Мариам Петросян - Дом, в котором… [Издание 2-е, дополненное, иллюстрированное, 2016]

• Название: Дом, в котором… [Издание 2-е, дополненное, иллюстрированное, 2016]
• Автор: Мариам Петросян
• Жанр: Современная проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9908081-0-2

Роман «Дом, в котором…» еще в рукописи стал победителем читательского голосования премии «Большая книга», а после публикации — настоящим литературным событием: он получил целый ряд премий («Русская премия», «Студенческий Букер», «Портал» и другие), переведен на девять языков и почти десять лет не покидает списки бестселлеров. Критики пытаются объяснить феноменальный успех романа, а литературоведы посвящают ему статьи и диссертации. Для сотен тысяч людей «Дом» стал книгой-паролем, по которому узнают «своих».

В новое издание вошли ранее не публиковавшиеся отрывки, а также иллюстрации читателей, которые абсолютно и бесповоротно, раз и навсегда влюбились в «Дом».

«Книга, которую вы держите в руках — книга культовая, фанатская, субкультурная. Но не только: как бы банально это ни прозвучало, я завидую тем, кто именно сейчас держит «Дом» в руках впервые — считайте, что специально к вашему визиту в нем сделали генеральную уборку. Заходите, обустраивайтесь. Не ходите к фазанам и постарайтесь не потеряться в Лесу. Кофе и прочие напитки вы найдете на втором этаже. Поверьте, вы останетесь здесь надолго». (Галина Юзефович, литературный критик).

---

Это было нервное и волнующее занятие. Одежду укорачивали ножницами, ботинкам выламывали носы; прятали и перепрятывали то, что невозможно было взять с собой; сидели на сумках, сплющивая все, что туда уже влезло, потому что нужно было, чтобы влезло что-то еще. Слон хотел взять горшок с бегонией, Красавица — соковыжималку, Волк — гитару, Горбач — хомяка, а для полезных вещей, которые, как считал Вонючка, могли пригодиться ему в дороге, не хватило бы и десяти чемоданов. Кузнечик слонялся среди разбросанных вещей и сочувствовал всем по очереди. Иногда пытался помогать, но быстро понял, что его способы укладки сумок не годятся никому, кроме него самого. Его майки, шорты и носки составили жалкую кучку белья, которая не заняла и полсумки, а дальше ее набивали Горбач и Вонючка, которым не хватило своих.

Слепой не укладывал вещи. Он, как всегда, никуда не собирался, потому что в Доме оставался Лось, и слушал причитания мальчишек с холодной усмешкой. Стесняясь своего безделья, утомленный суматохой, царившей в спальне, Кузнечик убегал в коридор, но и коридор был заражен общим безумием. Там испытывались роликовые коньки и прогулочные коляски, проводились пробные надувания резиновых лодок и матрасов и даже разбивались палатки, непонятно зачем нужные там, где заведомо будет крыша над головой.

В настенном календаре жирными штрихами перечеркивались дни. Жители Хламовника щеголяли в ластах и подводных масках.

Кузнечик убегал к Лосю, но и у Лося висел календарь, а воспитатели тоже собирались и укладывались, ограниченные одной сумкой, и суета их сборов выплескивалась в коридор. Кузнечик спускался во двор. Там, спиной к Дому, можно было посидеть спокойно, и послушать море — шуршание набегающих волн и шелест далеких мандариновых деревьев. Груды покинутых ящиков и перевернутых стульев — следы волейбольной эпопеи — действовали на него угнетающе, и на них он старался не смотреть.

За сутки до отъезда Дом успокоился. Сумки, каждая с инициалами своего хозяина, были уложены и спрятаны под кровати. Горбач достроил дорожный дом для хомяка. Волк выпросил разрешение на гитару. Вонючка спрятал все, что не мог взять с собой, в недоступных местах. Слон согласился расстаться с бегонией. Теперь все только ждали.

Ночью у Волка заболела спина. Утром она разболелась сильнее. В Чумной появились Пауки. Над Волком замаячил призрак Могильника, страх перед которым пересилил желание увидеть море, так что весь предотъездный день Волк послушно пролежал в кровати, как ему было велено.

Лось приходил с утешениями и подарками, лазаретные сестры — с проверками и туманными угрозами. Разрешение на гитару Волк передал Фокуснику вместе с гитарой. Красавице пообещал заботиться о соковыжималке, Слону — поливать бегонию. Черный карандаш вычеркнул в календаре еще один день. Ночью не спал никто. Из окна доносились крики и смех старших. Из-за стены — рев Хламовника, репетировавшего походную песню. Дохляки сидели у выдуманного костра и рассказывали истории об утопленниках и медузьих ожогах. Предполагалось, что Волка это хоть как-то утешит. Волк делал вид, что его это утешает.

Кузнечик спустился в уже очищенный от стульев и ящиков двор, в последний раз сел спиной к Дому и прислушался к шуршанию волн и шелесту мандариновых деревьев, к скрипу «того Дома». Только теперь все эти звуки не приближались, а удалялись, делаясь все более тихими. Он прислушивался, пока они не исчезли в необозримой дали, затем встал и бегом вернулся в Дом, потому что вдруг испугался темноты.

