Ольга Голутвина - Крылья распахнуть!

• Название: Крылья распахнуть!
• Автор: Ольга Голутвина
• Издательство: АСТ
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-100187-2

Если душа зовет в полет — надо лететь!

Нет корабля? Нет команды? Нет денег? И в Королевскую небоходную академию принимают только дворян? Значит, не быть Дику Бенцу капитаном-небоходом?

Но Бенц не из тех, кто сдается перед судьбой. И пусть небесная дорога заведет его в контрабандисты. Пусть при этом он ухитрится нажить влиятельных и опасных врагов, в том числе и грозный магический орден. Это не устрашит Дика. Самое важное для него — видеть паруса над облаками и слышать, как звучат над палубой его корабля три самые главные команды:

Крылья распахнуть!

На взлет!

Курс держать!

«Крылья распахнуть!» — первая часть запланированной трилогии «Паруса над облаками», и описывает она мир, явно напоминающий Европу примерно так восемнадцатого столетия, даже основные страны названы достаточно прозрачно: Франусия, Спандия, Альбин, Джермия… Правда, судя по всему, география с европейской не так уж схожа, так что прямые параллели проводить вряд ли стоит. И над этим миром летают самые настоящие корабли — с мачтами, рулём и парусами, а ещё с деревянными крыльями и удивительными животными — лескатами — в трюмах. Лескаты и держат корабли в воздухе, такое уж у них свойство, усиленное магией к тому же. Морские корабли, конечно, тоже существуют, но настоящие смельчаки мечтают только о том, чтобы стать леташом, лучше всего, безусловно, капитаном собственного летучего красавца. С самого детства об этом мечтал и Дик Бенц, уроженец захолустного городка, внебрачный сын провинциальной актрисы. Но куда же такому в капитаны, ведь только дворянам открыта эта дорога!?

---

«Они разом подумали о чем-то своем, — смекнул погонщик, — и с нами этой мыслью не поделятся… Ой, не нравится мне это!»

— Ты куда шла-то? — спросила Вилда хозяйку. — Давай я сбегаю.

— Ну, сбегай, у меня и на кухне дел хватает. Принеси початый лосиный окорок.

Вилда вышла.

Старый погонщик новым, острым взглядом обвел жующую компанию.

Мужчин пятеро. Все дюжие, крепкие — даже юнцы эти, Вилли и Клаус. А вон тот длиннорукий, что ест да ухмыляется, не встревая в разговор… с таким в драке лучше не сходиться, видал Маркус Тамиш этаких! А широкоплечий горбун, что быстро покончил с едой, вовсе не беспомощный калека. Такой небось себе на горб мешок зерна забросит и понесет, как пуховую подушку!

И еще заметил Маркус Тамиш одну странность.

— Что это у ваших мужиков на шее болтается? — негромко спросил погонщик Берту, собиравшую со стола пустые миски. — Дощечки на веревочке… и сухая трава. Обереги, да?

Берта сделала невольное движение рукой к груди, но сдержалась и продолжила собирать миски. На ней было простое платье без выреза, но Отец с уверенностью подумал, что под темно-коричневой тканью висит такой же странный предмет.

Гейнц, который услышал слова гостя, вмешался:

— Ну да, обереги, деревенская ведьма делает. Такие обереги еще мои мать с отцом носили. Небось, и нам от них худого не будет.

— Худого, думаю, не будет, — стараясь казаться равнодушным, откликнулся Отец. — А травку эту я знаю. Когда мальчишкой был, мы ее в костер бросали, от нее дух такой приятный… У нас ее называют «медвежьим глазом».

— И у нас так называют, — буркнул пучеглазый Вилли.

— Только я слыхал, будто от нее бессонница бывает, — припомнил погонщик.

Гейнц остро глянул на гостя.

— Так мы ж охотники! В засаде уснешь — зверя упустишь. Вот такие обереги нам ведьма и делает, чтоб в засаде не спать.

