Джон Карре - Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке

• Название: Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке
• Автор: Джон Карре
• Издательство: М.: Центрполиграф, 1994 г.
• Жанр: Шпионский детектив
• ISBN: 5-7001-0111-4

Джон Ле Карре (настоящее имя Дэвид Корнуэлл) — известный английский мастер политического детектива.

Роман «Шпион, пришедший с холода», в основе которого лежит история разгадки политической тайны, принес автору всемирный успех. В двух других романах, включенных в сборник, сочетаются антифашистская направленность, проблема политического выбора, прослеживается характерный для автора интерес к ситуации, когда социальной системе, порождающей зло, противостоит герой-одиночка.

---

Было без четверти семь.

— Когда открывается «Кадена»?

— Не знаю, сэр.

— Скажите, вы вообще знаете мистера Тэйлора? — Он чуть не сказал «знали».

— Разумеется, сэр.

— А жену его видели когда-нибудь?

— Нет, сэр.

— На кого она похожа? Не представляете себе? Не слышали чего-нибудь?

— Не знаю, что вам сказать, сэр. Весьма прискорбное дело, да, сэр.

Эйвери смотрел на него с большим удивлением. Наверно, Леклерк сказал, подумал он, и пошел наверх. Рано или поздно придется позвонить Саре.

Глава 3

Решили где-нибудь позавтракать. Леклерк не захотел идти в «Кадену», и они очень долго куда-то шли, прежде чем им встретилось другое кафе, хуже «Кадены» и более дорогое.

— Я не помню его, — сказал Леклерк. — Как странно. Он опытный радист, это точно. Или был в то время.

Эйвери думал, что он говорит о Тэйлоре.

— Сколько, вы сказали, ему лет?

— Сорок, можете чуть больше. Хороший возраст. Данцигский поляк. Естественно, говорит по-немецки. Не такой сумасшедший, как вообще славяне. После войны какое-то время валял дурака, потом взял себя в руки и купил гараж. Должно быть, неплохо зарабатывает.

— Ну, раз так, зачем ему…

— Чепуха. Еще скажет спасибо, должен, во всяком случае.

Леклерк заплатил и счет положил в карман. Когда они выходили из кафе, он что-то сказал о заработке и счете, который представит в бухгалтерию.

— Вы можете требовать дополнительную оплату за ночную работу. Или за время на объекте.

Они шли по дороге в обратную сторону.

— Билет на самолет вам забронирован. Кэрол заказала по телефону из своей квартиры. Пожалуй, мы выдадим вам аванс на расходы. Надо будет переправлять тело, всякое такое. По-моему, денег может уйти немало. Лучше отправьте его самолетом. Вскрытие произведем уже здесь, без огласки.

— Я еще никогда не видел покойника, — сказал Эйвери.

Они стояли на углу, в районе Кеннингтон, и пытались поймать такси; с одной стороны дороги газовый завод, с другой — пустырь: в таком месте можно было простоять весь день.

— Джон, постарайтесь ни с кем не говорить по второму вопросу, о том, что мы хотим кого-то забросить. Никто не должен знать, даже в Департаменте, ни один человек. Я думаю, будем называть его Мотыль. Я о Лейзере. Пусть он будет Мотыль.

— Хорошо.

— Тут дело тонкое; надо правильно выбрать время. Явно кое-кто будет против, и в самом Департаменте, и в других местах.

— А что насчет моей легенды, всякие такие вещи? — спросил Эйвери. — Я не вполне…

Мимо не останавливаясь проехало пустое такси.

— Сукин сын, — рявкнул Леклерк. — Почему не остановился?

— Он, видно, живет здесь рядом. Едет в Вест Энд. Так насчет легенды, — напомнил Эйвери.

— Вы поедете под вашим собственным именем. Не вижу в этом ничего особенного. Можете использовать ваш домашний адрес. Назовитесь издателем. В конце концов, вы были им когда-то. Консул объяснит вам, что и как делать. О чем вы беспокоитесь?

— Ну, просто о деталях.

Выйдя из задумчивости, Леклерк улыбнулся.

— Я скажу вам кое-что о легенде, это вам следует знать. Никогда без надобности ничего не рассказывайте. Никто от вас не ждет, что вы начнете распространяться о себе. Что, в конце концов, вы можете рассказать? Условия все подготовлены, консул получит наш телекс. Покажите паспорт и дальше, как говорится, играйте по слуху.

— Постараюсь, — сказал Эйвери.

— Вы справитесь, — с чувством сказал Леклерк, и они оба неуверенно ухмыльнулись.

— А сколько до города? — спросил Эйвери. — От аэропорта?

— Около трех миль. Он обслуживает главные лыжные курорты. Только Бог знает, что консул делает целыми днями.

— А до Хельсинки?

— Я уже сказал. Сто миль. Или больше.

Эйвери предложил поехать автобусом, но Леклерк не хотел стоять в очереди, и они продолжали ждать на углу. Он снова заговорил о государственных машинах.

— Ужасная нелепость, — сказал он. — В прежнее время у нас был целый автопарк, а теперь только два фургона, и Министерство финансов не разрешает платить водителям сверхурочные. Как в таких условиях я могу управлять Департаментом?

