Заур Караев - Место, которое есть

• Название: Место, которое есть
• Автор: Заур Караев
• Издательство: Пресс-Бук
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-7164-0660-5

Роман «Место, которое есть» раскрывает идею антиутопии в необычном свете. Мир будущего, пессимистичного и болезненного, пугающ, но вместе с тем страх наводят и жители этого времени. Они другие, но в каком-то смысле — это карикатуры на нас. Сквозь призму рассуждений автора чётко видна параллель с современностью. Гротескная составляющая романа постоянно напоминает нам о наших собственных страхах, а создающийся вокруг мир постепенно заставляет не только переживать за героев, но и задумываться о собственной роли и собственной жизни. Наше общество увязло в идее утопичного будущего, в уверенности движения вперёд, но мало кто из нас может сказать, сколько раз изменился вектор того пути, по которому человечество идет с момента обретения разума.

---

Подумать только, я собственноручно убил человека. Убил его ради, как говорится, любви. Да, скорее всего тот бедолага преставился, иначе зачем ему валяться на земле и сокращаться, как посыпанной солью слизень? Дошел до дна, раз уж опускаться на него, так целиком и сразу. Похоже, так в моей душе все и обустроилось — смирился с новым стилем жизни я, да и никак нельзя теперь отступиться. Приходиться кормиться той кашей, что жизнь накладывает, а качество корма, как известно, очень сильно влияет на состояние организма в целом. Видать, успело эволюционировать мое нутро и сколотить себя под стать изменениям… Так что, для него нет ничего катастрофического в насилии и последующем убийстве. Зачем думать об этом, когда не испытываешь сожаления по содеянному? Этика, надо полагать, во всем повинная, а за нею следует глупый традиционализм на хромых ногах, которым в пору бы давно отвалиться — мир не подходящий!

Интересно, а какова величина греха сего? Расшиб же я голову не обычному человеку, а, можно сказать, искусственному, копии. Нам на каждому углу твердят, что ценность дубликата в десятки, а то и в тысячи раз меньше ценности оригинала. Значит получается, что хоть я и убил тварь с душою, человекоубийцей все же назвать меня нельзя… Не распинать же, в самом деле, на кресте за каждого прихлопнутого таракана! Так крестов не напасешься… Что-то и циничность у меня какая-то кривая получается, фальшивая — актерская привычка всему виной. Да и в конце концов, все эти мысли давным-давно были передуманы: наверняка человечество на заре клонировании погрязло в схизме. Одни были против и приводили свои доводы, другие приветствовали новинку. Тогда-то кто-нибудь да и изложить нечто подобное, так что мыслишки мои из разряда заурядных. Нечего сейчас им предаваться, и оттого превращаться в посредственность — плохо кончу, а мне хочется по-прежнему бороться.

Мы бежали долго, и я не обращал внимание на ее восклицания, которые раздавались всякий раз, когда моя слепая спутница ударялась о что-то или спотыкалась. Туфельки с ее премиленьких стоп были давно сняты — моя инициатива. Мне показалось, что так ей будет намного легче перемещаться, да вот только у этой затеи были некоторые неприятные последствия — кожа на ногах Евы сильно изранилось, отчего ей было с каждой минутой все сложнее и сложнее поспевать за бешенным темпом нашего побега. В итоге, она в изнеможении упала прямо на пыльную землю и, воздев к небу скорченное в плаксивой гримасе лицо, жалобно сказала:

— Я не могу больше! Не могу, Ид! — она заревела горько, а потом села и почему-то с силой порвала одну из бретелек своего платья, частично обнажив тем самым грудь, кожа которой из-за света располагавшегося недалеко фонаря отдавала красивой белизной. Картина мне показалась завораживающей и достойной того, чтоб художники рисовали ее, раз за разом совершенствуя. Спустя столетия образ сидящей на земле девицы в зеленом платье обрастет легендами, и потомки придадут некий религиозный смысл свисающему чуть ниже ключицы клочку материи, растрепанным волосам и скатывающейся по правой щеке слезе необычайно крупных размеров. Все это на фоне тусклого света, окруженного почти что всеобъемлющим мраком. Так не рисует нынче, но когда-нибудь найдется нужный художник и выдумает нечто подобное. Его будут превозносить за этот шедевр, но не сразу, а чуть погодя — скажем, лет через пятьдесят после того, как творец прикажет долго жить.

Заминка произошла не очень вовремя. Отдалились мы серьезно, но вероятность того, что нас обнаружат, сократилась все же незначительно, раз уж спустя двадцать минут всякое перемещение прекратилось: они с каждой минутой будут увеличивать зону поиска и спустя час или два нас наверняка поймают, если не раньше. Во чтобы то ни стало надо идти к Шахтам. Там нас тоже, быть может, найдут, но не так быстро, а этот факт дарит надежду на спасение. Так что восстать бы надо девушке изможденной, дабы плоду внутри нее жизнь дарована была.

— Ева, — обратился я к ней, судорожно обнимая ее, будучи разгоряченным побегом и нервозностью, — Нам надо идти. Скоро ты отдохнешь! Только скорее вставай!

