Ростислав Марченко - Гадюкинский мост

• Название: Гадюкинский мост
• Автор: Ростислав Марченко
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-100731-7

Командир парашютно-десантного взвода лейтенант Александр Суровов, провалившийся вместе с подчиненными в 1941 год в результате неизвестного науке феномена, не склонен предаваться рефлексиям. Хотя Александр неглуп, самолюбив и жаждет отличиться, он не только не рвется во встречном бою наголову разгромить танковую группу генерал-полковника Эриха Гёпнера, но даже не готов замахнуться на любой из его танковых батальонов. Все, что ему нужно под гнетом сложившихся обстоятельств, – максимум сутки оборонять брод и железнодорожный мост через реку Чернянка в районе деревни Гадюкино, не допуская переправы там войск противника, и после выполнения данной задачи оторваться от них, очень желательно не оставив в трофеях врага никаких хайтеков из будущего.

Хотя на первый взгляд стоящая перед Александром задача и кажется довольно простой, враг имеет привычку создавать множество неожиданных проблем…

---

При взгляде на кислую особистскую морду с написанной на лбу самоуверенностью оставалось только мысленно подтвердить, как будут развиваться события, начни я действовать по первоначальному плану. «Фашистские диверсанты» с дурацкой легендой вполне укладываются в воображении у таких людей, а вот «путешественники во времени» – вряд ли. И ладно бы дело ограничивалось только данным товарищем, я прикинул, как бы отреагировал, доложи мне по телефону о прибытии группы военных из 2100-х годов, – и ситуация окончательно окрасилась чёрными красками. Представься я таким образом – первой же реакцией будет разоружение гостей из будущего, просто на всякий случай и для прикрытия задницы. Веры с откровенным разговором без разоружения просто не получится. С вышестоящим командованием по телефону – во всяком случае, точно. А разоружать свое подразделение я никому не дам. Здесь и сейчас во всяком случае.

Живой и невредимый Владимир Владиславович Заруцкий, стоявший передо мной, намекал о реальности и лагеря военнопленных, в котором он погиб, изо всех сил, и разделить с доктором пребывание в этом лагере мне сильно не хотелось. Строки романа «Живые и мёртвые» Симонова, как, впрочем, и кадры фильма, когда разоруженные бойцы бросают камни в немецкие танки, всплыли из памяти и встали перед глазами. Ещё тогда сразу подумалось – толку-то от того, что майор-пограничник разделил судьбу по его вине погибших безоружными бойцов. Погибших это могло разве что утешить.

У меня же все обстояло гораздо суровее, последствия захвата немцами неповрежденных БМД мне даже представить было страшно, и стояла между машинами разоруженного взвода и этим захватом только адекватность стоящего передо мной представителя ОО НКВД[6] и прочего руководства части. Уверенности в этом у меня, после первого же взгляда на него, стало решительно не хватать, а я еще других никого не видел. А значит, надо срочно менять план и действовать по иному варианту. И я даже знаю, как, тем более что развернуться и уехать после взгляда в глаза Заруцкого и рукопожатия с ним у меня не хватит совести.

– Командир 104-й отдельной специальной танковой роты лейтенант Суровов, вышел с территории Прибалтики из окружения. Все остальное, товарищи, извините, полностью засекречено, вплоть до спецобмундирования. Простите за невежливость, товарищ военврач, но время не ждет! На фронте прорыв, немцы в десяти километрах, госпиталь подлежит немедленной эвакуации.

– Почему мы про это ничего не знаем? – ожидаемо насторожился контрразведчик.

Предварительный план полетел к чертям, приходилось импровизировать на ходу. На данном этапе мне нужно было решить две задачи.

Первое. Выйти на контакт с представителями государства из лиц, имеющих максимум полномочий, и только после этого предъявлять доказательства появления из будущего, в цейтноте немецкого наступления, пока их не потрогают рукам, мне никто не поверит. В такого рода новости никто на слово не поверит, пока доказательства руками не пощупает. Соответственно мне нужен был выход прямо на армейский или фронтовой штаб или, как минимум, на командира дивизии, способного нас туда представить без лишних расспросов, дабы никто не решил, что он рехнулся или совершил предательство, таща под прикрытием безумной утки к штабу армии вражеских диверсантов.

Второе. Под влиянием момента я решил спасти жизни встреченных мне людей. Я не знал, природный ли феномен был виноват в моем переносе, или постарался чей-то разум, но внезапно я не захотел, чтобы коровинские школьники столько лет ухаживали за братской могилой. Тем более что выполнение данных задач вполне можно было совместить. Спасение госпиталя было бы вполне веским доказательством нашей лояльности и гарантировало повышенное внимание к его спасителям.