Отец замолчал, прикидывая: а почему здешние мужчины носят охотничьи обереги в доме?

Тут вошла Вилда — улыбающаяся, румяная, снова со снежинками в волосах. Передала Берте окорок, заговорила бойко:

— Ух, там и снежок, на дворе-то! А дверь сарая не закрыть, перекосило дверь да приморозило. Мне не по силам. Там нужно или двое таких заморышей, как вы, — Вилда обвела мужчин дерзким рысьим взглядом, — или один такой богатырь, как наш гость.

И с веселым вызовом глянула на Хаанса.

Боцман не оплошал. Поднялся на ноги, улыбнулся:

— Ну, показывай, красавица, где там ваш сарай…

И, накинув меховую куртку, вышел вслед за женщиной.

Берта возмущенно поджала губы, наклонилась к сидящему супругу, что-то ему зашептала. Гейнц хохотнул и ответил негромко, но внятно:

— Ее дело вдовье, свободное. Пусть малость позабавится.

— Ты глянь, — шепнул Дик Отцу, — какая красивая рысь закогтила нашего боцмана!

— Рысь, да? — задумчиво ответил погонщик. — И верно, что-то в ней хищное…

* * *

Дверь сарая не примерзла и отворилась легко. Хаанса это не удивило. Он понимающе хохотнул, глядя на то, какой лукаво-смущенный вид напустила на себя Вилда — а затем скользнула в сарай.

Боцман без раздумий последовал за женщиной, но встревоженно остановился, услышав, как она во мраке защелкала кресалом.

— Эй, ты чего?

— Свечу зажгу, — отозвалась Вилда и принялась раздувать упавшие на трут искры.

— Эй, а надо ли — свечу?.. Не спалишь ли сеновал?

— Не спалю, — отозвалась Вилда, разжигая свечу. — И не сеновал это. Здесь телега стоит, борона лежит, плуг. От снега бережем.

— Да зачем нам свет? Или ты вышивать собралась?

— Тебя видеть хочу. — В ответе не было и тени смущения.

Вилда капнула расплавленным свечным салом на тележную оглоблю, приклеила свечу. В мягком свете лицо женщины стало таким прекрасным, что у Хаанса на миг перехватило дух.

— Ну, здравствуй, Вилда-Пичуга, — заговорил он наконец. — Повзрослела, похорошела…

Глаза женщины потрясенно распахнулись. Она отшатнулась — и тут же качнулась к Хаансу, протянула к нему обе руки в радостном порыве:

— Ты узнал меня?! Вспоминал, да?

— Еще бы забыть, — сказал Хаанс спокойно, почти добродушно. — Как на каторге уголь обухом долбил, так почитай что каждый день вспоминал девицу, что меня стражникам спалила. Очень, знаешь ли, хотелось с доносчицей словцом перемолвиться.

* * *

— Со здешними хозяевами лучше держаться настороже, — шепнул Отец Бенцу. И добавил погромче, словно об этом речь и шла: — Жаль только, что не сможем сделать хорошее подношение в обители. Антара Лесная и сама щедра, и любит щедрых.

— Это так, — подхватил понятливый Дик, — да только где ж мы в дороге найдем денег на достойное подношение? Вознесем молитву. Богиня не прогневается. Как говорят в Хэддане, Антара от тебя кусок не откусит.

Дик подцепил это выражение от случайных спутников, которые утром свернули западнее, к перевалу. И теперь с удовольствием блеснул знанием здешних поговорок.

Тут горбун, до сих пор пялившийся на огонь, обернулся и сказал глухо:

— Сразу видно, сударь, что вы в Хэддане человек проезжий. Не то знали бы, как эта пословица целиком говорится.

— А как? — заинтересовался Дик.

— Антара от тебя кусок не откусит, она тебя целиком проглотит.

Бенц опешил.

