Робин Хобб - Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник)

• Название: Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник)
• Автор: Робин Хобб
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-389-12653-4

Фитц – незаконнорожденный сын наследного принца. Воспитанный слугами, он вырос в темных коридорах королевского замка, не зная ни почета, ни славы. Его ждала дорога убийцы, верно и преданно исполняющего приказы своего короля, а также участь человека, способного своими, может, не очень значительными поступками сдвигать мировые колеса и приводить в движение силы, недоступные пониманию простых людей… Но на то он и Фитц Чивэл Видящий!

---

– Ах ты, проклятая вероломная мускусная кошка! Разве я не говорил тебе, чтобы ты сидела дома и присматривала за обмакиванием? А ты торчишь на берегу и роешься в дерьме, сало же в горшке уже застыло. Они там в замке захотят еще свечей сегодня ночью, и что я им продам?

– Те три дюжины, которые я сделала утром. Это было все, что ты мне оставил, ты, старый пьяница! – Молли вскочила на ноги и храбро встала перед ним, хотя глаза ее были полны слез. – Что я должна была делать? Сжечь все дрова, чтобы держать сало мягким до тех пор, пока ты не притащишь наконец фитили? Чтобы тогда нам нечем было разогреть котел?

Человек покачнулся под очередным порывом ветра. До нас донесся его запах. Пот и пиво, – сообщил мне Востронос. На мгновение пьяный, казалось, смутился, но затем боль в голове и переполненном пивом желудке снова ожесточила его. Он резко наклонился и схватил побелевшую ветку плавника.

– Ты не будешь так со мной разговаривать, ты, дикая тварь! Торчишь тут с нищими мальчишками, делаешь Эль знает что! Держу пари, что снова воровала в коптильне и позорила меня! Попробуй только убежать – и получишь вдвое, когда я тебя поймаю.

Она, должно быть, поверила ему, потому что лишь сжалась, когда он двинулся к ней, и подняла тонкие руки, чтобы защитить голову, но потом передумала и спрятала только лицо. Я стоял, оцепенев от ужаса, а Востронос, которому передался мой страх, визжал и даже сделал лужицу у моих ног. Я услышал свист, когда дубинка опустилась. Сердце мое бешено заколотилось, и я отпихнул пьяного. Каким-то странным образом сила, переполнявшая меня, вылетела наружу из моего живота.

Обидчик Молли упал, как и человек с бочонком накануне. Но он не вскочил, а схватился за живот, его палка, никому не причинив вреда, отлетела в сторону. Он упал на песок, дернулся, так что судорога свела все его тело, и затих.

Мгновением позже Молли открыла глаза, все еще дрожа в ожидании удара, и увидела своего обидчика, скорчившегося на каменистом берегу. Потрясение стерло с ее лица все прочие чувства. Она бросилась к упавшему.

– Папа, папа, что с тобой? Пожалуйста, не умирай! Прости, что я была такой гадкой девчонкой! Не умирай, я буду хорошей, обещаю, что буду хорошей.

Не обращая внимания на царапины, она упала на колени рядом с ним и повернула его голову, чтобы он не лежал лицом в песке, а потом тщетно попыталась его посадить.

– Он хотел убить тебя, – сказал я ей, стараясь осмыслить происходящее.

– Нет. Он меня слегка поколачивает, когда я бываю плохой, но он никогда не убил бы меня. А когда он трезвый и не больной, он плачет из-за этого и просит меня не быть плохой и не сердить его. Мне надо было лучше стараться не сердить его. Ой, Новичок, кажется, он умер!

Я и сам боялся чего-то подобного, но через несколько мгновений отец Молли издал ужасный стон и открыл глаза. Как бы то ни было, припадок, сваливший его, по-видимому, прошел. Еще не совсем придя в себя, он принял самообвинения и заботу Молли и даже мои вынужденные попытки помочь. Он оперся на нас обоих, и мы повели его по неровному каменистому пляжу. Востронос не отставал, он то принимался лаять, то наматывал круги вокруг нас. Люди на улицах не обращали на нас никакого внимания. Судя по всему, никто из них не видел ничего необычного в том, что Молли ведет домой своего отца.

Я проводил их до самых дверей маленькой свечной мастерской, Молли, всхлипывая, всю дорогу бормотала извинения. Я оставил их там, и мы с Востроносом нашли дорогу обратно вверх по кривым улицам и холмистой дороге к крепости, пребывая в глубочайшем удивлении, которое произвели на нас человеческие нравы.

Раз обнаружив город и нищую ребятню, я стал навещать их впоследствии каждый день. Днем Баррич был занят своими делами, а вечерами он пил и развлекался на празднике Весны. Он мало обращал внимания на мои приходы и уходы, если только вовремя находил меня на маленьком матрасике перед очагом. По правде говоря, думаю, он слабо представлял, что со мной делать, и считал вполне достаточным сытно накормить меня и следить, чтобы ночи я проводил в помещении, где со мной ничего не случится.

