Дмитрий Притула - След облака

• Название: След облака
• Автор: Дмитрий Притула
• Издательство: «Советский писатель» Ленинградское отделение
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1976

Это первая книга молодого ленинградского прозаика. Прежде его рассказы и повести печатались в журналах «Нева», «Звезда», «Аврора», «Север», в сборнике «Точка опоры».

Главное место в книге занимают рассказы о простых людях — шоферах, плотниках, талантливых мастерах, — об их бедах, радостях, любви, верности.

Врач по профессии, автор немалое место в книге уделяет жизни врачей большой клиники. Его герои, люди ищущие, заняты не только лечением людей, но и поисками истины — медицинской и философской, — разгадкой летящего, неповторимого времени, и время становится одним из главных героев книги.

---

— Великолепно! — воскликнул он. — Великолепно! Вы правильно сделали, Геннадий Васильевич, что взяли его к себе. Мудрость — вот непреходящая ценность мира. Мудрость и доброта. Вот это кольцо доброты, которым мы должны окружить себя, спасет человечество. Если каждый сделает по-настоящему доброе дело для трех-четырех человек, мир будет окружен поясом добра. Он вам чужой человек. Но вы сделали для него доброе дело. Так и должно быть. Я жму вашу руку, — и Ермилов действительно сжал руку Кошелева.

Вскоре он ушел.

Начал собираться и Климов. Кошелев вышел проводить его. У подъезда они остановились.

— Так зачем тебе нужен старик?

— Как зачем? — растерялся Кошелев. — Нет-нет, он мне не нужен. Просто тетка попросила. Она меня вырастила. Да и жалко человека.

— Ты молодец. Я бы так не смог. Ну, отец, мать, я понимаю. Обязанность, долг. А чужой старикан, да еще с очень большим приветом, — я бы не смог. Ты молодец.

— Да брось. Что вы все — доброта, молодец. Какую-то малость сделал, уже молодец. Я иначе не мог. Нужно ведь помогать друг другу.

— Нет, чего там, молодец. Просто так, бескорыстно — молодец, — и, махнув рукой, Климов ушел.

Старик лег на кровать, Кошелев на раскладушку. Старик быстро заснул. Кошелев заснуть не мог. Раскладушка скрипела, мешал яркий лунный свет. Чтобы спрятаться от него, Кошелев отодвинул раскладушку к двери. Но сна не было. Как же так: он здоровый человек, Кошелев, он труженик, а труженики спят богатырским сном. Но этот богатырский сон не приходил. А когда долго не можешь заснуть, чувствуешь, что ты стареешь. Ты давно вышел из возраста, в котором взрослеют, ты давно в возрасте, когда стареют. И взрослый возраст требует собственного взгляда на мир, на свою жизнь. И что же: как он живет? Приходится признать, что собственных взглядов у него нет. Так, только текучка, быт, получка, случайная книга — вялая жизнь. Ах, бессонница! И зачем-то заставляешь ты вспомнить детство, довоенное безоблачное детство, и Конька-Горбунка, и гуси-лебеди летят по небу, и сестрица Аленушка спасает несчастного своего братца, и вся семья цела, и отец, и мать, и брат Коля; и нет еще далекого Свердловска, и не клюют еще девочки семечки своей эвакуации, и не поют еще песню про цветочницу Анюту; и тетя Маша, ненаглядная тетя Маша, не считает еще тридцать восемь ремесленных его рублей; не вздыхает сосед-инвалид, не скрипит протезом, не выворачивает душу вздохом «не жисть, а жестянка». Вот что делает с человеком бессонница. Но, слава богу, есть в ночи такой момент, когда сон все-таки приходит. Эх-хе, с Тасей бы помириться. Сыну без отца нельзя. Он уже большой — восемь лет, в школу ходит. Очень понятливый растет, в отца пошел.

И только Кошелев почувствовал, что он сейчас заснет, как услышал скрип кровати. Он увидел, что старик сидит, обхватив острые колени и согнув горбатую костлявую спину. Луна выбелила его, старик вытягивал тощую шею, поворачивал к луне белое лицо. Глаза его были закрыты — старик спал. Вдруг Кошелев услышал, что старик плачет. Старик спал и плакал тоскливым плачем.

Жалость охватила Кошелева. До тошноты, до спазмов в горле жалость. Да, он сделает все, чтобы старику было у него хорошо. Он не злодей, Кошелев, он добрый человек. Это ложь, что люди друг для друга чужие, что каждый живет в своем мире и нет возможностей этим мирам сообщаться. Это ложь. Человек человеку всегда родственник, пусть очень дальний, но родственник, и это родство — в добре, которое люди делают друг другу.

И, успокоенный этими мыслями, Кошелев заснул.

А жизнь пошла дальше. Старик жил тихо, с соседями не ссорился, поджечь квартиру не пытался, ел то, что давали ему Кошелев и столовая. Деньги на него, как было обещано, присылали вовремя. Присылали из четырех мест по десяти рублей. Конечно, этого было мало.

Прошла весна, и пришло лето. Жаркое безоблачное лето. Утром старик гулял вдоль реки; днем, пережидая жару, он или спал, или сидел на скамейке в тени. Вечером снова гулял. Спать ложился рано.

Во дворе старика хорошо знали, и знали, что Кошелев для него человек чужой. Во дворе Кошелева хвалили за доброту. За простую человеческую доброту.