— Надо полагать, — сообразил Отец, — что это про могилу. Мол, рано или поздно земля человека заберет. А «откусит»… должно быть, имеются в виду погребальные обряды давних времен. Тогда покойников оставляли на растерзание хищникам.

Ложка, выпав из пальцев Дика, глухо стукнула о столешницу.

— Как — на растерзание?! — потрясенно вопросил Дик.

Он вспомнил похороны деда, скромные, но достойные. Вспомнил слова жреца о том, что Бенетусу Бенцу, человеку доброму и хорошему, недолго придется томиться во владениях Гергены Гостеприимной, искупая земные грехи. Вспомнил лицо деда, лежавшего в гробу, — умиротворенное, спокойное лицо, словно старик смирился с грядущими загробными мучениями и предвкушает новое рождение…

— Да как можно скормить родного человека лесному зверью? — разгневался Дик.

— Не простому зверью, — звонко возмутилась конопатая Гризель из-за спин взрослых, — а Черной Медведице!

Над столом нависло молчание — тревожное, смятенное.

Вдруг в это молчание вплыл тихий говорок — и каждое слово было разборчивым, ни одно не прошелестело мимо слуха:

— Олень ест траву, человек ест оленя, Черная Хозяйка ест человека… всё придет к Черной Госпоже, всё на ней закончится, все жизни, все смерти…

Гейнц насупился. Дик весело подумал: а ведь хозяин сейчас жалеет, что старой Эрментруде нельзя дать затрещину, как Клаусу или Гризель. Ишь, как бабуля распустила язык при гостях! Впрочем, они с Отцом не жрецы. Им дела нет до того, что старая женщина держится веры своих предков.

Чтобы прервать напряженную паузу, Гейнц спросил с подчеркнутым дружелюбием:

— А дальше вы, господа, собираетесь выйти на Старый тракт? Из обители-то?..

Погонщик начал обстоятельно отвечать. Но тут что-то изменилось в комнате — словно воздух вздрогнул и поплыл.

Дик Бенц встревожено вскинул голову.

Речь старухи осталась такой же негромкой и неспешной, но теперь Эрментруда говорила на темном, резком языке своих предков. Том, что звучал в Хэддане, пока единая вера не насадила почти по всей Антарэйди единый — франусийский — язык.

Ну и что? Вытесненные наречия живут почти везде, особенно в глухих деревнях.

Так почему заныло сердце от этих недобрых звуков? Почему разом стал неинтересен разговор за столом? Да он и прекратился, разговор-то…

Эрментруда выпрямилась, уронила в лукошко клубок. Высохшая старческая рука вскинулась вверх, пальцы проворно зашевелились в воздухе, словно женщина пряла незримую нить.

И продолжали чередой сыпаться сухие слова.

Дик заставил себя оторвать глаза от старухи и с трудом оглядел сотрапезников.

Лицо Гейнца заострилось, стало хищным. На физиономии Клауса застыло трусливое и радостное предвкушение чего-то скверного. Длиннорукий джермиец прекратил жевать. Горбун твердо положил перед собой руки на стол. Юный Вилли ухмылялся. Веснушчатая Гризель забилась под стол, высунув наружу лисью мордочку. Берта отступила в полумрак, разглядеть ее было уже нельзя.

А Эрментруда всё плела древние слова и пряла воздух сухой птичьей лапой.

* * *

— Я не могла иначе, Хаанс! Я сходила с ума! Да, я была мелкой тощей зверушкой, ты всегда глядел мимо меня. Девчонка, пигалица, чем я могла понравиться самому видному в шайке парню… нет, не в шайке — на всем белом свете!

Вилда вскинула к груди руки, сжатые в кулаки. Даже в скудном пламени свечи видно было, как она бледна.

— Не то я сделала, ох, не то! — со стоном выдохнула она. — Мне не тебя надо было страже спалить. Мне надо было отравить Маргету!