В конце концов они пошли пешком. Адрес Леклерк держал в голове: он считал, что подобные вещи надо запоминать. Эйвери было неловко шагать рядом, потому что ростом он был выше Леклерка, а тот пытался приспособить свой шаг к его. Эйвери старался идти медленнее, но иногда забывал, и тогда Леклерк, приноравливаясь к его шагу, нелепо выбрасывал ноги, подпрыгивая на каждом шагу. Все еще было очень холодно. Временами Эйвери чувствовал к Леклерку глубокую покровительственную любовь. У Леклерка было необъяснимое свойство вызывать чувство вины, будто тот, с кем он общался, не сумел стать для него в должной мере покровителем или другом. Как если бы существовал кто-то в прошлом, но ушел навсегда; может, весь мир или поколение; кто-то выпестовал его, а потом от него отказался; и, хотя иной раз Эйвери ненавидел его за то, что тот манипулировал им, хотя ему претили его отработанные жесты, как претят ребенку выражения родительской любви, в следующий момент он готов был ринуться на его защиту, полный чувства ответственности и глубокой заботы. Оставляя в стороне тонкости их отношений, он был, в сущности, благодарен Леклерку за. то, что тот вынянчил его; и вот так они построили ту сильную любовь, какая бывает только между слабыми людьми; каждый из них стал сценой, на которой другой оценивал свои поступки.

— Было бы неплохо, — вдруг сказал Леклерк, — если бы вы тоже приняли участие во всем этом, когда появится Мотыль.

— С удовольствием.

— Когда вернетесь.

Адрес нашли по карте. Роксбург Гарденс, 34, — сбоку от Кеннингтонского шоссе. Дорога вскоре стала грязнее, дома — гуще населенными. Газовые фонари светили желтыми плоскими кругами, они были как бумажные луны.

— Во время войны нам для штаба дали общежитие.

— Может, опять дадут, — предположил Эйвери.

— С прошлого раза, когда мне пришлось делать то же самое, прошло двадцать лет.

— Вы один тогда пошли? — спросил Эйвери и тут же почувствовал неловкость. Леклерк был очень раним.

— В то время было проще. Мы могли сказать, что они умирали за родину. Мы не должны были сообщать подробности; никто не ждал от нас этого.

«Мы, значит…» — подумал Эйвери. Верно, кто-нибудь из тех парней, одно из тех улыбающихся лиц, что висят на стене.

— Каждый день кто-нибудь из летчиков погибал. Мы делали разведывательные полеты, как вы знаете, ну, и особые операции… Иногда бывает стыдно: не могу даже вспомнить имен. Они были так молоды, некоторые.

Перед мысленным взором Эйвери пробежала печальная вереница страдальческих лиц; матери и отцы, девушки и жены, он попытался разглядеть Леклерка среди них, простоватого, но твердо стоящего на ногах, как выглядит политический деятель на фоне катастрофы.

Они стояли на возвышенности, с которой открывался довольно удручающий вид. Дорога спускалась вниз и вела к ряду унылых безглазых домишек; над ними поднимался единственный многоквартирный дом — Роксбург Гарденс. Ряд освещенных окон восходил к самой черепичной крыше с застекленными окнами мансард, которые делили все нагромождение на части. Это было большое здание, и очень уродливое для домов такого типа, открывавшего новую эпоху. У его подножия ютились черные обломки старины: обветшалые обшарпанные дома. Печальные лица людей двигались сквозь дождь, как сплавной лес в забытой бухте.

Леклерк сжал свои слабенькие кулачки; он стоял очень тихо.

— Там? — спросил Эйвери. — Там жил Тэйлор?

— А что такого? Это только часть общего плана новостроек…

Потом Эйвери понял: Леклерку было стыдно. Тэйлор некрасиво обманул его. Не это общество они защищали, не эти трущобы с их Вавилонской башней: в жизненной схеме Леклерка для них не было места. Только подумать, что человек, работающий в штате у Леклерка, каждый день выбирался из этой вонючей дыры и отправлялся в святилище Департамента: что, у него денег не было, пенсии? Что, не было у него ничего отложено, как у всех у нас, ну, просто сотня-другая, чтобы выкупить себя из этого убожества?

— Не хуже, чем Блэкфрайерз Роуд, — невольно сказал Эйвери в утешение Леклерку.

— Всем известно, что прежде мы сидели на Бейкер-стрит, — возразил Леклерк.

Они быстро прошли к большому дому мимо витрин, забитых подержанной одеждой, ржавыми электрокаминами, всем тем печальным, беспорядочным набором бесполезных вещей, которые покупают только бедные. Там была свечная лавка; свечи были желтые, как могильные кости.

— Какой номер? — спросил Леклерк.

— Вы сказали, тридцать четвертый.

Они прошли между тяжелыми колоннами с грубой мозаичной отделкой, пошли по направлению, указанному гипсовыми стрелами с розовыми цифрами; потом проталкивались между рядами старых пустых машин, пока наконец не вышли к бетонному парадному с пакетами молока на ступенях. Двери не было, зато был ряд покрытых резиной ступенек, скрипевших от шагов. Пахло готовкой и тем жидким мылом, которое бывает в уборных на железной дороге. На толстой оштукатуренной стене написанное от руки объявление призывало не шуметь. Откуда-то доносилась музыка. Они поднялись еще на два пролета и остановились перед наполовину застекленной зеленой дверью. На ней была цифра из белой искусственной резины — 34. Леклерк снял шляпу и вытер пот со лба. С такими же жестами он, наверно, входил в церковь. Дождь был сильнее, чем им казалось; их пальто были совсем мокрые. Он нажал кнопку звонка. Вдруг Эйвери стало очень страшно, он взглянул на Леклерка и подумал: «Ты все дело затеял — ты ей и скажи».