Юрий Рытхэу - Интерконтинентальный мост

• Название: Интерконтинентальный мост
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00217-0

Как выглядит современная мечта человечества о безъядерном мире, свободном от угрозы тотального уничтожения, — мире подлинного мирного сосуществования, оставившем позади годы безудержной гонки вооружений? Об этом новый роман Юрия Рытхэу «Интерконтинентальный мост», названный автором легендой о будущем и повествующий о строительстве гигантского технического сооружения — моста через Берингов пролив, соединяющего два континента, два полушария, два мира.

---

Хозяин, высокий подтянутый господин неопределенного возраста повел показывать дом. Собственно, демонстрировался не дом, а внушительная коллекция разных эскимосских реалий; от женского ножа-улыка, каменных жирников, изделий из моржовой кости, украшений, наконечников гарпунов и целых, уже оснащенных орудий морского промысла до скульптуры в натуральную величину эскимосского охотника, одетого во все зимнее. Лицо его, по замыслу создателя этого экспоната, должно было отражать типичные черты арктического жителя. Он удивительно походил на Сашу Вулькына. Такой же муляж Петр-Амая видел в Париже, в музее имени Жана Маллори, известного этнолога прошлого века. Тогда он поспорил с хранителем музея, доказывая, что нехорошо и оскорбительно для живых народов выставлять их подобие на всеобщее обозрение. Петр-Амая даже пригрозил выставить в Анадырском музее фигуру белого человека, одетого так, как они одевались в начале прошлого века.

Обитатели дома не только бережно хранили, но и пополняли коллекцию, собранную неустанными трудами Майкла Гопкинса. Она могла составить целый отдел какого-нибудь крупного музея.

Понимая, что все это нужно, и наука тут занимает главенствующее место, Петр-Амая тем не менее каждый раз, посещая этнографические музеи, обозревая выставки, знакомясь с коллекциями арктических культур, испытывал какое-то неловкое чувство, почти унижение, скрытую обиду — и все это грустным облачком ложилось на душу.

У противоположной от стеклянной стены на столах была расставлена еда, на отдельном столике сверкали разноцветные бутылки с напитками.

— Я хотел устроить угощение на манер эскимосско-индейского потлача, — с затаенной гордостью сообщил хозяин.

Однако кушанья, выставленные в доме Гопкинсов, были выдержаны в духе последних рекомендаций научного питания. У каждого блюда белела бумажка с указанием калорийности, содержания витаминов и микроэлементов. Петр-Амая с затаенной радостью подумал, что до такого еще не дошло в арктических районах, и его земляки по возможности обходились тем набором естественных продуктов, которые могла предложить им окружающая природа.

Поначалу гости, занятые едой, обменивались лишь короткими репликами, замечаниями. Мэри поднесла тарелку Кристоферу Ноблесу.

Старик на вид был совсем плох, и, движимый состраданием и сочувствием, Петр-Амая подошел к нему.

— Да и огонь тоже останется, хотя… и он тоже умирает, — услышал Петр-Амая сказанное стариком как бы про себя.

Он не знал, как на это реагировать.

— Вернувшись в Вашингтон, я вынужден буду поселиться в Доме прощания, — грустно произнес Кристофер Ноблес. — Боюсь, что мне не доведется увидеть Книгу. Врачи обещали мне лишь несколько месяцев жизни…

По всей видимости, душевный подъем, начавшийся в прошлом году, когда весть о строительстве моста всколыхнула весь мир, был последним в долгой жизни Кристофера Ноблеса…

Петр-Амая хотел было запротестовать, произнести слова утешения, подбодрить, но язык не поворачивался; вид у старика был уже нездешний. Дома прощания появились в Америке в начале восьмидесятых годов прошлого столетия и первое время предназначались для безнадежно больных раком. Чаще всего туда переселялись еще относительно молодые люди, которые коротали последние дни в полном сознании своего неизбежного ухода из жизни. Знакомясь с периодикой того времени, Петр-Амая с интересом читал многочисленные статьи за и против этого нововведения. Одни считали, что это правильно, гуманно и научно. Другие же спрашивали: как можно отнимать у человека надежду? Как можно заранее хоронить еще живого человека? А если завтра, а быть может, даже в этот час или минутой позже раздастся ликующий возглас: открыто средство продления человеческой жизни! Открыта дорога к бессмертию! Мистер Ноблес, скиньте вашу изношенную телесную оболочку и выберите то, что вам подходит по душе, чтобы продолжить дальше вашу жизнь!

— Дамы и господа!

Все повернулись к хозяину дома.

На столике, на котором обычно развозили напитки для гостей, лежало несколько увесистых пакетов и папок.

