Аноним Эйта - Васка да Ковь (СИ)

• Название: Васка да Ковь (СИ)
• Автор: Аноним Эйта
• Издательство: СИ
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2016

Кто в здравом уме наймет рыжего рыцаря, продавшего турнирный доспех, и магичку, с трудом контролирующую свою силу и темперамент? Ни один нормальный человек не решится. А нелюдь? ЧЕРНОВИК.

---

— Так в том-то и дело! Два у нас барона, одинаковых с лица. Молодцы, удальцы… жеребцы. Вот кто-то из них и убил. Наверное. А еще кто-то из них — мой отец. Я смерти-то не помню. Мамкино лицо помню, сестер… а смерть свою…

Васка вышел в коридор и осторожно прикрыл дверь, не желая слушать историю Кирочки еще раз.

Он почти не сомневался, что Ковь рассказ зацепит, такого рода случаи всегда приводили ее в ярость, хотя Васка не видел в них ничего особо необычного и возмутительного.

История русалочки была банальна и стара как супружеское ложе Отца-Солнца, и единственное, отличавшее ее от сотни подобных, происходивших по всему королевству, была трагическая смерть в конце. Все, о чем Кирочка распиналась Васке на ярмарке, пока сидела на пятачке чудом сохранившейся невытоптанной травы и плела свой амулет, можно было уложить в пару предложений: жила была на свете хорошенькая служанка, которая имела несчастье влюбиться в своего сильного и красивого господина. И она господину понравилась, и стала она не служанка, а содержанка. А потом господа женились на близняшках, и лишившуюся покровительства содержанку кто-то утопил вместе с не вовремя оказавшейся рядом дочерью. Всего-то разницы, что господ было двое, да и дочерей тоже две, но вторая приболела и с матерью на мостки стирать не пошла. Потому выжила и иногда с сестренкой встречалась, жаловалась на мачеху и с водой игралась.

Да прижитка даже признали, и сестричка Кирочки на бархате спала, с фарфоровых блюд ела — на что тут жаловаться?

Васка прислонился к стене, прикрыл глаза и задремал, сквозь сон различая мерное тоненькое «бу-бу-бу» за стеной. Если бы он задремал в комнате, растроганная Ковь могла и пакость какую-нибудь сделать…

Проснулся он от того, что его трясли за плечи.

— Васка! Ну Васка же! Вот ведь бессердечная скотина! Просыпайся, кому говорю! Там девочка распинается, рыдает, а он дрыхнет!

«Не глаза, а болото», — подумал Васка, — «и зачем я это все затеял, всю эту глупость, этот обет, гордость… посвящу жизнь служению храбрейшей… знал бы, кому служить собрался, разве я бы так поступил?»

Поступил бы. Гордость, будь она неладна…

— Девочка — это ты что ли, Ковь? У тебя глаза красные.

Ковь вспыхнула. Она всегда стыдилась своих слабостей, а слезы считала именно слабостью. Васка не мог не подколоть.

— Дяденька, тетенька, хватит миловаться! Заходите в комнату. Тетя-магичка, я даже тазик принесла и порошочек развела, как ты хотела.

— Ой, молодчинка! — разулыбалась Ковь, не обратив внимания на легкую издевку, прозвучавшую в голосе русалочки, — Ну что стоишь, пошли, говорю! Ночью надо спать, а не девок портить.

И потащила Васку обратно. Тот, впрочем, не сопротивлялся. Хотел было сказать, что никаких девок он не портил, просто больно клопы в гостинице злые, грызут, гады, но промолчал. Кови ведь, в сущности, все равно.

Посреди комнаты теперь стоял табурет. На табурете стоял большой медный таз, до краев заполненный чем-то зеленым. Вкусно пахнуло полынью. Кирочка старалась держаться от таза подальше, забилась в самый угол.

— Чего, неужели ты это все сама наплакала? — хмыкнул Васка, — Уважаю.

— Ты лучше примолкни. Мы тебя сейчас обратно красить будем, а то и верно, вся окрестная нечисть сбежится нам работку кидать, — командирским тоном заявила Ковь, закрывая дверь на щеколду, и выразительно посмотрела на рыжую Васкину шевелюру.

Вообще, Васка был бы рад согласиться на это заманчивое предложение… если бы оно не было выдвинуто в форме приказа. А он, может, всю свою сознательную жизнь мечтал быть рыжим! Поймав себя на каком-то детском чувстве протеста, Васка усмехнулся. С кем поведешься, от того и наберешься, так говорят?

— Нет. Мне кажется, мне идет рыжий цвет, так что я против любых манипуляций с моими волосами.

— Издеваешься? — прошипела Ковь, — Как я с рыжим спутником здешним цацам на глаза-то покажусь?

— А башкой надо было горелой своей думать, — слово «башка» непривычно и неправильно легло в фразу, но Васке внезапно захотелось сказать магичке что-то такое, чтобы она заткнулась, чтобы перестала смотреть презрительно и колюче, как на недоноска какого, как на последнюю подзаборную шваль, — прежде чем красить!

