Альберто Васкес-Фигероа - Харагуа

• Название: Харагуа
• Автор: Альберто Васкес-Фигероа
• Издательство: группа «Исторически йроман»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2017

Канарец Сьенфуэгос наконец-то прибывает в Харагуа, таинственное королевство прекрасной принцессы Анакаоны и последний оплот сопротивления испанцам на острове. Там вскоре произойдет самое гнусное предательство в истории, а его любимая женщина, возможно, подарит ему ребенка.

---

— Ну, это мы еще посмотрим, — раздраженно ответил Охеда. — Я всегда был отличным скалолазом.

— Да уж, в окна к девицам вы лазили всем на зависть, — улыбнулся Бальбоа. — Однако тюрьма — дело другое. Стена совершенно гладкая, ни единого выступа, ни единой щелки, куда можно было бы вставить крюк, — сердито фыркнул он. — Да еще и патруль ходит каждые десять минут, если вам этого мало.

Охеда надолго задумался; потом вдруг в его хитрых маленьких глазках сверкнула молния, словно в нем воспрянул прежний неукротимый дух искателя приключений.

В конце концов он взглянул на Сьенфуэгоса и недоверчиво спросил:

— Вы и в самом деле так сильны, как о вас говорят?

Уже к вечеру следующего дня Сьенфуэгосу ничего не осталось, как это доказать. После того как патруль из трех вооруженных солдат, совершая обход, повернул за угол башни, он бесшумно появился из густой тени, проворно скользнул вдоль стены и, прислонившись к ней, стащил сапоги и бросил их на траву.

За ним последовал Васко Нуньес де Бальбоа, также босиком, который тут же взобрался к нему на плечи и оперся на стену; и, наконец, к ним присоединился Франсиско Писарро, составивший третью ступеньку шаткой живой лестницы. В довершение всего из теней появился проворный и ловкий Алонсо де Охеда. Взобравшись на плечи Писарро, он встал ногами на его ладони и забросил в камеру толстую веревку с железным крюком на конце. Со второй попытки ему удалось зацепиться крюком за прутья оконной решетки.

— Готово! — прошептал он, обвязывая вокруг пояса свободный конец веревки.

Писарро соскользнул на землю, Бальбоа последовал за ним, после чего все трое вновь растворились в ночной темноте.

Через несколько минут патруль вновь появился из-за угла массивного каменного здания и проследовал вдоль стены, прямо под камерой Анакаоны, даже не подозревая, что в восьми метрах над ними висит человек.

Когда дозорные вновь скрылись за углом, Охеда подтянулся на руках, ухватился за узкий карниз окна и прошептал в глубину камеры:

— Принцесса! — окликнул он. — Это я, Алонсо де Охеда!

Но в ответ он слышал лишь сонное дыхание.

Этот звук не имел ничего общего с ревущим храпом пьяницы или сипением больного насморком, всего лишь мягкое глубокое дыхание спящего человека, которому трудно проснуться.

— Принцесса! — повторил он. — Прошу тебя, принцесса, отзовись!

В отчаянии Охеда открыл кошелек, достал из него последние монеты и начал бросать их одну за другой в камеру, стараясь добросить до убогого ложа, где спала принцесса. В конце концов Золотой цветок открыла глаза и в удивлении повернулась к окошку, за которым маячил силуэт мужчины.

— В чем дело? — прошептала она недоверчиво. — Кто здесь?

— Это я, Алонсо де Охеда. Только я не могу войти. Я вишу над пропастью.

— Но что ты делаешь? — в тревоге воскликнула она. — Ты же разобьешься!

— Не бойся: я привязан.

— Ты с ума сошел! Как тебе такое в голову пришло?

— Я должен был тебя увидеть. Мы собираемся вытащить тебя отсюда.

— Кто — мы?

— Я, Сьенфуэгос и еще двое друзей.

— Наш добрый Сьенфуэгос! — воскликнула Анакаона. — Я знала, что он попытается мне помочь. И ведь он предупреждал меня, что нельзя доверять Овандо. А как поживает донья Мариана?

— Думаю, что неплохо, но сейчас меня больше волнуешь ты, — тут он приложил палец к губам, призывая к молчанию: внизу как раз проходил патруль. Дождавшись, когда он удалился, Охеда добавил: — Если бы у нас были деньги, мы могли бы купить на них твою свободу.

— Мою свободу? — повторила она недоверчиво. — Что за бред? Почему вы должны платить за то, что и так принадлежит мне по праву и никто не может у меня отнять?

— Ах, оставь! — нетерпеливо бросил Охеда. — Хватит этих глупостей, я ведь в любой момент могу сорваться и сломать себе шею. Скажи лучше, ты можешь достать деньги?

— Разумеется! Более того, я могла бы указать тебе место, где находится самый большой золотой рудник на острове, но не стану этого делать. Королева никогда не платит золотом за свою жизнь.

— Ты с ума сошла? Жизнь — единственное, что имеет ценность в этом мире!

