Борис Федоров - Царь Иоанн Грозный

• Название: Царь Иоанн Грозный
• Автор: Борис Федоров
• Издательство: Новая книга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-8474-0204-Х, 5-8474-0231-7

Многовековой спор ведётся вокруг событий царствования Иоанна IV. Прозвище «Грозный» — то есть страшный для иноверцев, врагов и ненавистников России — получил он от современников.

Даровитый, истинно верующий, один из самых образованных людей своего времени, он по необходимости принял на себя неблагодарную работу правителя земли Русской и, как хирург, отсекал от Руси гниющие, бесполезные члены. Иоанн не обольщался в оценке современниками (и потомками) своего служения, говоря, что заплатят ему злом за добро и ненавистью за любовь.

Но народ верно понял своего царя и свято чтил его память. Вплоть до самой революции и разгрома кремлёвских соборов к могиле Грозного приходили люди, служили панихиды, веруя, что это привлечёт помощь в дела, требующие справедливого суда.

---

   — Он великодушно переносит бедствие, — проронил Алексей.

   — Нет, я не могу этого так оставить, — сказал Даниил. — Я поспешу в Москву, паду к ногам Иоанна, покажу ему раны, которые понёс за него в полях казанских, в степях ногайских, и когда первый я вторгся в Крым и заставил трепетать имени Иоаннова там, где русская сабля ещё не обагрялась кровью неверных! Я сниму золотые с груди моей и буду просить одной награды — оправдания невинному старцу; или разделю с ним жребий его, или царь с него снимет опалу...

   — Успокойся! — сказал Курбский. — Иоанн вспомнит Адашевых. Обратимся к самой Анастасии для защиты Турова. Усыпим зависть братьев её дарами от корыстей ливонских. Ещё есть надежда.

ГЛАВА V Великодушный пленник

Крепкий Феллин был оградою Ливонии: Адашев обдумывал средства овладеть им. Между тем в русский стан дошёл слух, что Фюрстенберг для охраны военной казны и запасов хотел отправить их в Гапсаль, лежащий у моря. По совету Алексея Адашева, воеводы разделили войско. Одна часть полков с воеводою Барбашиным должна была обойти Феллин и преградить путь Фюрстенбергу; другая, сильнейшая, пошла вдоль берега глубокого Эмбаха, а по волнам на судах потянулись тяжёлые картауны[11], грозящие Феллину.

Барбашин спешил, невдалеке уже чернели городские башни Эрмиса; июльское солнце палило, пар подымался с хребтов усталых коней. Между тем в Эрмисе ландмаршал Филипп Бель с немногими, но храбрейшими рейтарами и черноголовыми витязями нетерпеливо ожидал случая к победе — и, сведав, что русское войско показалось на поле перед Эрмисом, налетел на передовые отряды. Стражи ударили тревогу; но Бель, опрокинув их, вторгся в середину войска — и загремела отчаянная битва. Далеко слышались треск оружий и крики сражающихся. Вожатые ополчения Алексея Адашева поспешили из-за леса на шум битвы, и воевода, быстро обойдя неприятелей, окружил, стеснил изумлённого Беля. Сколько ни порывался храбрый ландмаршал, разя и отражая, сколько ни отбивались шварценгейнтеры, закрываясь щитами, отличёнными головою Мавра, но щиты их разлетелись в куски, чёрные брони иссечены, голубое знамя растерзано. В русских полках раздался клик победы, и Бель по трупам своих и россиян, вырвавшись из сомкнутых рядов, понёсся к городу на быстром коне; но за ним ринулись русские всадники. Его настиг сильный Непея, слуга Алексея Адашева, и, богатырскою рукою удержав его коня, взял в плен знаменитейшего мужа Ливонии.

Перед Феллином сошлись все воеводы торжествовать победу. Повелели представить пленника. Появившись перед собранием русских вождей, благородный старец приветствовал их, но не с робостию, а с величием витязя доблестного; пожал руку простодушного Непеи и с весёлым лицом сказал:

   — Старость немощная должна уступить бодрой юности!..

   — Но для чего ты осмелился напасть на полки многочисленные? — спрашивали его воеводы.

   — Победители знают, что сила не в числе, но в мужестве воинов, — отвечал Бель. — Вы сражались для добычи, а я за отчизну!

Вожди были изумлены храбростью Беля. Курбский подошёл и обнял его. Окружённый вождями, Бель не столько казался пленником, сколько военачальником, равным им.

   — Скажи ему, князь, — сказал Мстиславский Шуйскому, — что у нас тяжело быть в плену и чтобы он поберёг весёлость свою.

   — Воевода! — отвечал Бель. — Случай сделал меня пленником, но весёлость — дочь спокойствия и мать терпения; дозволь же не разлучаться мне с таким прекрасным семейством.

Прошло несколько дней, и воеводы, желая насладиться беседой мудрого Беля, пригласили его к пиршеству.

Старец сидел за столом между Курбским и Алексеем Адашевым. Мальвазия лилась в немецкие драгоценные кубки, и золотая неволя[12] переходила из рук в руки.

Бель отказывался от кубка, но сам Мстиславский сказал ему:

   — Мы отдаём честь твоей храбрости в битве; не нужно быть робким и в пиршестве. Это мой походный дедовский кубок, и на нём надпись: «Неволюшка, неволя, добрая доля. Пей, не робей!».