Времена для него настали нелегкие. Будучи человеком Чивэла, что он мог ожидать теперь, когда его хозяин отрекся от своего высокого положения? Вероятно, именно это не давало покоя Барричу. Это да еще больная нога. Несмотря на умение делать припарки и перевязки, он, видимо, не мог лечить себя так же хорошо, как обычно исцелял животных. Один или два раза я видел ногу разбинтованной, и меня передергивало от зрелища рваной раны, которая никак не хотела заживать, по-прежнему нарывала и гноилась. Сперва Баррич заковыристо ругался и мрачно сжимал зубы каждый вечер, когда чистил и перебинтовывал ее, но, по мере того как шли дни, его стало охватывать бессильное отчаяние. Постепенно ему удалось заставить рану закрыться, но грубый шрам обвивал ногу, и Баррич продолжал хромать. Что же удивляться, что он уделял не так уж много внимания маленькому бастарду, оставленному на его попечение. И я, предоставленный сам себе, бегал повсюду, как могут только маленькие дети, на меня почти не обращали внимания. К окончанию праздника Весны стражники у ворот крепости привыкли к моим ежедневным приходам и уходам. Они, вероятно, считали меня посыльным, потому что в замке было очень много таких, не намного старше меня. Я научился ранним утром таскать из кухни достаточное количество еды, чтобы мы с Востроносом могли как следует позавтракать. А обгоревшие крошки у булочников, моллюски и водоросли на пляже, копченая рыба из оставленных без присмотра коптилен – это составляло значительную часть моих дневных дел.

Молли Расквашенный Нос всегда была рядом со мной. После того случая мне редко доводилось видеть, чтобы отец бил ее: часто он был настолько пьян, что не мог отыскать ее, а если все же находил – был неспособен выполнить угрозы. Я почти не задумывался, как мне удалось оттолкнуть его в тот раз. Молли, к моему облегчению, так и не поняла, что я был к тому причастен.

Город стал для меня целым миром, а крепость – местом, куда я шел спать. Было лето, замечательное время в портовом городе. В каком бы месте Баккипа я ни оказывался, там обязательно что-то происходило. На плоских речных баржах, ведомых потными речниками, по Оленьей реке приходили товары из Внутренних герцогств. Эти матросы со знанием дела говорили о банках, вехах и отмелях, о подъемах и спадах воды в реке. Они перевозили грузы вверх по течению, в городские склады и лавки, а потом снова вниз, к трюмам морских кораблей. Мореходы презрительно насмехались над речниками и их материковыми обычаями. Они говорили о приливах, штормах и ночах, когда даже звезды не появлялись на небе, чтобы указывать им путь. У причалов Баккипа швартовались и рыбаки, они были самыми дружелюбными из матросов – по крайней мере, когда возвращались с хорошим уловом.

Керри растолковал мне премудрости жизни причалов и таверн и рассказал, как быстроногий мальчик может заработать три или даже пять пенсов в день, бегая по поручениям по крутым улочкам города. Нам хватало ловкости и дерзости даже для того, чтобы перехватывать заказы из-под носа у ребят постарше, которые просили целых два пенса за выполнение одного поручения. Не думаю, что когда-либо еще в жизни я был таким смелым. Закрыв глаза, я чувствую запах этих прекрасных дней. Пакля, смола и свежая стружка с сухих доков, где корабельные плотники орудовали молотками и стругами. Крепкий запах свежей рыбы и ядовитая вонь улова, который слишком долго пролежал на солнце в жаркий день. Кипы шерсти добавляли налет к запаху дубовых бочек с хмельным бренди Песчаных пределов. И все эти запахи смешивались с ветром с залива, приправленным солью и йодом. Востронос предлагал моему вниманию все, что вынюхивал, и его тонкие чувства заглушали мои, более грубые.

Керри и меня посылали отыскать штурмана, который ушел попрощаться с женой, или отнести образцы специй к хозяину магазина. Нас могли отправить предупредить команду, что какой-то болван неправильно привязал концы и прилив вот-вот сорвет корабль. Но я больше всего любил поручения, которые приводили нас в таверны. Там усердно работали языки заядлых рассказчиков. Они готовы были поведать любому о путешествиях, открытиях, моряках, с честью прошедших через ужасные бури, и о глупых капитанах, топивших корабли вместе со всей командой. Многое из всего этого я знал наизусть, но больше всего я любил слушать не профессиональных рассказчиков, а самих моряков. Не истории, рассчитанные на всеобщее восхищение, а деловые сообщения или предупреждения, которые передавались от команды к команде за бутылкой бренди и буханкой желтого кукурузного хлеба.

Они говорили об уловах, о сетях, таких полных, что корабль почти тонул, или об удивительных рыбах и диковинных тварях, которых можно увидеть, только когда корабль пересекает дорожку света от полной луны. Были рассказы о поселках, разграбленных островитянами и на берегу, и на дальних островах нашего герцогства. Рассказы о пиратах, морских сражениях и кораблях, захваченных благодаря предательству кого-нибудь из членов команды. Самыми захватывающими были истории о пиратах красных кораблей, которые нападали не только на наши суда и города, но и на других островитян, вышедших в море. Некоторые смеялись при упоминании кораблей с красными килями и издевались над теми, кто говорил, что некоторые пираты нападают даже на собратьев по разбою.