Роберто Арльт - Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы

• Название: Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы
• Автор: Роберто Арльт
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

Роберто Арльт (1900–1942) — известный аргентинский писатель. В книгу вошли его социально-психологические романы «Злая игрушка», «Колдовская любовь» и рассказы.

---

— Наконец-то мы одни! — воскликнул Бальдер.

Он взял Ирене под руку, и они пошли по улице Тукуман.

Снова Эстанислао шел рядом с девушкой, грустный и взволнованный; в ее кошачьих глазах он видел мягкий вопрос, бередивший ему душу. Испытывал сумеречный страх, пожалуй даже тревогу, сознавая, что никогда не будет принадлежать ему этот цветок, воплощенный в образе девушки, которая идет мелкими шагами, прильнув к нему и устремив посветлевшие глаза на залитый солнцем тротуар и укрытые тенью стены домов. Время от времени они начинали говорить.

— Как я по тебе тосковал! — шептал он.

— А я? Я вас никогда не забывала. Сначала, правда, не думала, а потом… То и дело вспоминала вас. Не знаю, что со мной делалось…

— А я?..

Они не спеша обменивались редкими словами, словно бросали камни в глубокий колодец, подолгу ожидая всплеска.

— Ты рада?

— Да, я очень рада.

Говоря, Ирене поворачивала к нему лицо над горностаевым воротником, и каждая фраза дрожала в ее губах, полураскрытых как бы для поцелуя. Бальдер попытался погладить ее по щеке. Она слабо воспротивилась, прильнув к его плечу и сжав его руку, державшую ее за локоть, своими тонкими пальцами в замшевой перчатке.

Они похожи были на двух выздоравливающих после опасной болезни.

— Теперь мы больше не расстанемся, правда?

— Да, теперь мы больше не расстанемся…

Его повлекло к ней. Он обнял ее за талию и поцеловал в щеку, не обращая внимания на прохожих, которые поворачивали головы — добродетельные женщины бросали на них яростные взгляды, поборники строгих нравов возмущались бездеятельностью полиции, школьницы постарше долго смотрели им вслед.

Они шли, как по пустыне, переходя одну за другой пересекавшие проспект улицы. Не слышали ни отчаянных гудков автомобилей, ни звонков трамваев. Вдруг Ирене посмотрела на часы у входа в магазин и воскликнула:

— Пять часов! Сядем на трамвай, а то я слишком поздно вернусь домой.

Темные места

вот они под стальным сводом вокзала Ретиро, на платформе номер один. Бальдер пристально смотрит в искрящиеся радостью глаза Ирене и говорит:

— Милая. Ты не обидишься, если я задам тебе нескромный вопрос?

— Нет.

— Обещаешь сказать правду?

— Да.

— Скажи… ты — девушка?

— Бальдер, что за вопрос… Конечно… Почему ты об этом спрашиваешь?

— Ты уверена, что говоришь мне правду?

— Конечно…

— Ладно… Тогда не будем больше говорить об этом. Я верю тому, что ты сказала, и все.

— Но почему ты об этом спросил?

— Так… просто так…

Ирене подозрительно на него смотрит. Качает головой, как бы говоря: «Ох уж эти мужчины…», а Бальдер думает: «Какая неудача. Для моего счастья лучше было бы, если бы она уже потеряла невинность».

— О чем ты думаешь, Бальдер?

Он улыбается насмешливо и бросает ей едкие слова:

— Так, значит, ты — сеньорита… Сеньорита семнадцати лет… Самое страшное то, что ты красива, Ирене, и ты мне очень нравишься… И кроме того, хочешь, я скажу тебе одну вещь?.. Я смотрю на тебя и чувствую, что ты готова принадлежать мне… принадлежать полностью. Разве не так? Посмотри мне в глаза, девочка. Ты веришь, что я тебя люблю?

— Да…

— Ладно… успокойся… Я еще не окончательно сошел от тебя с ума и не требую этого.

Зеленоватые глаза расширяются и светлеют, становятся светло-карими в золотистую крапинку.

— Скажи, Ирене, ты меня любишь?

— Да, я тебя, очень люблю.

— Хорошо… Сейчас мне больше ничего не надо. Я тебя тоже люблю, очень люблю.

Погромыхивая, у платформы останавливается поезд.

Ирене садится в вагон и вдруг говорит ему:

— Останься, нас могут увидеть.

Он нехотя прощается с ней.

С тех пор они виделись почти каждый день.

И с каждым днем Бальдер чувствовал, что привязывается к девушке все больше и больше. Она доверялась ему с такой женской нежностью, которая не могла не волновать его чувственность.