   — Пей! — повторили воеводы и пожелали Ливонии прочного мира.

Бель выпил.

   — Так! — сказал он. — Ваше мужество водворит мир в Ливонии; но следами его будут пустые поля, развалины городов, могилы детей наших!.. Не того ожидали отцы наши. Было время, когда Ливония не страшилась врагов. Сильные верою торжествовали над силой. Твёрдые в добродетелях умели защищать отчизну и умирать за неё. Господь был за нас. Хвалимся славным преданием: в битве кровавой с воинством Витовта пал орденский магистр Волквин, избрали другого, и тот пал! Ещё избрали, но, сменяясь один за другим, ещё четыре орденские магистра легли за отчизну. И наши отцы были достойны столь славных предков.

Но когда мы отступили от благочестия и забыли веру отцов, Бог обличил нас гневом своим. Прародители воздвигли нам твёрдые грады, вы живете в них! Они развели нам сады плодоносные, вы наслаждаетесь ими. Но что говорю о вас? Ваше право — право меча; а другие, коварно лаская нас, обещая нам помощь, захватывают достояние наше. Несчастная отчизна моя, ты гибнешь и от врагов, и от мнимых друзей!.. Оковы...

Слёзы помешали говорить ему.

   — Оковы бременят меченосцев! — продолжал он. — Но не думайте, что превозмогли нас храбростию: нет! Бог за преступления предал нас в руки ваши. Но благодарю Бога, — сказал Бель, отёрши слёзы, — благодарю, я стражду за любимое отечество!

   — Ещё имеет Ливония мужей доблестных, — говорил князь Шуйский. — Найдётся не один Тиль.

   — Не много подобных ему! — отвечал Бель. — Тиль убеждал граждан жертвовать богатством для спасения отечества. Наша драгоценность — мечи; спасём ими родину. Пожертвуем золотом, найдём и помощь и войска умножим. Не отвечали на призыв его и не дали золота.

   — Но шесть лет сражались как рыцари, — сказал Шуйский.

   — Великодушие крепче силы — и Дерпт тебе сдался, — отвечал Бель.

   — Я слышал, — продолжал Шуйский, — что когда оставалось печатью скрепить договор — старик Тиль ещё раз вызывал, кто хочет идти с ним — умереть за родину?

   — Так! — сказал Бель. — Но в Дерпте много буйных Тонненбергов, а Тиль был один.

Беседуя с Мстиславским, Курбский не вслушался в его слова.

   — Люблю вашего Паденорма! — сказал Шуйский. — Мы разрушили стены, сбили башни — он не сдавался; мы овладели городом, а он всё ещё отбивался и не сдался. Почитая доблесть, я дозволил ему выйти с честью с его витязями.

   — Я видел его, — сказал Курбский, — израненный, покрытый пылью и кровью, он выходил из города, от утомления опираясь на двух рыцарей. Чёрные волосы его разметались по броне; один из рыцарей, поддерживая его, нёс его шлем, другой — щит.

   — Счастливее его был ваш Андрей Кошкаров, — сказал Бель. — С горстью воинов он отразил от Лаиса всё ополчение нашего Кетлера.

   — Есть ещё у нас витязи! — воскликнул Шуйский. — Даниил Адашев на Крымской земле, сам построив лодки, взял два турецких корабля; корабли оставил, пленных помиловал, а чтоб не кормить даром, отослал к турецким пашам в Очаков. А Курбский наш с братом Романом в воротах Казани, с двумястами воинов остановил десять тысяч татар!

   — Хвала храбрым! — раздался крик пирующих. — Наполняйте кубки.

   — Кубки знакомые, — заметил Бель, — они стучали на столах нашего Гольдштерна и заглушали стон вассалов его.

   — Да, — проговорил Курбский, — не помогло богатство Голдштерну. Цепь золотая в полпуда блистала на нём, но в нём — золотника мужества не было.

Курбский, извещая Иоанна о победах, писал к нему о милосердии к Турову; к добродетельной Анастасии о заступлении за друга его. Но в тот самый час, когда оканчивал он письмо, свершилось бедствие неожиданное. Нетерпеливо ожидал Курбский ответа, ещё нетерпеливей Адашевы, готовясь на решительный приступ к Феллину. Вдруг поразила всех громовая весть, что Россия осиротела царицею, что Анастасии не стало...

ГЛАВА VI Клевета

Уже две недели не умолкала гроза войны перед Феллином. Гранитные ядра, раздробляя камни, врезались в твёрдые стены. Долго стоял оплот Феллина; наконец, с разных сторон пробитый ударами, рассыпался и открыл путь воинству русскому; но ещё за рвами глубокими возвышались на крутизнах три крепости, и с древних башен, и с зубчатых стен, и с валов, поросших мохом, зияли ряды медных жерл, готовых встретить адом смелых противников. Там был и сам магистр с наёмниками, служившими за ливонское золото. Там были собраны сокровища рыцарей.

В это время из Псковопечерской обители прибыл в русский стан священник Феоктист.

   — Бьёт челом воеводам ваш богомолец игумен Корнилий и прислал к вам со мною благословенные хлебы и святую воду, — говорил он князьям и боярам.