Александр Казанцев - Русская фантастическая проза XIX — начала XX века (антология)

• Название: Русская фантастическая проза XIX — начала XX века (антология)
• Автор: Александр Казанцев
• Издательство: Правда
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1986

Сборником «Русская фантастическая проза XIX — начала XX века» открывается 24-томная «Библиотека Фантастики» куда включены лучшие произведения отечественных и зарубежных авторов. В настоящий сборник входят фантастические повести и рассказы как писателей-классиков, так и малоизвестных русских писателей.

---

Справедливости ради отметим: соединение чудесного и повседневного, фантастического и социально-бытового для обличения «мерзостей жизни» еще до Гоголя широко использовалось Владимиром Федоровичем Одоевским (1803–1869). Теперь окончательно. установлено, что «Нос» в мельчайших деталях напоминает «Сказку о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем». Энциклопедически образованный Одоевский был первопроходцем во многих областях. Его роман «Русские ночи», соединивший науку и искусство, — предтеча духовных поисков утопических социалистов, петрашевцев, романов Достоевского, наконец, «Доктора Фаустуса» Томаса Манна и многих других произведений современности.

Не менее значительна его утопия «4338-й». Мотивы сатиры и гротеска здесь приглушены, хотя легко распознаются намеки и на «месмеризм», и на «падение Галлеевой кометы», и на борьбу литературных «аристократов» с «торговым» направлением (Одоевский терпеть не мог О. Сенковского). Но во всей мощи в утопии проявился и провидческий дар мыслителя. В описываемом им будущем электроходы несутся по туннелям, проложенным под Каспийским морем и даже «насквозь земного шара». Работают магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далеком расстоянии разговаривают друг с другом. «Воздушные гальваностаты», электрические газосветные лампы, система теплохранилищ для управления климатом, что тянется почти по всему северному полушарию, — прообраз современных газопроводов. Всех чудес не перечесть, тем более что кое-что из предсказанного еще ждет своего осуществления: обогрев всей Камчатки теплом вулканов; снабжение нашей планеты лунными ресурсами, или «разными житейскими потребностями, чем отвращается гибель, грозящая Земле по причине ее огромного народоселения…»

Подчеркнем: и ныне удивляющие читателя предсказания и проекты Одоевского обнародованы за четверть века до первых романов Жюля Верна и за полвека с лишним до Уэллса.

В своей утопии Одоевский не зря изображает Россию будущего столь процветающей обителью поэзии и философии. Он верил, что «чудная понятливость русского народа, возвышенная умозрительными науками, могла бы произвести чудеса». Завершая «Русские ночи», он провозглашал на весь мир:

«Не бойтесь, братья по человечеству! Нет разрушительных стихий в славянском Востоке;—узнайте его, и вы в том уверитесь, вы найдете у нас частию ваши же силы, сохраненные и умноженные, вы найдете и наши собственные силы, вам неизвестные, и которые не оскудеют от раздела с вами».

Несколько наособицу стоят в вашем сборнике фантастические повести «Упырь» Алексея Константиновича Толстого (1817–1875) и «Облако» Константина Сергеевича Аксакова (1817–1860). Оба произведения как бы подводят итог столь распространенной в 20—З0-х годах «романтической» повести («Пиковая дама» Пушкина, «Штосс» Лермонтова, «Косморама» Одоевского, «Ночь перед рождеством» Гоголя и т. д.). Такого рода сочинения имели широкое хождение и на Западе. В них преобладала «поэзия роковых тайн и ужасов» — старинные замки, привидения, оживающие портреты, вмешательство ирреальных сил. Читатель вынужден постоянно выбирать между бытовым и сверхъестественным, но интересно, что конфликта в его сознавай между чудесным и рациональным не возникает. Белинский нашел в «Упыре» все признаки «еще слишком молодого, но тем не менее замечательного дарования, силу фантазии и мастерское изложение». Действительно, «сюжетная дерзость»— сильнейшая сторона фантастической повести А. К. Толстого. А изящная (и вполне материалистическая) идея «Облака» неожиданно «откликнется» через столетие и в «Солярисе» Станислава Лема (разумный океан), и в «Черном облаке» Ф. Пола и П. Корнблата (разумное облако).

Если «Упырь» — повесть, в какой-то мере пародирующая «романы ужаса», то применительно к научно-художественной фантазии «За пределами истории (за миллионы лет)» следует говорить о новаторстве. Это первая в мировой литературе пассеистическая (обращенная в прошлое) утопия, изображающая первобытного человека. Романы на эту тему братьев Рони — «Хищник-гигант», «Борьба за огонь» — появятся много позднее.