Да, жизнь потихоньку шла. Мир не без добрых людей — нашлись и у старика помощники. Мария Васильевна, соседка, стирала вещи старика, убирала комнату, иногда готовила еду. От платы всегда отказывалась. Что называется, от чистого сердца. Да, добрые люди всегда найдутся. И жизнь шла. Кошелев понемногу привыкал к старику. Это даже хорошо, что старик живет с ним, — все-таки живая душа в доме. Правда, собеседник он не ахти какой, но много ли человеку надо, когда он один, — было бы с кем повздыхать, видеть бы чье-то лицо. Так и шла жизнь. Медленно, неспешно, и все вперед и вперед.

В конце августа к Кошелеву зашла Тася, его жена. Обычно она приходит раз в месяц, в день получки, но сегодня она нужна Кошелеву, и он ее позвал. Тася это знает и настороженно ждет разговора. Последние дни ее отпуска. С первого сентября занятия — у нее третий класс. Ох, некрасивая у него жена. Неприбранная, нахохлившаяся. Волосы плохо расчесаны. Не любит Кошелев жену, совсем не любит. Полжизни с ней прожито, а остальное придется дохлебывать. И что же тут поделаешь?

— Ну, как живешь?

— Да как? Как все. Река, кино, Вадик. Ты нас совсем забыл. Мне, думаешь, легко с парнем управляться?

— Ничего, у тебя мать еще крепкая. Пусть с парнем возится. Меня небось готова сожрать.

— Ты на маму не греши, — сказала Тася и приготовилась всплакнуть. — Я верчусь, она вертится, разве со всем управишься?

— Но-но. Только без слез. Один парень, а вы там все вертитесь. Мамаша пустила дачников, вот и вертится. Сами-то во времянке живете?

— Во времянке. Но ты не подумай чего. Там удобнее. И воздух свежий. Ты не подумай.

— И не подумаю. Ее дом, пусть сдает. Ты-то сама куда-нибудь ходишь?

— Что ты, я не как другие. Это Зоя, подруга, говорит, что устала за лето. А я как посмотрю: сегодня у нее один Саша, а завтра Саша другой.

— Да-да, — поддакнул Кошелев и вздохнул. Скучная у него жена. И это всю жизнь жить — ох, завздыхаешь. — Ладно, я тебя по делу позвал, — строго сказал он.

И Тася снова насторожилась — матушкина закалка. Когда говорят о деле, жди подвоха. Насторожись! Ощетинь душу!

— Дело такое получается: завод закончил дом. Заявление я подал пять лет назад…

— Дадут? — выдохнула Тася.

— Дадут, успокойся. Так что сейчас не будем разводиться. Получим жилье, поживем, а там видно будет. Жалко парня.

— И правильно, — радостно сказала Тася. — Мы же столько прожили. Двенадцать лет. Куда нам расходиться? Курам на смех. И в заводе у тебя неприятности будут, да ведь? Общественность всегда против, когда семью разбивают. Общественность — это сила, да ведь?

— Да ведь, — усмехнулся Кошелев. — Общественность — сила.

— А сколько дадут? — вовсе оживилась Тася.

— Три комнаты.

— Не может быть. Ты шутишь, — и она погрозила пальчиком.

— Да, три комнаты, — вздохнул Кошелев. — Ты, я, Вадик, старик.

— А старик-то нам зачем?

— Ты брось, — сухо остановил ее Кошелев. — Старик нужен. Он без меня пропадет.

— Так он у нас навсегда?

— Не у нас, а у меня. Не знаю, там видно будет.

— Вот и правильно, — сразу успокоилась Тася. — А то мне все во дворе говорят, что ты добренький стал. Это хорошо, когда человек добренький.

— Все только говорят о доброте, — сказал Кошелев, — а никто пальцем не шелохнет. Только разговоры.

— Ты это правильно придумал, Гена, — похвалила жена. — Ты молодец. Очень правильно придумал.

Через неделю пришли месткомовцы. Осмотрели комнату, поговорили со стариком, унесли на лицах любовь к нему. На лицах они также унесли виноватость за свой молодой возраст. Люди сдержанные, они ничего не сказали, но было ясно, что Кошелеву дадут трехкомнатную квартиру. Им очень понравился старик. Им очень пришлась по душе бескорыстная доброта Кошелева.

А через месяц дом заселялся. И Кошелев въехал в свою новую квартиру. О, это была прекрасная квартира. Пол отливал желтизной на осеннем солнце. Умывальник и ванна слепили глаза. Чернели крылья газовой плиты. Прекрасная просторная квартира — тридцать три квадратных метра. Это без кухни и санузла. Теперь у Кошелева будет своя комната, что называется рабочий кабинет. Он давно мечтал об этом, и теперь его мечта сбудется. Пусть у него пока мало книг — он еще купит, он подпишется на все собрания, все стены он заставит книгами и все на свете прочитает.

На следующий день приехала жена с сыном. Сын бегал по пустым комнатам и громко кричал. Он смеялся и катался по полу. Жена не поднимала его — пол был чист. Старик сидел в углу будущего кабинета Кошелева и радостно улыбался суматохе.

Прошло еще две недели, и пришла осень, и полили дожди, и река вздулась. Старик сразу загрустил и перестал выходить на улицу. Целыми днями он сидел у кухонного окна и молчаливо смотрел на тоскливый дождь. И как-то вдруг Кошелев понял, что старику пришла пора ехать дальше. Он вспомнил адрес своей тети из Ряжска и написал ей. Шли дожди, дул холодный ветер с реки — приближалась зима, и приближалась пора ехать старику в другие места, в другие города, к другим дальним родственникам. Старик прожил полгода, и эти полгода прошли. Прошли весна и лето, и проходит осень. И так вся жизнь. Всю жизнь чего-то ждешь — летом зимы, зимой лета, и только осени не ждешь, только осенью понимаешь, что в этом году осень на год стала старше.