А Эльстер - Вниз и влево (СИ)

• Название: Вниз и влево (СИ)
• Автор: А Эльстер
• Издательство: СИ
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2016

Страшная сказка из параллельной реальности о том, как в начале XX века ученый-физик заключил контракт с демоном. Данное писание посвящается Индиане Джонсу, без которого мое детство было бы совсем другим. Также посвящается оно трем тоннам желтой прессы, бульварного фэнтези и подзаборных теорий, без которых оно бы, несомненно, не состоялось. Еще оно посвящается ряду лиц, коих я не решусь даже упоминать, дабы они не перевернулись в гробу. Конечно же, само оно относится к разряду подзаборной желтой бульварщины, о чем предупреждаю сразу. Это очевидно, но все-таки скажу: вся нижеследующая история является абсолютным вымыслом, не имеет никакого отношения к реальным лицам и историческим событиям, а все совпадения порождены больной фантазией автора. Она не содержит ни грамма пропаганды в пользу Сил Ночи, Сил Дня и любых других сил. Демонов не существует, летающих тарелок не бывает, и Деда Мороза тоже нет. Спасибо за возможное внимание.))

---

…Это характерно для замкнутых систем, лихорадочно думала Эльза, выкручивая руль. Количество вероятностей событий умножается, количество частей системы увеличивается, она разрастается, а ее управляемость падает. Чтобы скомпенсировать хаос и неупорядоченность, в нее приходится встраивать все новые «костыли». И уж совсем усложняется дело, когда ты изначально не имеешь о своей системе полной информации…

«Но… в третий раз! — вклинивалась другая мысль, — В третий раз решаться на дружбу после отречения..! Так, вообще, бывает?!»

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ (ЧАСТЬ II), в которой Тадеуш находит решение

…Тому назад с неделю Тадеуш очнулся, — и первое, что он понял, было: он именно пришел в себя, а не пробудился от сна. Он попытался открыть глаза. Удалось с трудом: голова раскалывалась, а левый глаз, кажется, заплыл. Где он находится, он сообразить с ходу не смог; то есть, находился он, конечно, в подземельях, но именно эту пещеру узнать не удавалось… хотя… ах, да. Конечно, он ее знал, просто теперь она превратилась в кабинет их главного по снабжению… которого звали только по прозвищу: Ткач. Обстановка была спартанская, но она сильно меняла облик… А вон и он: кажется, что-то пишет. Горит керосиновая лампа…

Тадеуш опять закрыл глаза. Память постепенно возвращалась. Сегодня… двадцать первое? Нет, этого не вычислить: кто знает, сколько он тут провалялся. Но он точно вспомнил, что дело было двадцатого. Тогда была драка.

Он вспомнил: их троица как раз возвращалась на базу, как в большой пещере перед лагерем они заметили толпу. Люди возбужденно гомонили. Приблизившись, Тадеуш и его товарищи увидели сцену, достойную средних веков.

…В кругу людей к каменному столбу была привязана девушка. Она смеялась, закатывала глаза, богохульствовала и выкрикивала бессмыслицу. У ног ее в беспорядке были свалены дрова, на которые уже плеснули бензин. Рядом стоял и ждал «инквизитор» с факелом. Второй по памяти читал: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают…», а еще трое держали под прицелами окружающих. Тадеуш с командой, выстроившись привычным образом, протиснулись через толпу — и тут «инквизитор» поднес свой факел к куче дров. Она полыхнула; огонь обнял дико закричавшую «ведьму», и в толпе тоже раздались крики.

Тадеуш бросился к «ведьме», хватая ее за руку. Теперь огонь не должен был ей вредить, но девушка кричала по-прежнему: двух секунд хватило, чтобы на теле ее возникли ожоги. Второй рукой он выхватил нож, перерезал веревки — и уже обеими руками подхватил обмякшее тело, вытаскивая его из костра.

Сзади уже вовсю шла драка. Он аккуратно положил «ведьму у стены, за камнем — и обернулся как раз вовремя. Нападавший выстрелил в упор; как всегда, это не причинило Тадеушу вреда. Он бросился вперед, выбивая из рук «инквизитора» автомат; в этот момент на него прыгнул сзади второй, валя его наземь. Первый тут же оказался рядом, — вцепился в медальон, что свесился на цепочке из ворота рубахи, и резко дернул, врезав при этом Тадеушу под дых. Это была ошибка: медальон сработал по назначению, задымившись в руке нападающего, — и тот с воплем его выронил. Впрочем, Тадеуш этого не увидел: тот, кто его свалил, умудрился вырваться из его хватки, и теперь раз за разом «угощал» его обрезком железной трубы, удары которой приходились, куда попало. Тадеуш собрал остатки сил в кулак, извернулся и схватил с пола медальон, умудрившись достать противника с ногой в челюсть. Тот отлетел, упал и больше не шевелился.

Крякнув, Тадеуш попытался подняться. Адреналин все еще глушил боль, но встать на ноги почему-то не вышло. Он огляделся, приподнявшись на локте. Стычка закончилась. Двое «инквизиторов» ушли, но двоих связали их же веревками, и толпа потащила их в лагерь. Товарищи Тадеуша, кажется, были в порядке, — по крайней мере, они на ногах держались. Над ним склонился Милош. Быстро оценив ситуацию, он взвалил Тадеуша на плечо и понес…

Последнее, что сохранила память, было их прибытие в лагерь. С него сняли рубаху, кто-то ощупал ребра, сказал: три сломано… потом было что-то про сотрясение мозга… а потом, наконец, нахлынула боль, и Тадеуш провалился в беспамятство.