— Мне доставляет громадное удовольствие передать мистеру Петру-Амае Теину, главному редактору книги о строительстве Интерконтинентального моста, некоторые архивные материалы, хранящиеся в нашей семье и собранные нашим незабвенным предком, прекрасным ученым и человеком Майклом Гопкинсом. Я хочу вам напомнить некоторые вехи из жизни этого замечательного человека. Родители Майкла Гопкинса — преподаватели древнееврейского языка Берлинского университета — были вынуждены бежать из этой страны в те годы, когда власть в Германии захватил Адольф Гитлер, ввергший затем мир в пучину второй мировой войны. Мальчику было около десяти лет, когда бежавшая из нацистской Германии семья обосновалась в Сиэттле. Здесь Майкл Гопкинс поступил в университет Джорджа Вашингтона и блестяще закончил его, специализируясь на скандинавских языках, в частности на исландском. Это был выдающийся лингвист своего времени. Несколько лет он совершенствовал свои знания в университетах уже послевоенной Германии, в Исландии. Возвратившись в Соединенные Штаты Америки, тогда еще молодой Майкл Гопкинс принял предложение Аляскинского университета и возглавил только что созданный центр по изучению местных языков Аляски. Он изучил главнейшие языки местных жителей штата, составил их грамматическое описание, опубликовал карту распространения языков коренных жителей Аляски. Другому этой работы и этой научной славы хватило бы на всю жизнь. Но Майкл Гопкинс продолжает работать, он обращается к языкам арктических народов Аляски и северной Азии. В те годы создаются письменные системы для эскимосского языка. Майкл Гопкинс широко использует опыт советской науки, представители которой создали письменность для более чем двадцати малых народов Севера еще на самой заре установления Советской власти. Таким образом, Майкл Гопкинс стоял у опор того невидимого культурного и исторического моста, который в наши дни завершается возведением Интерконтинентального моста двумя нашими дружественными странами. Майклу Гопкинсу принадлежат следующие слова: «Если так уж случилось исторически и географически, что наши обе великие страны соприкасаются только в районе Берингова пролива, то было бы прекрасно, если бы климат взаимоотношений, установившийся в этом районе на протяжении тысячелетий, оказывал благотворное влияние на климат отношений между нашими великими странами».

Оратор обвел взглядом гостей.

— Настало время, о котором мечтал Майкл Гопкинс. Климат Берингова пролива, сотрудничество в этом районе — вот символ наших взаимоотношений!

Послышались негромкие, но довольно дружные аплодисменты.

— В знак этого доброго времени позвольте передать мистеру Петру-Амае Теину коллекцию по культурам эскимосов и чукчей Советского Союза, а также письма писателя Евгения Таю к Майклу Гопкинсу. И, наконец, мне бы хотелось передать вам, мистер Петр-Амая Теин, репродукцию картины художника Аяхака «Обратная сторона Луны» с правом публикации в книге о строительстве Интерконтинентального моста!

Петр-Амая слушал и не мог отвязаться от мысли: что же на самом деле чувствуют эти люди, представители другого народа, другой расы, другой культуры, изучая, анализируя, постигая внутренний мир арктического человека? Проникают ли они на самом деле в сокровенные глубины сознания северянина, чувствуют ли они так же, как чувствует он, Петр-Амая? Да, среди них есть немало и впрямь знающих людей, крупнейших специалистов. Но может ли хоть один из них вдруг ни с того ни с сего затосковать по запаху дыма в яранге, по галечному берегу старого Уэлена, звукам птичьего базара и даже шороху льдин? Они тоскуют по другим вещам: по густому зеленому лесу, шуму листвы, по теплому ветру с полей. Да, они изучают культуру, историю, языки народов Арктики для науки… Что дала и дает наука о северянах, накопившая колоссальный объем знаний, скрупулезных сведений о самых незначительных оттенках жизни арктического охотника, ему самому, этому жителю пустынных и холодных пространств?.. И все же не будь Майкла Гопкинса, не было бы вот этого ценнейшего наследия, уместившегося в нескольких папках, лежащих на столике для напитков.

По наступившей выжидательной тишине Петр-Амая понял, что наступил момент, когда ему надо держать ответную речь.

Откашлявшись и зачем-то поправив воротник, хотя он был достаточно свободен, Петр-Амая начал:

— Имя Майкла Гопкинса хорошо знакомо жителям нашего берега точно так же, как эскимосы Аляски чтут и уважают имя простой русской учительницы Екатерины Семеновны Рубцовой. Она из тех прекрасных подвижников науки и просвещения, которые создали письменность для народов, в чьей истории долгое время отсутствовал этот важнейший элемент культуры. Арктические народы всегда отличались открытостью и дружелюбием ко всем другим народам. Правда, иногда эта открытость и доверчивость обходились им дорого. Готовность делиться со всеми, кто приезжал в стойбища и становища, не только кровом и пищей, но и всеми знаниями, добытыми в нелегкой борьбе с природой, сделала возможными впечатляющие успехи полярных экспедиций в начале и середине позапрошлого и прошлого веков. Правда, открытия, принадлежащие по праву народам Арктики, часто беззастенчиво присваивались так называемыми покорителями Севера. И когда наши народы встретили со стороны белого человека подлинную самоотверженность, готовность посвятить жизнь тому, чтобы арктический человек стал вровень с современностью, благодарность наша не имела границ. Такими людьми были многие, и в том числе Майкл Гопкинс. В этих папках лежат письма моего предка — Евгения Таю, человека, который много сделал для улучшения взаимопонимания людей разных рас еще в то время, когда наш мир находился в состоянии неопределенности, когда угроза исчезновения даже не цивилизации, а вообще человечества была реальностью. Большое спасибо вам за щедрость, я сделаю все, что в моих силах, чтобы это наследие послужило нашему общему благу.