Ирене приезжала в Буэнос-Айрес вместе с Зулемой. Бальдер не мог до конца понять, что связывает Ирене с подругой и что за жизнь та ведет. Подозревал, что Зулема обманывает мужа, не раз спрашивал об этом Ирене, но она говорила, что ни о чем таком ей ничего неизвестно. «Нет, Зулема — честная женщина, ей пришлось много вытерпеть от мужа. Он своим поведением убил ее любовь». Ирене лгала. Лгала, неизвестно зачем, ибо знала о многом, как это выяснится впоследствии. А поведение Зулемы было странным и подозрительным.

Она не терзалась моральными проблемами, отношения между Бальдером и Ирене восхищали ее, как восхищает хорошая картина или красивый пейзаж. Бальдер впоследствии вспомнил, как однажды в поезде, на пути в Тигре, когда Ирене сидела, рядом, склонив голову ему на плечо, Зулема, поместившаяся напротив них, вдруг безутешно покачала головой и на глазах у нее выступили слезы. Ирене тотчас отстранилась от Бальдера и, положив руку подруге на колено, наклонилась к ней и воскликнула:

— Бедная Зулема! Бедная Зулема!

— Что с вами? — спросил Бальдер, но Зулема молчала. По взглядам, которыми она обменивалась с Ирене, он понял, что подруги без слов говорят о чем-то секретном.

Ему было жаль Зулему, хотя он ее и не уважал. Как все эгоисты, он считал весьма полезным легкомыслие этой женщины — ведь это она устраивала ему встречи с Ирене, — но в то же время он сурово осуждал Зулему, полагая, что дружба с такой женщиной пагубна для Ирене.

Все более убеждаясь в порочности Зулемы, Бальдер вдруг обнаружил в своем представлении об Ирене темные места, и это поразило его весьма чувствительно. Пагубное влияние Зулемы как будто отчуждало от него Ирене, таило в себе опасность, в любой момент угрожавшую неожиданным ударом. Впоследствии он никак не мог забыть одну фразу, произнесенную Ирене. Речь шла о ее сестре Симоне, с которой Бальдер тогда еще знаком не был:

— Эта дурочка принимает жизнь всерьез.

На лице Бальдера не дрогнул ни один мускул. Словно он и не слыхал этих слов, но они больно его укололи: а разве сам он не принимает жизнь всерьез? Как знать, не скрываются ли за этими словами сомнительные поступки?

В другой раз у Зулемы вырвалось:

— Когда сеньора Лоайса прочла о вашем проекте строительства небоскребов, она сказала, что вы простая душа…

Она тотчас прикусила язык, оттого что сделала такое неловкое замечание, но так и не смогла понять, вник ли Бальдер в смысл ее слов, потому что он бесстрастно спросил ее, кивнув в сторону улицы:

— Вы обратили внимание? Там, на тротуаре, упал человек.

Ирене и Зулема посмотрели в окно — они ехали на трамвае — место происшествия осталось позади, но Бальдер запомнил сказанное Зулемой и, сочтя оскорбительным такое мнение о своей персоне, с удивлением спросил себя: «Вот как? Стало быть, в доме Ирене обо мне знают?»

Временами ему чудилось, что он попал в тенета, сотканные из тончайших, едва различимых нитей, но он тут же говорил себе, что все это фантазии, и с удивлением глядел на Ирене, которая шла рядом с ним. Ее загадочная уверенность в себе производила на него сильное впечатление — ни одна женщина никогда не держалась с ним так беспредельно доверчиво, как Ирене при каждой их встрече. Бальдер спрашивал себя: «Откуда такая уверенность? Почему Ирене держится со мной не так, как другие женщины?» Ее доверие к нему, несомненно, очень походило на доверие, возникающее между мужчиной и женщиной, когда они переступили запретную черту.

Он знал, что, если скажет ей: «Пойдем со мной в номер гостиницы», она последует за ним. В сущности, колебался Бальдер, а она была готова на все.

Меж тем это подразумеваемое согласие Ирене отдаться ему как-то умеряло, приводило в равновесие его собственные страстные порывы и тем самым увеличивало его нежность к девушке. Бальдера смущало только тайное согласие между Ирене и Зулемой.

Та всегда приезжала вместе с Ирене из Тигре и, поскольку уроки вокала у них были в одно и то же время, вместе с ней выходила из консерватории, однако она редко составляла им компанию на обратном пути, обычно прощалась с ними на углу, ссылаясь на дополнительные репетиции.

Бальдер в репетиции не верил, и это недоверие порождало в нем нездоровый интерес к мужу Зулемы, ему хотелось с ним познакомиться. Когда Зулема упоминала о муже, Эстанислао смущался, не зная, как относиться к этому человеку.

Иногда она рисовала мужа грубым и черствым эгоистом, неспособным оценить ее артистическую натуру, он-де «поднимал на нее руку, бранил за то, что она не моет полы в квартире», а в другой раз, говоря о нем, умилялась и даже как-то раз попросила Бальдера о рекомендациях для нее в экзаменационную комиссию консерватории, так как ей «обязательно нужно поступить в театр хористкой, чтобы иметь возможность помочь мужу — ведь он почти слепой».