…Понятно, заключил он. Кажется, святой отец был прав: в самом деле, медальон его хранил. Стоило остаться без него — и тут же пришлось вспомнить, каково это, когда у тебя нет никаких чудесных свойств. Даже не двигаясь, он чувствовал, как ноет тело.

Тадеуш снова открыл глаз — тот, что не заплыл. Человек за столом из ящиков явно не заметил, что его гость пришел в себя; он продолжал что-то писать, не поднимая головы. Тадеуш нечасто встречался с ним, но вот что было странно: каждый раз он ловил себя на ощущении вроде дежа-вю. И еще: почему-то Милош тоже начал казаться кем-то смутно знакомым, — хотя раньше он искренне уверил Эльзу, что впервые его встретил в день покушения. Нет, кажется, он все же видел его — когда-то… может быть, очень давно. Но Тадеуш никак не мог вспомнить, как и когда это было, и правда ли это была вообще, — хотя память на лица у него была отличная. К тому же, у него была очень развито некое «шестое чувство» — он лучше запоминал общие ощущения от людей, чем их внешность.

И вот сейчас… когда он открыл глаза, лежа на низком топчане из ящиков, а этот человек сидел, склонившись над бумагами, и пламя керосинки дрожало, бросая отсветы… Тадеуш, вдруг вспомнил и это лицо, и позабытый образ этого человека целиком — словно ожил отпечаток, некогда оставленный в его сознании. Сам себе удивляясь, он произнес:

— Отец?..

Тот замер на мгновение, но поднял на Тадеуша совершенно спокойный взгляд. Лодзянский настолько часто в разных вариациях представлял себе этот момент, что уже пережил заочно все возможные исходы и был готов к неизвестному.

— Да, Тадеуш. Я велел принести тебя сюда, потому что тебе того и гляди проломят голову во сне.

Тадеуш попытался вскочить, но Лодзянский быстро подошел и удержал его.

— Обниматься будем после, а то придется обнимать тебя вместе с этими ящиками. Что так смотришь? Я это, я. Да, я не умер, когда ты был маленьким — хоть тебя и уверяли в обратном.

— А мама…

— Мать — единственная, кто знает… из гражданских.

В «комнату» неслышно вошел Милош. Тадеуш перевел на него взгляд:

— А… Милош?..

— А Милош Ковалевский — твой родной дядя. Брат твоей матери. Он тоже замечал, что ты раздумываешь, где ты его видел. И, раз уж ты нас узнал и все равно об остальном спросишь, скажу тебе сразу: я не знаю, будешь ли ты рад, что меня встретил. Я за тобой наблюдал и понял: у тебя… строгие принципы. Ты прав, по большому счету, а у нас вся жизнь состояла из выбора между плохим и плохим.

Тадеуш улыбнулся здоровой половиной лица:

— Вот еще! Хватит стращать. Лучше просто расскажи.

— Хм… Ну, начну с того, что оба мы — бандиты с большой дороги, как говорится. Вернее, были ими… Да, когда-то мы с твоим дядей славились среди контрабандистов. Мы тогда еще сдружились, — а потом я увидел его сестру, ну и… понял, кто станет твоей мамой. Поселил ее в домике в тихом месте, думал даже завязать, отойти от дел — но не успел. Взяли нас. Легавые, имею я в виду… И, поверь, ни я, ни Милош смерти не боялись — но они, сволочи, прознали, где живет твоя мать… а она как раз тобой была уже беременна. Короче, наплевали мы оба на бандитскую честь и согласились на сотрудничество. Стали против бывших подельников работать втихую. Самое презренное дело среди бандитов. Как тебе это? — Лодзянский придвинул к топчану Тадеуша ящик, уселся и теперь смотрел с легким любопытством.

— Да никак, — ответил Тадеуш, — Я тоже плевать хотел на бандитскую честь.

Милош хохотнул.

— Ага, — продолжал Лодзянский, — Ну что ж, слушай дальше. Перекантовались мы некоторое время внештатными агентами, — а потом так у нас пошло дело, что там, у легавых наверху, кто-то сообразил: слишком уж мы хороши, чтобы внештатными прозябать. Своей блестящей карьерой я тебя утомлять не буду, скажу только, что закончил я не последним лицом германского направления внешней разведки Польши. Милош был у меня в диверсионной группе.

— Так… — вспомнил Тадеуш, — И почему ваши диверсии повернулись против эльзиного деда… барона фон Лейденбергера, то есть?

— А-а…Да потому, что барон и его друзья сильно уж расхозяйничались на польской территории. Оружие они у нас делали, и местные промышленники их покрывали, и не только промышленники… коллаборанты хреновы. Там сложное вышло дело, Тадеуш. И еще сильнее оно осложнялось тем, что ты перешел дорожку Отто Штальбергу… помнишь такого? Баронский адъютант. Жуткий тип, знаешь ли, — но я бы многого не пожалел, чтобы заполучить такого подчиненного. Так вот: очень уж ты ему намозолил глаза. Сначала ты Эльзу свою искал, — а барону с чего-то пришла мысль ее прятать, и Отто всюду расставил своих людей, чтобы следить: кто же ею интересоваться будет-то. А это аккурат ты и оказался. Но это бы еще полбеды; по-настоящему плохо стало, когда ты вляпался в историю с покушением. Да, сначала мы пытались достать барона, действуя «в лоб», — еще до того, как поняли, что не справимся. Ты умудрился уйти в тот день от моего наружного наблюдения — и вдруг возьми да вылези прямо посреди перестрелки! Милош не сплоховал: утащил тебя оттуда. Но с тех пор ты для Отто стал врагом навроде нас. Сам понимаешь, как мне пришлось постараться, чтобы выкрутиться.