Оборотной стороной данного решения было вступление в бой. Но я небезосновательно считал себя хорошим профессиональным солдатом, какими являлись и мои подчиненные, и полагал, что каждый человек, принявший присяг, знает, чем это может обернуться. Что же касается противника, то немцы на их чахлых «Панцерах» II, III и IV, не говоря уж о «Чехах» типа того, что я видел в Москве, при всем желании не могли составить конкуренцию такой могучей боевой машине, как БМД-4М. Даже не будь у меня в машинах и КамАЗах Петренко нескольких десятков «Арканов», на немецкие жестянки 100-миллиметровых осколочно-фугасных снарядов хватило бы с лихвой, а тех, что от них уцелели – добили бы тридцатки. В принципе с танковым полком у меня были шансы, с батальоном мне могло бы и не повезти, но любую немецкую танковую роту я мог бы размазать в один присест. Пехоту фашистов с ее маузерами в расчет можно было не принимать вообще, семьдесят лет технического развития – это совсем не шутка!

Но сейчас требовалось решить вопрос с эвакуацией госпиталя, пока не стало слишком поздно, и как было бы идеальным эвакуироваться вместе с ним.

– Потому что у вас собственных разведподразделений нет, возможно, про вас забыли, а еще возможно, что наверху про немецкое продвижение в данном направлении еще не знают, товарищ лейтенант! Леса вокруг, а доты в Себежском УРе[7] бегать, закрывая прорывы, по ним не умеют. – С особистом я держался подчеркнуто сухо и независимо. Этой публике вообще нельзя давать себе на шею садиться, сейчас в особенности. Никогда не любил этот контингент, с тех самых времен, когда дядя Сережа за автоматные патроны мне уши крутил. А потом ещё и отцу накапал, чтобы он меня, как следует, ремнём выдрал. – Судя по тому, что вы ничего не знаете, наиболее вероятно, что штаб армии потерял управление частью соединений и не имеет достаточно достоверных данных о ситуации на нашем участке фронта. Прошу информацию ему об этом довести и требовать эвакуации. Я со своими людьми, ради ваших раненых, ее прикрою.

– Товарищ лейтенант, можно посмотреть на ваши документы? – Хотя особист, возможно, мне и поверил, но я бы удивился, если такой вопрос мне не был бы задан.

– Нельзя, ничего интересного вы там не увидите. – Я стал невежлив и груб. – Дело в том, товарищ лейтенант, что меня тут сейчас нет. Я вам только мерещусь. Ни меня, ни моих машин, ни техники, ни нашего экспериментального обмундирования, вооружения и снаряжения вы, товарищи, на самом деле не видите. Все, что от вас требуется, это донести руководству о немцах в десяти-двадцати километрах и получить добро на эвакуацию госпиталя, а также доложить наверх, что 104-я отдельная специальная танковая рота Суровова вышла с территории Прибалтики из окружения и требует немедленной эвакуации своей совершенно секретной техники, во избежание ее захвата противником. Требуется либо восемь платформ в железнодорожном составе на станции Борисово, либо маршрут и сопровождение до другой точки эвакуации. Горючим располагаю, техника боеготова, боеприпасов для имеющейся техники с избытком.

От такой наглости непонятно кто растерялся больше – особист, не привыкший к такому пренебрежению, или интеллигентный доктор Заруцкий. Меня несло, самопроизводство в командиры роты казалось естественным. Решить наши проблемы могла только хуцпа[8].

– Рота встанет в заслон у Гадюкинского моста. Делайте, что хотите, товарищ военврач, – напрягшийся особист бросил взгляд на стоявшего в паре шагов политрука, – но чтобы к ночи госпиталь был на станции и максимум к утру был поезд. Автотранспорта, думаю, вам не предоставят. Иначе угробите и себя, и всех своих людей.

Далее требовалось заткнуть контрразведчика, что я и сделал, нагло ткнув ему пальцем в грудь.

– И вас это тоже касается, товарищ лейтенант. Если вы сейчас не начнете эвакуацию людей, к ночи я умываю руки. Умирать на высотах и рисковать сдачей противнику совершенно секретной техники я в таком случае не буду. Заслон просто снимется, максимум с наступлением темноты. Коли к вечеру будете на станции ожидать эшелон – до утра прикроем. Нет – уходим и следуем мимо. Наша техника и вооружение не имеют права попасть в руки немца ни при каких обстоятельствах. Я ради вас головой рискую – к стенке поставят как здрасте. Вы меня поняли?

– Да… – растерялся особист. Начальник госпиталя выглядел не менее удивленным.

Продолжив, я обратился к нему:

– Товарищ военврач второго ранга, хотел бы попросить, как начнете эвакуацию отправьте ко мне офицера связи[9], держать нас в курсе дела. Опять же решение штаба армии по эвакуации моей матчасти тоже довести надо. Эвакуируйте раненых, не тяните, какая бы у меня техника не была совершенная – я не бог и десяток километров даже толком наблюдать не могу. Вся надежда, что немцы по шаблону сунутся к мосту, а я их там умою. А вы спасайте людей, не дайте им сгинуть напрасно. Я только ради вас тут остался, а не в тыл пилю на всех парах.

Реально расчувствовавшись от тяжести ситуации и главное – минимальных возможностей на нее повлиять, я махнул рукой и закончил разговор, глядя на людей, погибших за пятьдесят лет до моего рождения.