о чем уже больше не раздумывая, пошел с Поликарпом Евстигнеевичем.

У нового скотного двора они встретили Груньку. Она несла, прижимая к животу, большой алюминиевый бидон.

— Тятенька, помогли бы! — крикнула она отцу.

Но Поликарп Евстигнеевич так резко отвернулся, что у него даже хрустнули шейные позвонки. А Кубарик — тот даже не услышал Грунькиного голоса, настолько был увлечен предстоящей рыбалкой.

— И на валерьянку ловите. Поликарп Евстигнеевич?

— Э, дорогой товарищ, что такое валерьянка? Тут такие заветные места, что просто сумасшествие. Ямы глубинные, и в них полным-полно. Только успевай ставить. Но одно плохо: приходится тайком ходить. У нас в колхозе есть мальчонка, подпасок мой. Прямо не знаю, что с ним и делать. Хоть в нарсуд подавай. Выслеживает окаянный. Все мои места заповедные знает. И добро бы рыбу по-человечьи ловил, так нет, куда там! Набултыхает воду, — и разом все место испоганит. Другой раз говорю ему: «Что ты делаешь, подлец?» А он (наглые его глаза): «А пошто рыба не клюет?». — «Так, разве, — говорю, — оттого, что ты воду взбаламутишь, будет она клевать?» — «А я, — говорит, — назло так делаю». Вот ведь какой вредный тип. Мне, прямо скажу, никакого сладу с ним нет.

Они миновали дом Егорова, стоявший на отшибе, в километре от школы, и теперь шли среди полей. Воздух синел, становилось тише. На западе словно угасал большой костер, и небо, быстро остывая, меняло краски, становясь из багрового красным, потом розовым, потом янтарно-желтым.

— Далеко еще? — спросил Кубарик.

— Рукой подать… Да вы не беспокойтесь, дорогой товарищ, вот еще пройдем малость, потом этак свернем под уголком, чтобы покороче нам было, а после уж прямо к реке. А по реке рукой подать.

Они свернули с дороги и пошли по еле заметной тропке. Видно было, что, кроме Поликарпа Евстигнеевича да, может, Вити Лапушкина, никто и не ходил по ней. Потом шли по реке высоким берегом. С громким кряканьем чуть ли не из-под ног вылетела серая свиязь. На середине гулко плеснуло. Поликарп Евстигнеевич остановился, поднял палец.

— Сила! — восхищенно прошептал он.

Когда стали приближаться к заповедным местам, Хромов пошел на цыпочках и, все время оглядываясь на Кубарика, прикладывал палец к губам.

Они спустились с обрыва. Из лохматого куста, пискнув, вылетела маленькая птичка, и сразу же по другую сторону куста что-то зашумело и плюхнулось в воду. Поликарп Евстигнеевич неожиданно пригнулся и, чего уж никак не ожидал от него Кубарик, прыжками, прижав локти к бокам, ринулся стремительно вперед. Кубарик бросился было за ним, но не успел он сделать и двух шагов, как раздался испуганный крик:

— Дяденька, не буду… дяденька!

В руках Поликарпа Евстигнеевича бился мальчишка.

— Попался, окаянный, попался? — радостно кричал Хромов. — Нет, теперь ты не уйдешь! Теперь ты будешь отвечать по всей строгости статьи. У меня есть живой свидетель!

Витька Лапушкин, увидев незнакомого человека, заревел:

— Да я что… я ничего не делал… не твоя река… отпустите, дядя…

— А пошто фулиганишь? Пошто фулиганишь? Вот за это самое и наказанье понесешь.

Но Витька не стал ждать, когда его будут наказывать, он рванулся и, карабкаясь, как собачонка, по крутому склону берега, убежал от Поликарпа Евстигнеевича. Наверху, чувствуя себя в безопасности, озорно закричал:

— Не боюсь я тебя, не боюсь… Вот тебе, на! — и показал язык, приплясывая на одной ноге.

— В комсомол надо парня. Непременно в комсомол, — задыхаясь, сказал Поликарп Евстигнеевич. — Отца нет, матка все дни на работе. Сами себе хозяева, вот и выкомаривают разное. Пойдемте, дорогой товарищ, в этом заветном месте нам уж не ловить. Сейчас посмотрим мережки…

— Как бы не хватился Емельянов, — с опаской сказал Кубарик.

— Так это ж тут, рукой подать. Пошли!

Они добрались до излучины, где стояли мережи, когда уже потемнела вода. Поликарп Евстигнеевич прямо, как был в сапогах, вошел в реку. Кубарик остался на берегу: он был в ботинках.

— Ах, ты, таракан тебя заешь, — послышалось через минуту. — Эка напасть! Порвала!

Хромов вернулся возбужденный и расстроенный. С бороды у него стекала струйкой вода. Штаны прилипли к коленям, и видно было, какие у него тощие ноги.

— Ушла, так начисто и располыскала мережку… Ну, ничего. Пошли к жерлицам…

Кубарик вздохнул.

Подвинулись еще по берегу, качаясь прошли по трясине. Отраженная в воде, зеленела луна. С берега, наклонно к реке, торчал воткнутый шест, на его конце, покручиваясь, висела рогатка. От нее уходила в воду тонкая нить. Поликарп Евстигнеевич вытянул шею, оперся руками о колени.