Аноним Эйта - Васка да Ковь (СИ)

• Название: Васка да Ковь (СИ)
• Автор: Аноним Эйта
• Издательство: СИ
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2016

Кто в здравом уме наймет рыжего рыцаря, продавшего турнирный доспех, и магичку, с трудом контролирующую свою силу и темперамент? Ни один нормальный человек не решится. А нелюдь? ЧЕРНОВИК.

---

Васка улыбнулся.

— В нашей семье волосы до старости густые и шелковистые, хоть на парики продавай. А вот седеем мы и правда рано… Так что перец с солью это скорее про моего брата. У него шикарная коса до попы, с кулак толщиной, правда-правда, но наполовину седая и это ее портит.

Ковь фыркнула. Почему-то брат Васки представлялся ей мрачным брутальным мужиком со злобным прищуром и жесткими морщинками в углах рта. Обязательно такая же квадратная фигура, как у Васки, только еще массивнее, оскал наемного убийцы… с «косой до попы» образ не вязался никак.

Нахватался Васка у Кирочки детского лексикона. С Эхой гугукает с удовольствием. Фыля растормошить пытается… А чем дальше едут, тем громче говорит и натянутей улыбается.

— Я не спрашивала, но… куда мы едем-то? Где это твое «безопасное место»? — Спросила Ковь, догадываясь, впрочем, что будет ответом.

Не зря же Васка про брата заговорил. Да и про свадьбу, в общем-то.

— Домой. Ко мне домой.

Они немножко помолчали.

— Не мое дело, конечно. — Первой не выдержала Ковь, — Но сколько с тобой… работаю? Путешествую? Не важно. Ты мне так и не сказал, почему с братом поссорился.

— Все просто. — Ответил Васка, — Сначала он исчез. Я доучивался в Треххрамии — это рыцарская школа, знаешь, оттуда с титулом выходят… можно, конечно, по старинке, в оруженосцы, служить-служить и получить меч напрямую от сюзерена, но отец хотел, чтобы я выучился грамоте. Он был амбициозен, мой отец, и ценил образование. Поэтому отправил меня именно в Треххрамие. Это, как ты догадываешься, храмовый комплекс недалеко от столицы. Храмы Старших. Отца-Солнце есть, потом Храм Гарры Отнимающей и Храм Ррахи, богини войны. Все три рядышком стоят, дверьми в одну квадратную площадь, и четвертый угол — пустой, через него телеги заезжают, всадники, кареты, дорога там…

— Богини любви. Ррахи если. — Машинально поправила Ковь.

— и любви тоже, — согласился Васка, — но для рыцаря важнее война.

Ковь пожала плечами, продолжай, мол, я в таких тонкостях не разбираюсь.

— До того как пропал, брат учился в Столице. Блистательное образование, по судейской, знаешь, части. Я-то что, я-то до двенадцати в замке болтался, но братишка старший, ему отец очень хотел дать самое-самое наилучшее образование, которое только мог дать при нашем-то уровне дохода, так что в десять лет он уехал в какой-то корпус… не помню, чего. Он старше меня на пять лет, так что в детстве я его почти не помню, да и… ему всегда было со мной скучно. У нас еще и каникулы не совпадали…

— То есть вы почти не знакомы? — Удивилась Ковь.

— именно. Фактически мы разговаривали пару-тройку раз в год, случайно. «Передай солонку, дорогой братец», — Передразнил Васка, — «Конечно, дорогой братец, с превеликим удовольствием, дражайший братец!» «Не видели ли вы моего песика, братец?» «Мне кажется, он зарывал что-то вон в ту клумбу, братец, идите в сад и ищите!» — В голосе Васки звучала какая-то детская обида.

— А еще ты любил собак — а он кошек, и если бы вам пришлось сосуществовать вместе, вы поцапались бы в первый день. Но потом бы обязательно помирились. Нормальные братские отношения: у меня трое братьев, я знаю, о чем говорю, — успокоила Ковь.

— Ага. Обязательно. Но, к несчастью не пришлось. — Мрачно согласился Васка. — Отец заболел, все деньги уходили на оплату учебы и лекарств, мы влезли в долги… Потом брат, наконец, доучился, открыл адвокатскую практику. Мы наконец отбились от кредиторов, выкупили замок, дела пошли на лад, даже у отца ремиссия была… Я доучивался, собирался возвращаться домой счастливым служителем Ррахи… Боялся, й-й-йюнец, что теперь, когда у нашей семьи есть деньги, меня откупят от армии и я не смогу покрыть свое имя неувядающей славой. — Васка махнул рукой, — Потом брат пропал, как в воду канул. Ну, кое-какие деньги оставались, но я все равно выбрал Ха. Вернулся — отец умер. Я похоронил, распустил большую часть слуг…

— Загрустил?

