Юрий Рытхэу - Интерконтинентальный мост

• Название: Интерконтинентальный мост
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00217-0

Как выглядит современная мечта человечества о безъядерном мире, свободном от угрозы тотального уничтожения, — мире подлинного мирного сосуществования, оставившем позади годы безудержной гонки вооружений? Об этом новый роман Юрия Рытхэу «Интерконтинентальный мост», названный автором легендой о будущем и повествующий о строительстве гигантского технического сооружения — моста через Берингов пролив, соединяющего два континента, два полушария, два мира.

---

Но мы тогда подумали, что же будет с нами, если роботы за нас начнут пасти стадо, потом займут ярангу, а там, глядишь, начнут есть оленье мясо вместо нас?.. А мы куда денемся? Посовещались между собой и отказались от них. Пусть нам трудно в пургу, мерзнем, мокнем, устаем, это это настоящая жизнь для человека!

— Сейчас во всем мире такая тенденция — избавлять человека от физических усилий, — глубокомысленно заметил Александр Вулькын, наклоняя носик пыхающего паром чайника над своей кружкой.

— Может быть, это надо где-то делать, — отозвался Папанто, — но надо что-то и человеку оставить. А то превратится в неповоротливого разжиревшего трутня, а все его физические функции будут исполнять роботы и разные механические приспособления.

За стенами яранги послышался сигнал подъехавшего снегохода.

Папанто позвал геологов в жилище.

Один из них, с виду коряк, признался:

— Хоть я и коренной оленевод по происхождению, но в тундровой чукотской яранге впервые.

— А где отпуск проводите? — спросил Папанто.

— Ловлю рыбу в Сероглазке, — ответил геолог. — Жена оттуда родом.

— Вам надо как-нибудь собраться и провести отдых-разрядку в тундре, — посоветовал Папанто.

— Возьмете меня? — спросил геолог.

— С удовольствием, но у меня очередь на три года вперед, — ответил Папанто. — Есть даже заявки из Европы. Но беру только тех, кто может по-настоящему работать оленным пастухом. Если не подходит — отправляю обратно.

— Ну что там со скважиной? — спросил Иван Теин.

— Ничего страшного, — ответил геолог. — Смещения горных пород нет. Небольшой сбой, оттого что немного запоздало поступление грунтовых вод. В этом году земля промерзла немного раньше обычного. А раньше такие сбои у вас бывали?

— Бывали, — ответил Иван Теин. — Но теперь, со строительством моста, все, что ни случается, подозрительно.

— Это верно, — согласился геолог. — Но в данном случае надо, как обычно, перейти на запасную скважину.

— Большое спасибо, — поблагодарил Иван Теин геологов.

Наступали ранние зимние сумерки.

Снегоходы, шурша полозьями, легко скользили по насту. Вечерняя заря разгоралась за Инчоунским мысом, высветляя клинообразный, круто обрывающийся тупым концом в Ледовитый океан скалистый выступ.

Новый Уэлен показался еще издали, а старый, заслоненный светом новых больших зданий и яркими огнями, оставался в тени, за покрытой льдом лагуной, у торосов, подступивших вплотную.

Снегоходы шли рядом так, что Теин и Вулькын могли разговаривать.

Иван Теин любил Вулькына, восхищался его глубокими знаниями традиционной экономики, умением так поставить себя, что его указания и просьбы исполнялись безо всяких рассуждений и возражений.

Ко второй половине двадцать первого века деньги в Советском Союзе уже не играли такой роли, как в других странах. Нужда в них возникала лишь тогда, когда надо было ехать за границу. Внутри же страны общественные фонды потребления настолько возросли, что даже продовольственное снабжение населения стало повсеместно бесплатным. Потребление продуктов питания регулировалось научными рекомендациями и заботой о здоровье человека. Точно так же было и с обеспечением одеждой. Главным мерилом труда было его качество. Считали не сколько человек заработал, а как он работал.

Поэтому для Саши Вулькына главной заботой было обеспечение качества труда, и это часто зависело не от самого работника, а от материалов и инструментов.

На сегодня дела в сельском Совете были окончены, Иван Теин уже чувствовал внутреннее возбуждение от предстоящей работы над рукописью. Книга обретала определенные черты, вырисовывались характеры, и они уже как бы начинали диктовать свою волю, как бы действовать самостоятельно. Иван Теин любил эту стадию творческой работы. Когда она наступала, Теина целиком захватывала книга и он думал о ней неотступно, чем бы другим ни был занят. Тем более теперь, когда книга была о том, что происходило вокруг, что случалось с ним и его героями ежеминутно.