Ранним утром, в час, когда двор обычно пустовал и только начинали хлопать оконные ставни, Кузнечик стоял вместе со всеми у крыльца в ожидании автобусов. Он ежился от утренней прохлады, моргал заспанными глазами и не садился, чтобы не заснуть. Колясники кутались в куртки и демонстративно покашливали. Ходячие курили, нетерпеливо поглядывая на часы. Сумки аккуратной горкой возвышались под стеной. Младшим девочкам разрешили на них садиться, и две из них даже успели заснуть, привалившись кудрявыми головами к раздутым сумчатым бокам. Воспитательницы возились с младшими колясниками, раздавая таблетки тем, кого мутит от езды, и бумажные пакеты тем, кому таблетки не помогают. Было очень тихо. Почти все жители Дома находились во дворе, и тишина казалась неестественной и неприятной.

«Это потому что накануне ночью почти никто не спал, — подумал Кузнечик. — И еще потому, что мы наконец дождались этого дня».

У старших были часы, а у младших не было, поэтому они то и дело спрашивали время у старших. Старшие вяло огрызались. Нахохлившийся в коляске Вонючка не сводил глаз со своей сумки. Горбач зевал и высматривал в Наружности знакомых собак. Собаки, в этот час перекапывавшие мусорные баки, не появлялись.

Спортсмен со связкой удочек на плече бродил по двору. Зануда и Плакса, раздирая рты зевотой, таскались за ним по пятам. Кузнечик вздыхал и боролся со сном.

Дружный вопль заставил его вздрогнуть. Сидевшие на ступеньках вскочили и замахали руками. В распахнутые ворота въехал первый автобус. Бело-синий, похожий на большую конфету. Горбач и Кузнечик вместе со всеми закричали:

— Ура! — и ринулись на приступ.

Их немедленно оттеснили обратно к крыльцу.

— Это для колясников, — шепнул Горбач Кузнечику. — Первый всегда бывает для них.

— Чего же ты побежал? — возмутился Кузнечик.

— Не знаю, — радостно признался Горбач. — Как-то побежалось.

Директор влез на подножку автобуса.

— Объявляется посадка для женщин и детей! — прокричал он в толпу грозно распушив бороду. — Прошу пропустить дам и малолетних в колясках!

Вонючка захихикал. В автобус начали сажать девушек-колясниц и младших колясников. Их вкатывали по подножке и рассаживали внутри, потом заносили их сумки, а коляски складывали и грузили в багажное отделение.

Длилось это так долго, что Кузнечику надоело смотреть. Горбач отошел попрощаться с Вонючкой, до которого дошла очередь. Сиамцы тайком подбирали за старшими окурки. Приехал второй автобус, а сразу за ним — третий, и началось столпотворение. Младшие метались со своими сумками под ногами у старших и лезли во все щели. Люди Мавра и Черепа разделились на два автобуса. Четвертый, застрявший в воротах, оказался смешанным и в него никто не хотел садиться. Воспитатели кричали и убеждали. Директор бегал между автобусами, уговаривая старших не валять дурака. Кузнечик влез в автобус Маврийцев, потолкался там и спустился, чтобы тут же забраться в смешанный автобус. Из смешанного автобуса он перешел в автобус людей Черепа, где оставил свою сумку. Он вертелся среди Хламовных, Певчих и Проклятых, громко окликал Чумных Дохляков, переходил с одного сиденья на другое и наконец, убедившись, что никто не сможет с уверенностью сказать, в какой из автобусов он сел, обошел тот, что стоял ближе всех к деревьям, и спрятался за ним, присев на корточки.

Дрожа от волнения, он ждал, что его вот-вот кто-нибудь позовет. Кто-нибудь, кто заметил его маневр. Но шум и погрузка продолжались, и никто не заглядывал за автобус в поисках одного из Чумных Дохляков. Пригнувшись, Кузнечик перебежал от автобуса к ближайшему дереву. Дерево оказалось плохим укрытием. Он не стал за ним задерживаться и перебрался за собачью будку. А вот это было самое надежное укрытие во дворе. Там он сел на корточки, прижался к шершавым доскам и затаился. Собака, занятая облаиванием уезжающих, рванулась его понюхать, но тут же отвлеклась обратно на автобусы. Кузнечик вздохнул с облегчением. Сидя на земле, ему от собачьих восторгов отбиваться не приходилось. Не удержавшись, он выглянул посмотреть.

Кучи сумок, сваленные под стеной, исчезли. Никого из младших не было видно. Воспитатели толпились у дверей смешанного автобуса. Кузнечик убрал голову и больше не высовывался, боясь, что его заметят из окон. Он слышал, как за воспитателями захлопнулась дверь, как первый автобус заурчал и поехал — а за ним и остальные три — как грохнули ворота, как гудение автобусов удалилось и, наконец, смолкло совсем. Все это сопровождалось собачьим лаем.

Когда все стихло, Кузнечик еще немного посидел в укрытии, успокаиваясь. Задуманное осуществилось. Теперь уже ничего нельзя было изменить. Последний автобус увез с собой Чумных Дохляков, море и миллион интересных игр, придуманных еще весной. Отказаться от всего этого было трудно, но до самой последней минуты он и не надеялся остаться. Просто знал, что должен попробовать.

Собачий нос зарылся ему в волосы, когти заскребли по плечам. Отпихнув собаку, он вскочил и выбежал из-за будки. После царившей в нем суматохи двор казался особенно пустым. Места, где стояли автобусы, можно было с точностью вычислить по окуркам, обгорелым спичкам, конфетным оберткам и прочему мусору, очертившему на земле три больших прямоугольника. Зачем-то обойдя их, Кузнечик взбежал по ступенькам и вошел в Дом. Там он услышал тишину.