Создатель этой утопии Михаил Ларионович Михайлов (1829–1865) — известный поэт и переводчик, революционер-демократ, сподвижник Н. Г. Чернышевского и А. И. Герцена. 14 сентября 1861 года он был арестован царской охранкой по обвинению в написании прокламации «К молодому поколению» и приговорен к вечному поселению в Сибирь после отбытия двенадцатилетней ка> торги. 14 декабря того же года (в годовщину восстания декабристов на Сенатской площади) Михайлова на «позорной колеснице» вывезли из Петропавловской крепости и препроводили на Сытную площадь. Палач поставил узника в арестантской одежде на колени и переломил шпагу (вскоре этот позорный фарс будет повторен с Чернышевским). В Сибири Михайлов встретится с Николаем Гавриловичем, будет читать другу и наставнику «свои переводы иностранных поэтов и сцены из быта первых людей» (Н; Шаганов. Воспоминания. СПБ., 1907). Не вынеся ужасов каторги, М. Л. Михайлов в 1865 г. скончался. Утопия, как и многие другие сочинения, была опубликована только после его смерти,

С идиллическими сценами жизни наших далеких предков, воспроизводимыми в утопии Михайлова, перекликается та обстановка на планете, куда попадает герой «Сна смешного человека» Ф. М. Достоевского (1821–1881). «Сон» — завершение «фантастической триады» из «Дневника писателя». Триада воспроизводит подобие вертикального разреза мировой жизни (подземный мир — «Бобок»; земной — «Кроткая»; космический— «Сон смешного чело» века») и напоминает Вселенную в древнерусской литературе (ад — земное бытие — рай). Писатель не касается общественного устройства и технических особенностей вымышленной им цивилизации, где люди понимают, как в сказках; язык деревьев и животных, пользуются благами первозданно чистой природы, Главное для Достоевского — проповедь всеобщей гармонии, вселенского братства.

«Фантастическая триада», равно как и все творчество Достоевского, оказала сильнейшее влияние и на русскую, и на мировую литературу. Эпизод из «Сна смешного человека», где герой несётся в пространстве далеко от земли и свершается все так, как всегда во сне, когда перескакиваешь через пространство и время, через законы бытия и рассудка и останавливаешься лишь на точках,'«о которых грезит сердце», другой гениальный писатель, Михаил Булгаков, положил в основу художественной концепции романа «Мастер и Маргарита». А фразу «А наша-то жизнь, не сон?» из финала вполне можно поставить эпиграфом к рассказу «Между жизнью и смертью» Алексея Николаевича Апухтина (1840–1893), одного из «последних романтиков» пушкинской ориентации. Рассказ Апухтина написан под сильнейшим воздействием Достоевского. Здесь отправная точка — та сцена в «Сне смешного человека», где герой как бы ослеплен, онемел и лежит «на чем-то твердом», ничего не видит и не может сделать ни малейшего движения. Этот прием позволил Апухтину создать злую сатиру на светское общество, перемежающуюся тонко прописанными картинами природы, деревенской жизни, философскими размышлениями. «Между жизнью и смертью» уже обрисовывает в будущем «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого в реалистической прозе и лучшие рассказы Рэя Бредбери — в фантастической.

Знал ли К. Э. Циолковский, скромный преподаватель арифметики и геометрии в начальном училище заштатного городка Боровска, русскую фантастику? Безусловно. Юношей он три года провел в Москве, занимаясь самообразованием в Румянцевской и Чертовской библиотеках, куда неукоснительно доставлялось по одному экземпляру всех изданий, выходящих в России. Так что будущему ученому и фантасту было из чего выбирать.

В Боровске тридцатилетний Циолковский создает свое первое законченное литературное произведение — фантастическую повесть «На Луне» (1887 г.). Уже здесь в полной мере проявляется его талант писателя, популяризатора, ученого.

Константин Эдуардович «осмелился объявить» Луну безжизненным мертвым небесным телом (не забудем: вслед за В. Ф. Одоевским!). Созданная им картина мало в чем противоречит современным научным представлениям. Показательно, что некоторые. его догадки и предположения подтвердились только в нашем веке к примеру, характер нагревания и охлаждения лунной поверхности.

Герои повести «На Луне», очутились там во сне. До сих пор остается загадкой, почему Циолковский не предпочел ракету; ведь четырьмя годами раньше в монографии «Свободное пространство» (1883 г.) он впервые сформулировал принцип реактивного движения для свободного пространства.

Для своего времени повесть «На Луне» была явлением необычайным. Не зря ее опубликовал в своем журнале «Вокруг света» (а затем и отдельным изданием) Иван Дмитриевич Сытин, которого по праву можно назвать «просветителем всея Руси». Так рядом с именами Редьярда Киплинга, Виктора Гюго, Эдгара По, Джека Лондона, Жюля Верна в 1893 году впервые встало имя Циолковского,