Александр Вулькын давно привык к тому, что с Иваном Теином можно пробыть несколько часов и не услышать от него ни слова. Он понимал, что в это время в голове писателя идет работа и лучше не мешать, не отвлекать его. Уже года три Иван Теин не выпускал новых книг, и это немного тревожило Вулькына. Он даже подумывал предложить писателю долгий отпуск, дав ему возможность полностью перейти на творческую работу, однако это можно было сделать по согласованию с Союзом писателей, где литератор по уставу мог это сделать лишь по решению съезда.

Возле дома Иван Теин наскоро попрощался с Вулькыном и, поставив снегоход в гараж, поднялся к себе.

Включил машинку, дисплей и прочитал несколько страниц, написанных накануне. Обычно чтение кончалось тем, что Иван Теин половину, в лучшем случае треть вычеркивал, безжалостно браковал. Лишь после этого брался за продолжение повествования.

Труднее всего было с главным героем, то есть с самим собой. Иногда казалось, что самая неопределенная личность, самая противоречивая и бледная — это он сам, со своими рассуждениями, скучными сентенциями, смутными чувствами и нерешительностью в выводах. Он любовался литой фигурой Метелицы, стараясь перенести на страницы своей книги четкие, выпуклые черты его и внешнего, и внутреннего облика. Даже второстепенных героев он не только видел воочию, но и отчетливо слышал их голоса, внутренним слухом мог уловить интонации их речей.

Иван Теин находился в состоянии глубокого раздумья не менее часа, пытаясь сосредоточиться, погрузиться в события, во время действия повествования. И, хотя это и было то же время, в котором он жил, сейчас он был как бы в стороне, Иван Теин догадывался, что это от того, что он услышал утром от Григория Окотто, следствие затаенной тревоги за будущее.

В Советском Союзе расселение людей стабилизировалось. Никто теперь не трогался со своего места в поисках лучших жилищных условий и работы, снабжения продуктами питания. Что же касается климата, то научными исследованиями было доказано, что наилучшими условиями для человека являются те, в которых жили его предки, в которых он сам родился и вырос. Люди переселялись в силу индивидуальных, личных причин, и чаще всего это случалось при смешанных браках. Поэтому, скажем, в Грузии теперь в основном жили грузины, в Туркмении — туркмены, в Средней России — русские, в Якутии — якуты, а вот на Чукотке пришедшего еще в прошлом веке и осевшего здесь навсегда населения было больше, чем коренного, чукотского и эскимосского.

Иван Теин отлично понимал, что перемена рода занятий иногда меняет психологию людей сильнее и заметнее, нежели простое переселение в другое место.

Об этом он и писал в своем очередном «лирическом отступлении». Он видел перед собой текст на светящемся тепловатым желтым светом экране, «пергаментном», как было написано в объяснительной книжечке-паспорте. Перечитав несколько раз написанное, он заменил несколько слов, переставил фразы и, окончательно отредактировав страницу, отправил ее в память, откуда ее уже можно будет автоматически отпечатать.

Работая над следующей страницей «лирического отступления», Иван Теин вспомнил утренний разговор с Петром-Амаей, его упоминание об участии в планах на будущее.

Оставив на экране недописанную страницу, Иван Теин встал и направился к сыну. Петра-Амаи в его комнате не оказалось.

— Он улетел на Малый Диомид, — сообщила Ума.

Слегка огорченный тем, что работу над очередным «лирическим отступлением» придется отложить, Иван Теин подошел к другому столу, на котором уже стопкой лежали отпечатанные страницы книги. Их было ровно двести семьдесят пять. Так много написано, а главного еще не сказано. Неужели снова будет, как и с другими его книгами, — самое сокровенное, самое дорогое опять ускользнет, останется где-то за этими страницами, за этими ровными строчками вплотную ставших рядом слов, с таким трудом поставленных на свое место?

Глава вторая

Адам Майна, в длинном, доходящем до пят балахоне, стоял на пороге своего старого жилища и смотрел, как Петр-Амая спускается по крутому склону с плато. Надо иметь тренировку настоящего альпиниста, чтобы одолеть этот трудный путь, не сорваться и не скатиться к торосистому морю, в пролив между островами Ратманова и Малый Диомид.

С высоты небольшой ровной площадки Иналик виднелся весь от первого, северного домика до последнего, уже восстановленного и очищенного от камней. Ничто не напоминало о случившемся, если не считать самого Адама Майну, возвышавшегося как монумент возле своего домика.

Петр-Амая спустился и по тропке-улице, пробитой в крутом каменном склоне, подошел к старику.