Ковь набрала было воздуха, чтобы сказать что-то, язвительное и снисходительное, но Васка смерил ее тем взглядом, которого Ковь… да какая Ковь, Прасковья, Прошка, Прося! Заслуживала по праву рождения. Все-таки иногда брат бывал прав, хотя это было и больно признавать.

Та осторожно, стараясь не расплескать, взяла тазик на медные ручки и надела Васке на голову. Темно-зеленая жижа потекла по волосам и по рубахе, залилась за шиворот. Васка застыл, не зная, как реагировать.

Ковь вышла из номера, бросив на пороге притихшей русалочке:

— Пойдем, Кирочка. Нам еще платье покупать. И, да, сэр Васкилерох, прошу вас принять к сведенью, что для того, чтобы вернуть ваш натуральный цвет, вам стоит не смывать маску еще часа два. Или три. Что-то я запямятовала точное время… Вы же знаете, крестьянские дети таки-и-ие тупые!

Поклонилась в пояс, дождалась, пока Кирочка выбежит в коридор, и от души хлопнула дверью…

— Тетя магичка, тетя магичка, а зачем вам покупать платье? У вас очень миленькая рубашечка, и брючки… вам эта вышивка так идет! И вообще, что может быть премилее девы в мужском платье! Дайте волосы потрогать! Их вам правда дракон опалил?

Кирочка семенила за злющей, как десяток голодных упыриц, Ковью, пытаясь как-то разрядить обстановку, которую случайно сама же и накалила, не уследив за приворотом. Однако у нее не очень получалось. Волосы Кови шевелились, иногда там проскакивали искры, глаза сияли зеленым, губы были плотно сжаты, а шла она стремительно, так, что не будь Кирочка русалкой, догнать Ковь у нее получилось бы вряд ли. В общем, картина «очень-очень злая ведьма» была представлена во всей красе. Прохожие обходили ее по стеночке, собаки не решались лаять, дети прятались за юбки матерей, а какой-то стражник короткими перебежками — от забора к забору — следовал за ними уже три улицы, все не решаясь остановить.

— Нет! — внезапно рявкнула Ковь, топнув ногой по мостовой.

Стражник пригнулся, ожидая молнии с небес, Кирочка тоже вздрогнула. Затем, воспользовавшись временной остановкой, сколдовала отвод глаз себе и Ковь и специальную штучку для стражника: тот же отвод глаз, но на верный путь. Она боялась стражников. На них было слишком много железа: зубами не прокусишь, по крайней мере, русалочьими. Не серебро, конечно… но тоже не слишком приятно.

Русалочка поморщилась. Она истратила слишком много сил на ярмарке, и иссушилась почти до дна. А тут еще колдовать пришлось… скорее бы к речке.

Молнии так и не последовало.

— Чего «нет»? — осторожно спросила Кирочка, выждав для верности еще пару минут.

— Нет, — неожиданно спокойно ответила Ковь и вновь тронулась с места, уже прогулочным шагом, — на самом деле, если по секрету, тухлятина, я просто неудачно прилегла у костра. Где твоя речка?

— При чем здесь речка? — Кирочка удивилась такой быстрой смене темы.

— Слушай, перестань дурочку играть. У меня денег нет, Васкиных я не возьму ни за какие коврижки, он над теми, что в нычке трясется, а других у него просто нет. Это значит что?

Кирочка в растерянности потянула было в рот большой палец, но вовремя вспомнила, что после смерти бросила пагубную привычку грызть ногти и отдернула руку.

— У меня даже платье в голове не укладывается. А ты мне про речку и деньги… тетенька.

— Но ведь прозрачно же! Магичкой я к вашим баронам не сунусь, мне надо там заночевать, а кто магичку пустит, коль рыльце в пушку и родная дочь — русалка? Да еще в мужских тряпках… я еще не дожила до того момента, когда образ работает на меня. Значит, придется изображать фифу. Богатые фифы носят платья, у меня платьев нету. И денег на тряпки у нас… в смысле, у меня, не водится. Зато у меня есть человек, тфу, нечисть, которая может достать мне речной жемчуг…

— Что, правда? — глаза русалочки засияли прямо таки неземным восторгом, — Познакомишь?

— Тухлятина, не придуривайся. Эта нечисть — ты.

— Ой, и правда, могу. А ты к речке хочешь, наверное, чтобы со мной поплавать?

Ковь закашлялась. Видать, дошло, что плавать с русалкой ночью может только самоубийца. Все-таки инстинкты у русалок порой побеждают разум, особенно у таких юных и наверняка недавно утопших. Так промахиваться было непростительно. Если бы сейчас Кирочка мягко бы не намекнула, что в воду с ней соваться не стоит, то Ковь могла и забыться, слишком была зла и обижена. Уже сейчас в сгустившихся сумерках глаза русалочки недобро поблескивали в темноте.

— Что-то расхотелось. Слушай, Кирочка… я так подумала. Завтра ты придешь ко мне на порог с мешочком речного жемчуга и нормальным амулетом. Не той поделкой-трехминуткой, которую ты скормила Васке. И мы заключим сделку. Нормальную сделку. С настоящими именами и прочими финтифлюшками. Ты как?