— Некогда было. Спрашивали добро на посевную, я сказал старостам: пусть делают, что хотят, но объяснят, как это работает. Брат знал, а я что… Вон, — Васка коснулся рукояти меча, — Железкой махать умел. Молитвы читать. Разобрался кое-как, тут гонец в мыле: очередная войнушка с куксами. Я к тому времени уже понимал: либо войнушка с куксами, либо я смогу хотя бы на налоги наскрести и надел сохранить. Как-то поохладел к подвигам и воспылал к репе, да… Взял парнишку за грудки, сказал: я, конечно, пойду, но и ты только попробуй мое письмишко до командования не донести. В письме расписал: так и так, один, брат пропал уже год как, денег нет, наследника нет, пощадите древний рыцарский род… ну или хотя б освободите от налогов.

— Что, сработало? — Ахнула Ковь.

Вроде и знала, чем все кончится, а все равно почему-то переживала.

— Год письмо шло… может, год читали. — Вздохнул Васка. — За это время я поучаствовал во взятии Кьяксона, в осаде Кьяксона, в паническом бегстве доблестных королевских войск из Кьяксона… Молодец, герой, у-у-у, по горло нагеройствовался! Когда стало совсем тошно, письмишко дошло куда надо, брата наконец признали без вести пропавшим, меня отозвали, демобилизовали, вернули в замок, как последнего в роду.

Ковь осенило.

— То есть ты поэтому в рыжий красишься? Вина перед куксами, типа?

— А что, куксы рыжие? — В непритворном удивлении воззрился на Ковь Васка, а потом хлопнул себя по лбу, — ну конечно, а я-то думал…

— Ты совсем блаженный? Ты же с ними воевал!

— Я же говорю, меня Ха хранил: я участвовал ровно в двух битвах. Сначала мы вернули под крыло короны славный город Кьяксон. Потом куксы вернули тот же город под крыло другой короны… А между этими событиями я просто, ну… знаешь, жил там. Пограничный городок, кочует из рук в руки чуть ли не каждый год. Житель Кьяксона тебе не скажет точно, кто он — кукс или наш. Они это, кажется, по флагу на ратуше определяют… Языка знают два, даже младенцы, и оба для них — родные.

Ковь покачала головой. Как-то уж очень просто Васка об этом говорил: никакого негодования, скорее легкая зависть слышалась в его голосе. Маловато в нем была патриотизма для верного рыцаря короны. Впрочем, в Кови и того не было.

— Знаешь, Ковь… — Протянул Васка, — Я, пожалуй, плохой воин. Как только мне представилась возможность, я изменил сиятельной Ррахе с репой. И не жалею. Рыжий не вызывает у меня ровным счетом никаких негативных ассоциаций: в Кьяксоне каждый второй рыжий, как кукс, но не кукс. Знает язык куксов… Но зовется «освобожденным гражданином королевства». Легко запутаться. Я решил, что проще всего об этом не думать. Какая разница, кто перед тобой, если он угощает тебя пивом? Вот если он в шлеме и доспехах, если нападает, то все просто — враг. Но, пожалуй, в чем-то ты права. Я так привык к рыжему цвету, что здесь, в родной Йолле, мне стало его не хватать.

— А где тогда моя благодарность? Ну, ты можешь целовать мне сапог и носить на руках! Прямо таки должен, как честный человек! — Безапелляционно заявила Ковь.

— С чего это? — Опешил Васка, — Как честный человек я предлагал на тебе жениться!

— Ну, так я добавила в твою жизнь ярких красок, не отпирайся. Ты просто не достоин такой замечательной жены, это будет мезальянсом. — Хмыкнула Ковь. — Так что было дальше? После того, как тебя отпустили?

— О, я горжусь этим временем! Полгода я сидел спокойно себе в замке, даже доход был, представляешь? Меня на пять лет от налогов, оказывается, освободили, в связи с тяжелым финансовым положением… если с казенного на человеческий — окончательно обнищал род Диерлихов. И тут он… пришел.

Васка замолчал.

Противно заблеяла гадина-коза. Ковь поймала Васкин взгляд и отрицательно покачала головой: нет, кормить Эху рано, подоят позже. Боялась, что он сейчас замкнется в себе и все, добавила поспешно:

— Фыль с Кирочкой вернутся… Покормим.

Васка спорить не стал.

— Ты знаешь язык жестов? — Спросил он внезапно.

— Не-е-ет. — Протянула Ковь, — А что, он глухой вернулся?

— Немой. Язык ему кто-то отрезал — чуть не под корень. — Вздохнул Васка, — А я его, дурак, пожалел. Сидел три дня, не разгибаясь, язык учил — ты бы его правую руку видела, на ней кто-то будто поплясал, а он все равно такие штуки из пальцев крутит, посложнее твоих пассов… ну и я научился — не показывать, так понимать. С пятого на десятое, но все лучше… Думал — ну что, инвалид, что он мне сделает? Я ж не в обиду, я ж добром просил… Не додумался тогда, что за просто так никто ничего не режет и на руках не пляшет, за аристократа и вздернуть могут, не портовый же бродяга… А братцу расщедрились. Наивный я был… Ни о чем думать не мог, так к куксам не хотелось… Ты бы знала, как я не хотел к клятым куксам! И я предложил не объявлять, что он вернулся. Подождать хотя бы, пока все наладится. А знаешь, что он мне показал?