— Ты последний человек, от которого я ожидала услышать эти слова. Жизнь без чести не имеет смысла, и если я не могу выйти отсюда с честью, то предпочитаю вовсе отсюда не выходить.

— Но тебя же собираются повесить!

— Это не самая худшая смерть: во всяком случае, она быстрая и не слишком мучительная. Намного лучше, чем смерть от старости или долгой болезни, — Анакаона заговорила совершенно другим тоном, глубоким и серьезным. — Я уже достаточно пожила на свете, Алонсо. И неплохо пожила. А жизнь в изгнании для меня не имеет смысла. Я предпочитаю закончить ее сейчас.

— Чепуха! — воскликнул он. — Ты еще молода. И красива.

— Я уже бабушка, — ответила она. — И я устала, очень устала. Я не хочу превращаться в старую развалину, бессильно наблюдая, как гибнет мой народ, — она немного помолчала, нежно погладив его руки, вцепившиеся в прутья решетки. — Если Овандо меня повесит, я останусь в истории как королева, которая до последних дней сражалась против несправедливости, и буду жить в памяти грядущих поколений. Но если я заплачу за свою свободу, то стану всего лишь еще одной трусихой среди миллионов других трусов, не оставивших в истории даже следа, — она печально улыбнулась. — Так что оставь все как есть! Меня устраивает подобный конец.

— Я не могу поверить, что кому-то хочется быть повешенным.

— Такова будет моя месть, — прошептала она. — Если бы я сбежала, мой побег остался бы несмываемым пятном в памяти моего народа. Пройдут века, и каждый раз, когда люди будут говорить о былой славе Испании, кто-нибудь непременно поднимет палец, вспомнив о том, что некий испанский губернатор повесил невинную женщину. Или ты не согласен, что это стоит оставшихся лет моей жизни?

— Но ведь это Овандо собирается повесить тебя, а вовсе не Испания.

— Сейчас Овандо — как раз Испания, а я — Харагуа, — с этими словами она запустила пальцы в густую бороду Охеды и тихо прошептала: — Как же я тебя люблю! Я полюбила тебя с того самого дня, как впервые увидела — сидящим верхом на огромном коне, несмотря на всю ненависть к твоей стране, я благодарна судьбе за то, что свела меня с тобой. — Она лукаво улыбнулась. — И теперь для того, чтобы умереть счастливой, мне нужно лишь одно: позволь мне любить тебя в последний раз.

— Это будет непросто, — заметил Охеда. — Я все же не акробат!

— Вечно одно и то же! — улыбнулась она. — Ну что ж, для меня уже счастье просто видеть тебя, — она поцеловала его в кончик носа. — Как обстоят дела там, на воле?

— Ты имеешь в виду, как обстоят дела у меня с тех пор, как тебя заточили, а Овандо пришел к власти? Плохи мои дела, — вздохнул он. — Совсем плохи.

— Исабель — хорошая женщина, и я слышала, у вас двое прекрасных детей, — Анакаона горько улыбнулась. — Как жаль, что не я их тебе родила.

— Ты была слишком важной персоной, чтобы делить невзгоды с искателем приключений. Но сейчас не время вспоминать о прошлом. Давай поговорим о настоящем, — он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. — Ну что ж. Если ты не хочешь платить, я вытащу тебя отсюда силой. Нам понадобится не больше пары ночей, чтобы подпилить эту решетку.

— Забудь об этом! — велела принцесса. — Я не уйду отсюда, потому что не хочу становиться вечным изгоем.

— Сьенфуэгос и донья Мариана возьмут тебя с собой.

— Куда? В изгнание? Ни за что на свете!

Алонсо де Охеда хотел было что-то возразить, но вдруг замолчал, приложив палец к губам: из-за угла неожиданно появилась невысокая пухленькая женщина; она торопливо прошмыгнула вдоль стены, а затем вдруг остановилась помочиться в трех метрах от того места, где, прижавшись к стене, затаился Охеда.

Принцесса и Алонсо терпеливо дожидались, пока она закончит свое дело и отправится восвояси, но незнакомка и не думала уходить. Прислонившись к стене, она дожидалась, пока трое солдат не вышли из-за угла и не поравнялись с ней, остановившись как раз под ногами висевшего на веревке Охеды.

Очевидно, этот ритуал повторялся каждую ночь, потому что, перебросившись с незнакомкой несколькими смешками и шуточками, два солдата продолжили обход, а женщина тем временем расстелила на траве одеяло, преспокойно улеглась на него и раздвинула ноги.

Оставшийся солдат тут же навалился на нее и принялся за дело, пыхтя и отдуваясь, а растерянному Охеде осталось лишь качать головой. Он не мог поверить собственным глазам, что действительно оказался свидетелем столь интимной сцены.

Два тусклых фонаря горели по углам башни, и их мутный свет едва позволял различить, что происходит внизу, но женщина, несомненно, видела в темноте намного лучше его, поскольку обратила внимание на странную темную шишку, прилепившуюся к стене рядом с одним из маленьких тюремных окошек.