— Не могу! Иди сам. — крикнула она, а после опустила до этого на миг прижавшуюся к лицу ладонь на землю и угодила в маленькое кровяное пятно, образованное ранами на ее ногах. — Ид, я не могу! — еще раз истерично выдавила она из себя эту начинавшую повергать меня в гнев фразу.

— Ева! — с злостью в голосе сказал я. — Если ты не пойдешь, мы сдохнем! Понимаешь? сдохнем! Завтра же меня четвертуют, а ребенка нашего убьют! И ты будешь виновата во всем этом!

Слова мои не возымели желанного эффекта, благодаря им мне удалось лишь усугубить стенания девушки. Вот тут я несколько растерялся — что же остается делать? Бросить ее и тем самым сохранить шкуру свою целой? Неплохо, если бы дальше виделось мне что-то, а так… одна лишь забота у меня — Ева и ее положение. Иного мне не дано — помирать от скуки, а потом и от голода придется, и при этом никаких событий, целей, возможностей, да и подыхать мне без нее неинтересно как-то будет. А вот если поймают меня спустя время, когда чадо уже будет полно жизнь, я, сначала погоревав маленько, с гордостью пойду на помост и заявлю всем, что мне-де не стыдно столь убогую судьбу принять за правое и великое дело. У людей же потом все сотни раз переменится, глядишь, и обо мне вспомнят, да и в мученики тоже запишут. Почему бы и нет… Да, похоже, для великого тела моя душа выкована была, раз только такие мысли и посещают меня. Не подвело бы жалкое мясо…

Я бросил попытку вразумить Еву и заставить ее, превозмогая боль, идти дальше. Вместо этого, она почти насильно была оторвана от земли и водружена на мое плечо. Поначалу где-то в глубине мозга зародилась идея — мол, сделать же ей можно из, скажем, рубашки моей пару чехлов на ступни, однако до реализации замысла так и не дошло: и времени немало понадобилось бы, да и не сработало бы, так как ноги сильно изранены; все равно не согласилась бы идти. Она взвизгнула легонько и пару раз ударила ладонями меня в спину, но потом успокоилась и даже что-то сказала, из чего мне удалось разобрать слова «люблю» и «прости». Основываясь на расслышанном я заключил, что возлюбленная моя вполне одобряет такой способ передвижения.

И так мы шли по ночному городу, выбирая в качестве пути и одновременно укрытия малолюдные улицы. Почти весь путь до Шахт был проделан по самым периферийным районам поселения. Данная тактика оказалась выигрышной — ни один полицейский не был встречен, да и обычных людей было почти не видать. Попалась пара проституток, пьяный бродяга и, кажется, все. Вполне возможно, что нас мог видеть кто-то еще, но буду надеяться, что нет — дышится так легче, тем более после всех этих атлетических упражнений.

Попали в мою обитель мы перед самым рассветом. Первым делом я уложил Еву на кровать, а после омыл водой ее ноги. Она стонала помногу, но очень тихо, отчего мне было почему-то приятно. Когда ее ступни наконец были отмыты от крови и грязи, я обнаружил, что не так уж и велико количество порезов и травм. Была сантиметровая рана и две неглубоких ссадины на левой пятке, выше имелось еще несколько повреждений, но они не выглядели хоть сколько-нибудь способными к мало-мальски серьезному испусканию крови. Другая нога пострадала и того меньше. Значит ли это, что Ева симулировала по большей части, или, быть может, я просто несправедлив по отношению к ней?

Глава IX

Время пронеслось и даровало стремительным ходом своим массу изменений. Конечно, они не глобального масштаба, но для того, чтоб заставить меня изумиться, их хватает. Первым из них является беременность Евы. Живот ее за полгода значительно вырос, и теперь он временами стал самопроизвольно сокращаться — так новая жизнь вымащивает себе дорогу в наш мир.

Как ни старался я чисто по-философски глядеть на будущее отцовство, мне все же не удалось сохранить стоическое спокойствие — радость сопутствовала каждому толчку внутри беременной, каждому ее капризу и многому прочему. Неизвестно точно, хорошо или плохо таковое восприятие влияет на родителя, кажется, и наука в смятении, тем более нынешняя. У уродов рождаются уроды, и всем весело, а подумать над тем, стоит ли дальше размножаться, раз всем последующим поколениям грозит одно и тоже — унижение, ну просто никак нельзя. Кто-то ссылается на физиологию и вручает все бразды в ее мерзопакостные руки, а кто-то твердить «в руце Божье все, в том числе и я со своим вечно пустым желудком». Забавно судить об этом, когда сам не понимаешь, зачем тебе нужно это размножение, но при этом оборачиваешься и полным нежности взглядом изучаешь все складки тела обрюхаченного тобою существа. Таков я, таковы все остальные. Но мне-то известно, как оправдываться надо — сейчас, например, скажут мои уста, что дело не в какой-нибудь беременности, а в той, что является предтечей идеального человека! И Иду Буррому выпала честь быть великим отцом. Вот и все, и оплеван будет тот, кто посмеет возразить.